Это был самый настоящий побег. Мы торопились на своем стареньком OPELе. Торопились так быстро, как позволяла всеобщая паника и разгром на улицах. Кто-то действительно громил магазины и выносил харчи и выпивку. В основном выпивку. Ничем их не прошибешь. Сила "халявы" сильнее инстинкта самосохранения. Тем временем вода подступала неумолимо. В некоторых местах приходилось почти плыть по фары в воде. В конце концов OPEL все-таки хлебнул воды. Гидроудар двигателя. Представляю, что там сейчас внутри! Какие-то чудаки предложили вытолкать нас из лужи за сто рублей. Они надеются, что это просто последствия ливня, и скоро вода сойдет и все будет как было. У каждого своя картина мира и свой масштаб восприятия действительности. Отдаю им кошелек. Дальше бежим по колено в воде. OPEL теперь навсегда останется в этой луже. Хорошо, что аэропорт на возвышенности и до него не более километра. Хотя при таком напоре вода там будет не более чем через час. Мы ошиблись. В здании аэровокзала воды уже по щиколотку. Плавают коробки с печеньем и рекламные буклеты "Приходите в duty free. Обладателям билета авиакомпании Кавминводы скидка 10%". Duty free, duty free — пошлина свободна. Нынче все свободны получить наработанное.
В аэропорту пустынно. Сюда собираются только наши. Никому не приходит в голову, что спастись можно на самолете. Впрочем, на этом самолете улететь могут только наши. Кого-то еще ждем, кто-то запаздывает. Раньше сказали бы: "Семеро одного не ждут". Здесь ждут. Инга спускается по трапу, поднимает руки вверх. Из нас только она может так работать с водой. Вода отходит от колес шасси. Инга прижимает ее к зданию аэровокзала, загоняет внутрь. Когда есть естественное препятствие, воду держать легче. Здание стеклянное, воды в нем уже метра полтора, как гигантский аквариум. Из подвалов пузырями пробивается воздух. Там большие пространства бомбоубежищ. Боялись бомб. Бомбы не прилетели. Пришла вода. Каждый боится того, что он может преодолеть. А то, что он преодолеть не может — отгоняет как нечто, чего никогда не может быть. А поэтому к невозможному и готовиться не нужно, сколько об этом ни предупреждай.
Наконец, прибежали последние наши и мы взлетаем. Сразу попадаем в плотный туман. Очень плотный, скорее это даже вспененная вода. Инга постаралась. Как же пилот разберется с маршрутом? Мне говорят: "Не беда, его навигатор — это интуиция". А все остальное уже не опасно, ведь ни других самолетов, ни диспетчеров, ни локаторов больше не осталось.
Садимся высоко в горах практически без взлетной полосы. Очень оригинальное пилотирование — так садятся тяжелые птицы, выставляя вперед лапы и направляя корпус и крылья поперек потока. На авиационных парадах этот трюк назывался "кобра Пугачева", оказывается, так можно садиться.
Здесь, в горах, у нас тайный схрон, что-то вроде пансионата. Здесь мы берегли наших стариков. Их не так много, всего человек десять. Все в белых длинных одеждах, абсолютно прозрачные, седовласые. Они для нас очень ценны, поскольку хранят все собранные нами знания, память и опыт. Все, что наработано нашей экспедицией, как-то сохранялось ими и теперь это нужно доставить по назначению. Мы готовим вездеходы и аккуратно переводим стариков туда.
Вдруг появляются люди. Они в горнолыжных комбинезонах. Альпинисты. Специально забирались в горы. Явно ищут нас. Они знают, что мы где-то здесь, но они нас не видят. Их человек шесть, ходят как сомнамбулы. Они бросают камушки с ленточками (я подумал, как в фильме "Сталкер") и пытаются по волнениям ленточки обнаружить наше присутствие. Они ходят по нашим вездеходам, не подозревая, что это транспортное средство. Первый из них уже рядом с нашей группой, он зовет: "Серго! Серго! Серго!" Один из наших встает ( видимо, он раньше был Серго) и идет навстречу зовущему. Мы кричим: "Брось, все равно они тебя не увидят!" К альпинисту подходит наш инструктор. У него в руке прибор. Я понимаю, что это лучевой или волновой гармонизатор. Инструктор прикладывает прибор к шее альпиниста. Разряд. Человек встряхивается, как бы просыпается. На этот разряд сразу потянулись остальные люди. Один из них подходит к инструктору и сам захватывает прибор ртом. Разряд. Этот тоже просыпается. Третий разряд в шею еще одному. Они обнимаются, целуются, радуются. Кто не получил разряд, старается прижаться к получившему. Они счастливы — кажется, это то, за чем они сюда вскарабкались.
Но нас они по-прежнему не видят. Мы в разных измерениях. Мы сворачиваемся и, оберегая стариков, уезжаем на базу. Я понимаю, что инструктор сделал это с людьми не из заботы о них. Ему было важно, чтобы они не помешали нашей работе. А наша работа была в том, чтобы вывезти стариков.
База — это горная деревня. Она полностью брошена жителями. Мы занимаем один дом. Большой одноэтажный дом, почему-то из красного кирпича. Моя задача — разложить на безопасном расстоянии запасы топлива. Это канистры, цистерны, баллоны. Еще мы занимаемся изготовлением защитных средств. Особенно для наших девушек, потому что не всем удалось вырастить себе волновой гармонизатор, как у инструктора. Если к нашей девушке с таким защитным средством приближается человек не подготовленный, то с расстояния ближе полутора метров его начинает трясти от комплекса собственной неполноценности, зависти и раздражения. Ближе может и вольтовой дугой шибануть.
К вечеру собирается большинство экспедиций. Мы сидим, обмениваемся впечатлениями и последними новостями. Кое-кто до подъема на гору был крупным политиком, мэром столичного города или возглавлял переворот. Сейчас все над ними подшучивают, что им приходилось заниматься такой ерундой. А вот инструктор — был кочегаром. Они тоже смеются, показывают газеты, где напечатаны их фотографии как политиков. У каждого свой путь. Главное — успеть на гору. А кто не успел, тот опоздал.
Сон смотрел П.О.Перечный с 13 на 14 марта 2002 года в Альпах.