Лекция 3.

История древних народов степи

 

В прошлой лекции мы говорили о начальной истории Великой Степи, но отвлеклись на конкретную метаисторию одного из ее регионов – Прамонгольскую метакультуру, которая трагически погибла, места ее обитания занесло песками, и даже памяти о ней не осталось. Однако на огромных степных просторах жизнь шла своим чередом. Первые люди, как мы уже говорили, появились тут в незапамятные времена. Еще в ледниковый период, когда не было и самой степи, здесь обитали охотники на мамонтов и длинношерстных носорогов. На берегах многочисленных благодатных ледниковых озер жили первобытные рыбаки и собиратели. Но... растаял ледник, высохли озера, вымерли мамонты и шерстистые носороги, и сформировалась Великая степь. Она стала раем для бесчисленных стад травоядных животных, но человеку нужно было заново приспосабливаться к принципиально новым условиям существования. Уже в бронзовом веке люди начинают приручение скота, и наряду с охотой и собирательством появляется скотоводство.

В бронзовом веке преобладало оседлое скотоводство. Наличие крупного рогатого и не-рогатого скота (овец, коров, лошадей и верблюдов) вынуждало местное население запасаться сеном. Сенокошение, заготовка кормов на зиму привели к развитию другого хозяйства — зернового. Так, уже в первом периоде бронзового века вместе с оседлым скотоводством появляется новая форма хозяйствования — земледелие: выращивание зерна, обработка почвы.

На втором этапе скотоводческой деятельности появляется новый вид скотоводства — кочевое, которое предполагает перемещение скота, пастухов, их семей и родов с места на место, в зависимости от наличия кормовой базы для скота. Были сезонные и другие перемещения. Пример: летом тепло и корм в изобилии в одной области, а зимой тепло и много корма в совершенно другой. В то время маршруты таких миграций не менялись на протяжении десятков столетий. Как правила, летние пастбища и зимовки были постоянными. Для каждого рода и племени маршруты кочевий были традиционными.

При полукочевом скотоводстве у этих хозяйств зимовки были устойчивые, хорошо организованные: землянки, скотные дворы и другие строения. Оно было распространено в степных, лесных и высокогорных районах, где пастбища находились не очень далеко, и кочевья проходили на небольших расстояниях. С зимовок они отправлялись на весенние травостои, затем переезжали с зимовок на летние пастбища и обратно без промежуточных остановок. Такие полукочевники понемногу занимались и земледелием. Они в пределах своих зимовок выращивали просо, ячмень, пшеницу.

Но климат восточной части Степи, где не было зимних глубоких снегов, позволял скоту круглый год питаться подножным кормом, не требовал заготовки сена и других кормов и привязки к определенному месту жительства. Так в конце третьего тысячелетия до нашей эры сложился совершенно иной образ жизни – кочевое скотоводство (номадизм). Термин «номадизм» происходит от греч. nomados – «кочующий», и в настоящее время широко используется не только в специальной литературе.

С появлением номадизма и началось настоящего освоения человеком Великой Степи. Внедрение кочевого скотоводства не могло не вызвать того, что мы сегодня именуем демографическим взрывом. Став хозяевами степи, номады получили столько земли, а значит и пищи, что в исторически очень краткий срок – двести пятьдесят-триста лет (но это пятнадцать-двадцать поколений) – освоившие кочевое скотоводство племена стали чрезвычайно многочисленными.

Нужно отметить, что кочевое скотоводство, требующее перемещение большого количества скота и больших групп людей, было невозможно без использования лошади.

Ни одно другое животное не заняло столь значительного места в развитии человеческой цивилизации, какое принадлежит лошади. Лошадь помогала человеку на протяжении всей истории, на лошадях пахали, охотились, перевозили грузы, воевали, они служили людям пищей и спасали жизни. А еще они объединяли пространство – без лошадей невозможно было бы возникновение древних империй. О некоторых из них – империях Великой Степи – мы и будем говорить в этом курсе.

В степи водились дикие лошади, человек на них охотился, употреблял их мясо в пищу и постепенно сделал их домашними животными. Долгое время лошадь использовалась как источник мяса, молока, шерсти, шкуры и т. д., и только позднее стала служить средством передвижения. Сначала лошадей использовали не как верховых, а как упряжных, которые тянули колесницы. Фрагменты самых древних колесниц с останками лошадей обнаружены на Южном Урале и датируются 2100 —1700 гг. до н. э. Приблизительно к этому времени люди научились ездить верхом. В некоторых культурах, например в кочевых, это сразу вытеснило боевые колесницы, потому что два всадника экономически выгоднее, чем колесничий и стрелок на колеснице. Одомашнивание лошадей по сравнению с одомашниванием коз, овец и коров, в первую очередь было обусловлено их неприхотливостью, способностью пастись круглый год и добывать себе пищу даже из-под снега.

Предполагается, что одомашнивание началось 5—6 тыс. лет назад. Интересна история происхождения лошадей. Долгое время родиной семейства лошадиных считалась Евразия, но в последние годы большинство ученых склонились к мнению, что лошади родом из Нового Света. Лошадиные появились в Северной Америке около 4 млн. лет назад. Палеонтологам известно около 50 разных видов ископаемых лошадиных, обнаруженных в Западном полушарии.

Каким образом предки современных лошадей, ослов и зебр попали в Евразию? Они прошли через перешеек, который когда-то был на месте современного Берингова пролива, и произошло это, скорее всего, в ледниковый период. При оледенении не только значительная часть Северного полушария Земли покрывалась ледником, но и понижался уровень воды в Мировом океане. Строго говоря, оледенений было несколько: так, 800 тыс. лет назад произошло Гюнцское оледенение, 500 тыс. лет назад — Миндельское, 250 тыс. лет назад — Рисское.

По этому перешейку, собственно, и попали в Новый Свет предки американских индейцев. Хотелось бы сказать, что Человек и Лошадь удивительным образом пересеклись в одном месте, двигаясь при этом навстречу друг другу, — но здесь нельзя торопиться с выводами, сколь романтично-привлекательными они бы ни казались. Если и можно сказать, что пути Человека и Лошади пересеклись, то произошло это лишь в пространстве, а не во времени. Люди пришли в Северную Америку примерно 14 тыс. лет назад, лошади же попали в Евразию гораздо раньше, около 750 тыс. лет назад. Палеонтологи высказывают мнение, что миграция лошадиных происходила в несколько волн: первыми перекочевали предки современных зебр, а затем следующая волна непарнокопытных вытеснила их из Евразии в Африку.

Пересеклись ли первые люди и лошадиные непосредственно в Северной Америке? Скорее да, чем нет. Самая ранняя доколумбова культура в Новом Свете датируется 11–11,5 тыс. лет назад. Но похоже, предки индейцев только охотились на лошадей и не пытались использовать их для езды, хотя пока об этом нельзя говорить с полной уверенностью.

В эпоху плейстоцена (2,5 млн. лет назад — 117 тыс. лет назад) Европа и Северная Америка были покрыты льдом. По их просторам ходили первобытные люди, шерстистые носороги и саблезубые тигры. Как мы уже сказали, периодически случались оледенения. О том, как именно они происходили и чем каждое оледенение отличалось от остальных, сложно что-либо сказать. Известно лишь, что 70–10 тыс. лет назад произошло Вюрмское оледенение, которое привело к катастрофическому вымиранию множества видов животных в Северной Америке. Ледник сформировал вокруг себя холодную и сухую тундро-степь. Возможно, смена экосистем происходила слишком быстро и очень многие животные не успевали приспосабливаться к новым условиям. В число вымерших за тот период видов попали и лошадиные, хотя, возможно, и не все их виды. Однако примерно 8 тыс. лет назад лошади в Новом Свете полностью исчезли.

В период с 30 тыс. до 10 тыс. лет до н. э. лошади расселились по Старому Свету от Пиренеев до Скандинавии и степей Евразии. Итак, семейство лошадиных зародилось в Новом Свете, но выжить там его представителям не удалось. Миссия их одомашнивания выпала на долю жителей Евразии.

Как считается, одомашнивание лошади произошло сравнительно недавно, 5–6 тыс. лет назад. Многие ученые ориентируются на останки лошадей в человеческих захоронениях: коль скоро такие останки есть, значит, скорее всего, лошадь была культовым животным — и, следовательно, домашним. Следующий важный вопрос касается точного места одомашнивания лошади в Евразии.

В качестве региона одомашнивания лошади археологи называют территорию современной Украины, Казахстан, Восточную Европу, Западную Европу, Ближний Восток. В наше время большинство сходится во мнении, что оно произошло где-то в степях Евразии. Основная область археологических находок, в которых можно увидеть какие-то первые признаки одомашнивания лошади, — это пространство от Днестра до Алтая, где лошадь использовалась в похоронных обрядах. Для многих древних культур лошадь была как-то связана с миром мертвых. Была она при этом домашней или дикой, с уверенностью, увы, сказать нельзя. Почему останки лошади оказывались в могиле? Она может быть как ездовым животным для путешествия в загробный мир, так и источником пищи или вообще тотемом, хранителем, сопровождающим человека в страну мертвых.

Самый сложный момент в данном случае — определить, что найденные останки принадлежат именно домашней лошади, а не дикой. По каким же признакам и находкам археолог может однозначно сделать подобный вывод? В биологии есть понятие доместикационных признаков, которые присущи только домашним животным. Обычно это увеличение размеров тела, изменение волосяного или перьевого покрова и окраски (особенно появление белых отметин). Об одомашнивании могут также говорить следы использования некоторых продуктов животного происхождения, которые нельзя постоянно добывать в результате охоты, — молока, шерсти. Впрочем, на такие признаки очень сложно ориентироваться, когда речь заходит о лошади. Назначение этого животного не столько служить источником пищи и материалов (мясо, молоко и кумыс, шкура, конский волос), сколько нести всадника и двигать телегу. Поэтому выводить лошадей с уменьшенной мышечной массой человеку невыгодно. С другой стороны, покровный волос лошади — это не овечья или козья шерсть, из которой делали ткани, а саму шкуру или длинный волос гривы и хвоста можно использовать и от дикого животного, поэтому не было объективной необходимости специально селекционировать лошадей по качеству их покровного волоса. 

Однозначным признаком одомашнивания лошади является обнаружение каких-то остатков снаряжения, прежде всего уздечки. Уздечка — это первая примета использования коня; обойтись без нее нельзя, так как с ее помощью управляют этим довольно крупным и сильным животным. Однако помимо уздечки конники используют еще и недоуздок — упрощенный вариант узды, без удил во рту. В наше время с его помощью лошадь выводят из конюшни, например, чтобы отвести ее на пастбище. Нельзя исключать, что недоуздок исторически старше уздечки, что это было первое приспособление для управления конем — при помощи не удил, а просто ремней, охватывающих голову животного.

На то, чтобы обнаружить другое полезное свойство лошади — ее способность быстро бегать с всадником на спине, — ушло еще как минимум тысячелетие. Первым элементом конной сбруи стала узда, необходимая для управления животным. Некоторое время первые всадники ездили без седла либо ограничивались подложенными циновками и шкурами для более комфортного сидения.

К «лошадиной» теме мы еще будем возвращаться, хотя бы когда речь пойдет о скифах с их знаменитым «звериным стилем»

Пока же вернемся к людям – обитателям Великой Степи. Как уже говорилось, с появлением номадизма – кочевого скотоводства – количество населения стало возрастать в геометрической прогрессии.

В конце первого тысячелетия до нашей эры из доисторических популяций на востоке Евразийской степи начали формироваться крупные государства. Хунну была первой исторически задокументированной империей, основанной скотоводами, а её создание считается переломным событием в социально-политической истории не только этого региона.

Первоначально Хунну (китайцы называли их «сюнну»), которые считаются предками хорошо известных нам гуннов, были союзами кочевых племён, которые в ХII-ХI вв. до н. э. сложились на южной окраине пустыни Гоби. Своей письменности они не имели, насчет истории не особенно заморачивались, но, обитая рядом с Китаем, не могли не быть замечены китайскими летописцами. Впервые хунны упоминаются в китайской истории под 1764 г. до н.э. Следующие упоминания о них идут под 822 и 304 гг. до н.э. Почти полторы тысячи лет истории хуннов остаются в глубокой тени. Сведения об этих временах может дать археологии Сибири.

Во II тысячелетии до н.э. в Южной Сибири, как считают археологи, на территории Прибайкалья обитала группа родственных друг другу племен, которые могли быть скорее всего предками современных эвенков, эвенов или юкагиров. Культура их была чрезвычайно близка к культуре обитателей верховьев Амура и Северной Маньчжурии, а также Монголии, вплоть до Великой китайской стены и Ордоса. Не исключено, следовательно, что вся эта обширная область была заселена родственными друг другу по культуре племенами охотников и рыболовов неолита и ранней бронзы, вероятно, говорившими на родственных друг другу племенных языках. Позднее с южной частью этих племен столкнулись и перемешались некоторые предки хуннов. Западную половину Южной Сибири и Казахстан до Урала с 1700 по 1200 г. до н.э. занимала культура. носители которой принадлежавшие к белой расе, в XVIII веке до н.э. они овладели Минусинской котловиной. Они были земледельцами и оседлыми скотоводами; из металлов они знали бронзу, в их могилах сохранились многочисленные изящно орнаментированные глиняные сосуды. Но не они играли первую роль в Южной Сибири во II тысячелетии до н.э.

На окраине Гоби, в «песчаной стране Шасай», как ее называли китайцы, обитали динлины. Они же населяли Саяно-Алтайское нагорье, Минусинскую котловину и Туву. Тип их характеризуется следующими признаками: рост средний, часто высокий, плотное и крепкое телосложение, продолговатое лицо, цвет кожи белый с румянцем на щеках, белокурые волосы, нос, выдающийся вперед, прямой, часто орлиный, светлые глаза. Эти выводы, построенные на основании письменных источников, нашли себе подтверждение и в археологии.

Около 1200 г. в Минусинских степях появляется новая, карасукская культуру, принесенная переселенцами с юга из Северного Китая, с берегов Желтой реки. Впервые в Западную Сибирь проникает китайский стиль. Это не просто заимствование. Вместе с новой культурой в могильниках появляется новый расовый тип – смесь монголоидов с европеоидами, причем европеоиды брахикранны (т.е у них относительно короткая и широкая форма головы, приближающаяся к округлой), а монголоиды узколицы и принадлежат к дальневосточной расе азиатского ствола, которая сложилась в Северном Китае в эпоху Яншао. Внешне представители ее напоминают современных узбеков, которые тоже являются продуктом смешения европеоидного и монголоидного компонентов. На месте они перемешались в свою очередь, но в Южную Сибирь переселился уже смешанный народ. К узколицым южным монголоидам примешан европеоидный брахикранный тип.

Но китайцы считали именно эту длинноголовую расу динлинами, а Саянские горы называли «Динлин». Динлины исчезли с исторической арены в середине II века н.э. Южная ветвь динлинов, кочевавшая к югу от Саянских гор, перемешалась с предками хуннов, и не случайно китайцы внешним отличительным признаком хуннов считали высокие носы. Когда китайский военачальник Ши Минь (период Шестнадцати царств в Китае) приказал перебить всех хуннов до единого, в 350 г. «погибло много китайцев с возвышенными носами».

Китайская история сохранила описание жизни ху, предков хуннов, в доисторический период их жизни. Основные сведения об этом народе дошли в изложении «отца китайской истории» знаменитого летописца Сыма Цяня, жившего в конце II - начале I веков до н. э. -- он посвятил им одну из глав своего огромного труда «Исторические записки», она так и называется «Сюнну ле чжуань» («Повествование о сюнну»). Кроме того, сообщения об этом народе разбросаны и по другим главам его сочинения. Труд Сыма Цяня продолжил летописец Бань Гу, который в свою «Историю ранней династии Хань» тоже включил отдельное «Повествование о сюнну» (сюнну – китайское название хунну). В этом описании ху мало похожи на исторических хуннов по социальному строю, но близки к ним по бытовым черточкам. В древности, по-видимому, никакого государственного устройства у хуннов не было. Отдельные семьи кочевали по степи со стадами, состоявшими из лошадей, крупного и мелкого рогатого скота и в меньшей степени верблюдов и ослов. Кочевой быт отнюдь не предполагал беспорядочного блуждания по степи. Кочевники передвигались весной на летовку, расположенную в горах, где пышная растительность альпийских лугов манила к себе людей и скот, а осенью спускались на ровные малоснежные степи, в которых скот всю зиму добывал себе подножный корм. Места летовок и зимовок у кочевников обычно строго распределялись и составляли собственность рода или семьи. Так было и у хуннов.

Древние ху, в свое время принявшие в свою среду две волны изгнанников из Китая, были народом весьма примитивным, не только лишенным государственной организации, но даже еще не имевшим потребности в ней. Заслуга их перед культурой лишь в том, что, освоив кочевое скотоводство, они сумели перебраться через пустыню – «песчаное море» Гоби, т.е. открыли Сибирь, как их современники-финикийцы, научившись плавать по морю, открыли Европу. Оба открытия были важны для судеб истории, и трудно сказать, какое из них более значительно. Данные китайских хроник, подтвержденные и археологией, описывая брачные обычаи и непочтительное отношения к старшим, говорят об отсутствии семейных традиций, а к этому может привести лишь резкое ухудшение условий жизни, когда все слабое обречено на гибель. Бедность, постигшая предков хуннов, была такова, что все силы уходили на поддержание физического существования, и традиции умирали вместе со стариками.

Становление хуннов

Истории ничего не известно о войнах между кочевниками ху и государством Шан-Инь. Однако археологический материал указывает на тесное общение Китая и степняков в эту эпоху. Не исключена возможность, что крупных столкновений между ними не было, так как, с одной стороны, «варвары» еще были слабо организованы, а с другой – и у тех и у других был общий враг – растущая мощь княжества Чжоу.

Для степных народов, не меньше чем для самого Китая, торжество чжоуского вана оказалось событием, определившим их историю. Еще до восстания княжество Чжоу было заслоном Китая против северных племен. Около 1158 г. Вэнь-ван напал на хяньюней и «устрашил их». У-ван, постоянно сражаясь, покорил северных «варваров», т.е. жунов, и, видимо, так стеснил степных ху, что они сочли за благо удалиться от китайской границы, а путь был только один – на север.

Необходимо отметить, что хунны XII веке до н.э. весьма значительно отличаются от своих предков. Около 1200 г. до н.э. можно считать временем создания хуннского царства. В это время хунны населяли степи от Хэбэя до озера Баркуль и уже делали набеги на Китай. Описание их быта и порядков показывает на значительный прогресс. «Они не имеют домов и не обрабатывают землю, а живут в шатрах... Они уважают старших и в установленное время года собираются, чтобы упорядочивать свои дела». Поэтому отнюдь не удивительно, что, переправившись через пустыню, они получили перевес над разрозненными местными пламенами.

Приблизительно около 1200 г. до н.э., как уже отмечалось, совершился первый переход южных кочевников через пустыню Гоби; с того времени пустыня стала проходимой, и хунны освоили оба ее края. Прежде всего возникает вопрос, почему именно в этот период переход через «песчаное море» оказался возможным. По-видимому, хуннское кочевое скотоводство развилось уже настолько, что хунны в поисках пастбищ двинулись на север, причем это же самое скотоводческое хозяйство обеспечило их достаточной тягловой силой. Наскальные рисунки запечатлели тот «корабль», на котором предки хуннов перебрались через «песчаное море». Это крытая кибитка на колесах, запряженная волами, ибо для лошадей она слишком тяжела и неуклюжа. Кроме того, на рубеже II тысячелетия до н.э. произошли очередные перемены климата и связанные с ним изменений в распределении ландшафтов. Возможно, что именно в это время начался процесс похолодания и небольшого увлажнения климата, закончившийся к середине I тысячелетия до н.э. Засушливый период стал заменяться субатлантическим влажным, и соответственно должны были сдвинуться границы пустыни Гоби. В тот период должно было увеличиться и число озер, тянущихся поясом от нижнего Поволжья, через Казахстан и Монголию, до Хингана (сухость климата и озерность – взаимосвязанные географические явления). Вместе с этим «таежное море» начало наступление на юг. Лесостепи превратились в дремучие чащи, и это подорвало экономическую базу обитателей Сибири. Обстоятельства сложились в пользу южных кочевников, которые сумели ими воспользоваться. Письменные источники не сохранили следов тысячелетней борьбы за степь, но к III веку до н.э. хунны уже были хозяевами всех степных пространств от пустыни Гоби до сибирской тайги. На берегах Енисея и Абакана рядом с бревенчатой избой появилась круглая юрта кочевника. Вместе с культурным произошло и расовое смешение: в эту эпоху, именуемую карсукской, в погребениях начинает появляться монголоидный, узколицый северокитайский тип и европеоидный брахикранный южного происхождения.

Но если хунны повлияли на аборигенов Южной Сибири, то последние не в меньшей мере повлияли на них. Жизнь неолитических рыбаков конца каменного и начала бронзового века на Ангаре и верхней Лене вовсе не была такой мирной и тихой идиллией, какой ее изображали раньше... Постоянные межродовые и межплеменные войны обычны, как известно, в условиях родового быта. Целью войн было приобретение рабов для того, чтобы избавить себя и жен от тяжелых хозяйственных забот, и добывание „богатства“. Однако „богатство“ имело совсем не тот смысл, который вкладываем в этот термин мы. Эти „ценности“, по существу, не имели никакого значения в повседневной жизни. Они были предметом гордости владельцев, но лежали в амбарах, как мертвое сокровище... Это были обработанные куски нефрита, морские раковины, перламутр и т.п. вещи, блеском радовавшие глаз (и, возможно, имевшие ритуальное значение), но не приносившие реальной пользы». Культурные связи древних обитателей Прибайкалья тянутся к Южной Маньчжурии и Северо-Восточному Китаю. Здесь прослеживается обмен главным образом украшениями из нефрита (диски, кольца, полудиски), бусами, морскими раковинами и, что особенно важно, металлическим сырьем. На основании данных археологии можно заключить, что во II тысячелетии до н.э. существовал самостоятельный культурный комплекс на территории от Ангары до Уссури. Прибайкальские племена во II тысячелетии и в начале I тысячелетия до н.э., жили в условиях патриархально-родового строя с существованием рабства, причем рабы, добываемые путем пленения и покупки, использовались для трудоемких и неприятных работ, а также для кровавых жертвоприношений. Хунны в то время были примитивнее аборигенов этих мест и, следовательно, должны были воспринять многое из их культуры. Действительно, уже в III веке до н.э. у хуннов наблюдается патриархально-родовой строй и бытовое рабство.

Хотя история хуннов с 1200 до 214 г. до н.э. (за малыми исключениями) не освещена письменными источниками, но за 1000 лет должно было произойти немало событий, и по аналогиях можно сделать некоторые предположения относительно этнографии хуннов.

Археологическими исследованиями установлено, что по всей Южной Сибири в бронзовый век существовал обычай соумирания жены или наложницы и захоронения ее в могиле мужа. Но, кроме того, обнаружены также и мужчины, принесенные в жертву. Это можно трактовать как обычай «туом», очень древний обряд вызывания духа войны путем пролития крови. Этот обычай существовал у нижнеленских племен, и память о нем сохранилась поныне. Человека расстреливали «тысячью стрел»: считалось, что пролитая кровь даёт расположение и помощь бога войны. Желательно было использовать знатного пленника, но если его не удавалось добыть, то брали преступника. По окончании войны убивали кого-то из пленников как благодарственную жертву. Лев Николаевич Гумилёв предполагает, что жертвы приносились не богу войны, а кровожадным духам предков, чтобы заручиться их поддержкой.

Однако необходимо отметить, что Сыма Цянь, быть может, отнес в глубокую древность некоторые черты хуннского быта, привычные для него настолько, что он не представлял, чтобы могло быть иначе. Думается, что он преувеличил роль кочевого скотоводства в экономике ху, но отрицать полностью скотоводство у степняков Внутренней Монголии эпохи неолита было бы неосновательно. Вопрос лишь в том, до какой степени это скотоводство было кочевым.

Наиболее важны для характеристики этого периода истории хуннов следующие его замечания: «Могущие владеть луком все поступают в латную (?!) конницу... каждый занимается воинскими упражнениями, чтобы производить набеги... Сильные едят жирное и лучшее; устаревшие питаются остатками после них. Молодых и крепких уважают, устаревших и слабых мало почитают... Обыкновенно называют друг друга именами; родовых прозваний и проименований не имеют».

Все это свидетельствует о каком-то ослаблении родовых связей, о господстве физической силы над обычаем и традициями. Особенно важно, что в эпоху родового строя источник отмечает отсутствие родовых прозваний, тогда как для поздней исторической эпохи он ясно констатирует полное торжество родовых взаимоотношений. Можно предположить, что вышеприведенные замечания относятся к какому-то периоду, когда предков хуннов связывала не общность происхождения, а общность исторической судьбы.

Но ослабление родовых связей должно было иметь свои причины тем более потому, что наряду с указанными явлениями мы наблюдаем институты и обычаи, бесспорно относящиеся к родовому строю. Например, формой брака была не парная семья, а многоженство, причем жены переходили в числе прочего имущества по наследству: мачехи к сыну, невестки к брату, что характерно для патриархально-родового строя. Было бы неверно рассматривать это только как приниженное положение женщины; часто форма брака гарантировала женщину от нищеты в случае вдовства, так как новый муж обязан был предоставить ей место у очага и долю в пище, и не мог бросить ее на произвол судьбы. Все вместе указывает на какой-то прерванный исторический процесс, протекавший, скорее всего, еще тогда, когда хунны жили внутри Китая.

В дальнейшем отряды хуннов продвигались на Север. Западный, переваливший за Саяны, оказался окруженным воинственными динлинами и изолированным от основной массы своих соплеменников. Как бы ни шла борьба, но победили динлины.

Не то было на востоке. Близкие по крови к хуннам и менее организованные прибайкальские племена подчинились им, и к III веку до н.э. вся Центральная Монголия и степное Забайкалье составили основную территорию хуннов. Борьба за степные просторы заняла, видимо, около 300 лет, и в Китае все это время про хуннов не было слышно. В эти 300 лет формировался новый народ, смешиваясь с аборигенами и совершенствуя свою культуру (например, технику бронзы). А в Китае за это же время династия Чжоу разложилась и пришла в упадок. Но, кроме китайцев, у хуннов было еще немало других соседей. Мы не будем их всех перечислять, а перейдем в взаимоотношениям с Китаем.

Первое вторжение хуннов в Китай произошло в конце IX века. В Китае чжоуские ваны уже теряли свою мощь, и ван Сюань стал опасаться недовольства своих подданных, склонных к мятежу. В это время впервые и показали себя миру хунны, которых китайская поэзия окрестила «небесными гордецами», а грубая проза – «злыми невольниками».


Первый исторически достоверный конфликт Китая с хунну описан в одной из песен Ши-Цзин. В июле 823 года до н. э. хунну неожиданно вторглись в Китай и захватили города: Цяо, Ху, Хао, Фэнь. Сюань-ван (827—782 до н. э., 12-й ван Западной Чжоу) собрал войско, в том числе боевые колесницы, и разгромил хунну.

Не совсем ясно, был ли это просто удачный грабительский набег или серьезная война, рассчитанная на захват территории. Первое вероятнее, но и в этом случае, видимо, действовали большие и организованные массы. Для отражения противника Китаю потребовалась мобилизация, и все-таки война была нелегкой.

Тем более странно, что после этого хунны опять не упоминаются около 500 лет. Очевидно, их оттеснили на север жуны (племена, обитавших вдоль северных и северо-западных границ империи Чжоу, традиционно рассматриваются как протомонгольские).

В период V–III вв. до н. э. складывается «ядро» хуннской политической организации общества, на основе которой впоследствии произошло образование кочевой империи. И хотя с XII и почти до конца III в. до н.э. история древних хуннов никак не освещена письменными источниками, но это не значит, что ее не было. Вероятно, этот период включает в себя и борьбу за гегемонию в степи, и последующую долгую консолидацию народа. Возникновение такого крупного политического образования, как Хуннская держава, предполагает существование определенной этнополитической базы, на основе которой в течение некоторого времени складывались предпосылки для последующей политической интеграции в имперскую конфедерацию

К III в. до н.э. хунны представляли собой внушительную силу, контролируя Великую Степь от Алтая на западе до Большого Хингана на востоке и от Байкала на севере до китайских царств на юге. Согласно китайским летописцам хунну начали набеги еще в эпоху Чжоу и Цинь. Периодически они усиливались, временами ослабевали. Еще в середине III в. до н. э. хунну представляли большую угрозу для южных соседей и успешно грабили приграничные районы китайских царств. Однако в 81-м цзюане «Ши Цзи» («Исторические записки» историографа империи Хань Сыма Цяня) сообщается, что Ли My разбил хунну и уничтожил более 100 000 хуннских всадников. Скорее всего, достижения китайского полководца сильно преувеличены, но, возможно, косвенно это свидетельствует о силе хуннского объединения в указанную эпоху.

Правда, эта Хуннская держава была хотя и большой, но рыхлой. Ей руководили двадцать четыре хуннских родовых старейшины, которые выбирали из своей среды формального верховного главу – шаньюя – не обладавшего, однако, реальной полнотой власти. Нужна была личность, способная объединить аморфную недоимперию. И в конце III в. до н.э. такой человек появился. Это был старший (и нелюбимый) сын шаньюя Туманя – Модэ.

Но это была уже сложившаяся централизованная политическая система с существующей социальной стратификацией, разработанной иерархической системой, сложившимися институтами высшей власти и принципами наследования и т.д. Исследования китайских археологов хуннских памятников во Внутренней Монголии в период «борющихся царств» показывают, что уже в эту эпоху в хуннском обществе существовали значительные социальные различия, прослеживаемые в погребальном обряде. Погребения кочевой аристократии и вождей содержали многочисленные украшения из золота и бронзы (только в одном из могильников было 218 предметов общим весом более 4 кг), встречаются предметы, специально сделанные для вождей (пластина с надписью титула «шао фу», украшения для церемониальной шапки, которые носили хуннские вожди, и др.).

Следовательно, сложная политическая система сложилась у хунну еще до возникновения державы Модэ на рубеже III–II вв. до н. э. Что же тогда послужило причиной к консолидации степных племен в единую кочевую империю? Основной причиной стало создание мощного Китайского государства.

В течение многих столетий древние китайцы и северные «варвары» соседствовали друг с другом. Периоды мирных торговых связей сменялись войнами между ними, набегами степняков и наоборот. Однако на протяжении многих веков кочевники не нуждались в империальной власти. Для этого не было никакой необходимости. Почему же хунну создали на рубеже III–II вв. до н. э. свою степную империю?

Главная причина образования первой в истории Центральной Азии кочевой империи находилась за пределами степного мира. К середине I тыс. до н. э. на Среднекитайской равнине сложились реальные предпосылки для формирования единого древнекитайского этноса. К этому времени жители практически всех древнекитайских царств осознали себя единым народом (хуася), который отличен по языку и культуре от окружающих «варваров». Чуть позже национальное единство было подкреплено политическим объединением. Лидерство в этих процессах принадлежало царству Цинь. В 228 г. до н. э. было разгромлено царство Чжао, в 225 г. пало царство Вэй, через два года — Чу, еще через год — Янь. В 221 г. до н. э. было покорено царство Ци и, наконец, были завершены кровопролитные междоусобные войны V–III вв. (период «Воюющих царств») и впервые в истории Поднебесной было создано централизованное общекитайское государство — империя Цинь.

Появление мощного соседа на Среднекитайской равнине грозило хунну и другим номадам серьезными проблемами. Раньше, в период «воюющих царств», китайцы главным образом были заняты внутренними проблемами, а кочевники могли время от времени совершать успешные набеги на юг либо торговать с земледельцами, чтобы получать необходимую скотоводам ремесленно-земледельческую продукцию. Теперь же номадам противостояло единое мощное экспансионистское государство. Это государство имело прочную централизованную экономическую базу, обладало многочисленной вымуштрованной армией с опытными военачальниками и вело активную внешнюю завоевательную политику. Таким образом, баланс сил между «севером» и «югом», между номадами и Поднебесной изменился явно не в пользу кочевников. С этого времени начинается принципиально новый этап во взаимоотношениях между Китаем и Степью.

Хунну быстро почувствовали последствия объединения Китая. Уже в 215 г. до н. э. по приказу правителя Цинь военачальник Мэн Тянь возглавил громадную армию численностью, по разным китайским источникам, от 100 до 500 тыс. человек и отвоевал у кочевников Ордос, славившийся своими тучными пастбищами. Китайские источники сохранили выразительную характеристику данных земель, изложенную, правда, в докладе более позднего времени, который представил один из придворных ханьскому императору Юань-ди: «С востока на запад более 1000 ли тянутся горы Иньшань, покрытые роскошной травой и густым лесом, изобилующим птицей и зверем. Именно среди этих гор шаньюй Маодунь нашел себе прибежище, здесь он изготовлял луки и стрелы, отсюда совершал набеги, и это был его заповедник для разведения диких птиц и зверей»

После побед Мэн Тяня кочевники не могли поить своих коней в Хуанхэ и были вынуждены отступить в степь. Жители пограничных территорий утверждали, что потеря Ордоса явилась для номадов тяжелым моральным ударом: «После того, как сюнну потеряли горы Иньшань, они всегда плачут, когда проходят мимо них». На отвоеванных территориях Мэн Тянь построил более 40 крепостей, воздвиг мощные фортификационные сооружения по берегам Хуанхэ, проложил дороги, связывавшие Ордос с внутренними районами государства. Занятые земли были разделены на 34 уезда, которые заселили переселенцами с юга и преступниками, сосланными на границы империи.

Самым впечатляющим мероприятием этой кампании явилось строительство Великой китайской стены (ванми чанчэн — «стены длиной в 10 тыс. ли»), которая, по замыслу Цинь Ши-хуаньди, должна была стать надежным барьером на пути волн варварских набегов с севера. На ее сооружении трудилось громадное количество солдат, осужденных преступников, государственных рабов и крестьян-общинников, принудительно мобилизованных на работы со всех провинций империи.

В целом попытка Цинь Ши-хуаньди решить «северный вопрос» посредством активной экспансии не принесла особенного успеха. Его попытки разом расправиться с кочевниками оказались в конечном счете обреченными на неудачу. Номады вместе с семьями и скотом легко ускользали от императорских армий. Не принесла задуманных результатов и колонизация Ордоса. Тучные ордосские пастбища, по которым еще долго тосковали хуннские пастухи, оказались плохо пригодными для земледелия. Многочисленные усилия по распахиванию земель пропали даром. Природа не любит бездумных экспериментов. Наконец, сооружение Великой китайской стены (вкупе с другими крупномасштабными строительными проектами Цинь Ши-хуаньди) обошлось нации ценой чудовищного перенапряжения сил, что в конечном счете привело империю к гибели.

Для осуществления успешного противостояния Китаю и/или внешней экспансии (с целью получения земледельческо-ремесленной продукции) кочевникам была необходима интеграция большого количества населения, рассеянного по огромным степям, в единый военно-политический механизм. Для этого нужна была сильная власть. А это было возможно только с появлением среди кочевников яркого харизматического лидера. Таким лидером у хунну стал шаньюй Модэ. В следующей лекции мы рассмотрим его биографию более подробно.

 

Медитация 7-й Мастер:

ЭРЭО СООК

ТООН ТУММ

РА КООТ

ЭО ТЕРЦ

ВЕНУС ХОХ