Лекция 8

Византийская традиция

 
Мы говорили о разных сторонах жизни Византийской империи, об ее истории и метаистории до XI века – именно к этому времени практически полностью сформировалась Византийская метакультура – как часть общехристианской метакультуры. К 1025 году – году, когда окончательно произошла Великая Схизма (формальный раскол между Восточной и Западной Церквями) на Тонком плане оформилось и разделение Православной и Католической метакультур. Они по-прежнему имели общий трансмиф, но их затомисы, еще сообщающиеся между собой в самой верхней, более многомерной части, уже на уровне перехода от Мутабельного к Тоническому слою отделились друг от друга (напомню, что на этом примерно уровне выделилось еще несколько направлений христианства – например, монофизитская Армянская Церковь). Самая нижняя «точка» -- первичный кармический массив Христианства – тоже была общей, но из него под воздействием принципа эгрегориальности уже выделились отдельные кармические массивы этих Церквей, и началось формирование их более жестких, но зато более прочных и отчетливых кармических клише. Параллельно формировались и кармические клише эгрегоров, как бы «вложенные» в церковные, и под воздействием разных видов эгрегориальных субстанций («религиозной» и «государственной») началось формирование самих эгрегоров.
У Восточной (Православной») Церкви дела пошли лучше, и к IX –X векам Империя, как мы говорили на прошлых лекциях, достигла своего расцвета. Сформировался мощный, хорошо структурированный эгрегор – опора метакультуры, который, в свою очередь, опирался на сложившийся к этому времени комплекс традиций.
О традициях мы сегодня и поговорим. Процесс рождения новых традиций был длительным и очень сложным. Прежде всего, вспомним, какие народы со своими традициями были включены в имперский эгрегор.
  1. Евреи. Евреем был сам Иисус, евреями были апостолы, и первоначальное распространение христианства происходило среди евреев. Апостолы и ученики, приходя в тот или иной город, приходили в местную еврейскую общину, учили в синагогах. Хотя уже со времени апостола Павла началась и проповедь среди «язычников». Напомню, что уже в Раннее Средневековье еврейский эгрегор в целях самосохранения сформировал очень прочную границу и очень жесткие традиции, причем ухитрялся в течение почти двух тысячелетий поддерживать их жизнеспособность благодаря продолжавшей действовать (проводить токи) оси еврейской метакультуры.
  2. Первоначально «язычники» были преимущественно греками и римлянами, точнее – жителями Римской империи, также со своими очень разнообразными традициями.
  3. Язычники неримского происхождения, включенные в состав Византийской империи позднее – в том числе славяне.
Можно себе представить, сколько разнообразных традиций необходимо было как-то интегрировать! И это все-таки удалось – к X веку сложилась собственно Православная Традиция. Хотя у нее имелось несколько «боковых ветвей» и множество включенных в нее локальных традиций разного масштаба, глубины и высоты. И нравится нам это или нет – без наличия мощного государственно-церковного эгрегора сделать это было бы невозможно. Четко определенный законами империи жизненный уклад способствовал выработке привычек, которые со временем, в следующих поколениях становились традициями. Менялись ментальные установки, формировалась новая система ценностей, иные моральные нормы.
Когда мы говорили о раннем Христианстве, мы отмечали, какое огромное впечатление производило на язычников «мученичество» первых христиан, их стремление к «Миру Горнему», их презрение к смерти. Когда христианство стало государственной религией, на смену мученикам пришли христианские подвижники, сознательно оказывающиеся от всех радостей жизни – монахи, отшельники, в том числе всячески истязающие свою плоть столпники. Многие из них со временем обретали дар чудотворения, прозорливости а некоторые обладали ораторским или литературным даром и т. п., и все это производило на людей огромное впечатление, обращая в христианство или укрепляя в вере множество людей.
Мы уже говорили о том, какую важную роль в укреплении и распространении Христианства играло искусство. Но в Византии существовала еще и литература.
Византия – это великая образованность. Это не только Святые Отцы, это и императорские скриптории, и монастыри, которые специализировались на богословии, на умозрении, на молитвенном подвиге, который они обязательно фиксировали. Это многочисленные аскетические сочинения, поэтические сочинения. От Византии остались замечательные рукописи (их, к сожалению, не так много). Удивительная каллиграфия, необыкновенной красоты картинки, иллюстрирующие текст, да и сам текст представляют собой просто произведение искусства. Они дают великолепную гармонию – гармонию внешнего оформления и содержания. Книга для византийца – образ мира, книга – образ храма, книга – слово, которое является миру. А Слово воплощенное, сам Христос, являет собой красоту. Поэтому вот это переплетение этих символов, переплетение понимания мира как храма, мира как книги, книги как мира и как храма, как словесной иконы, живописного Евангелия – все это для византийца и было основой того единства, той гармонии, к которой они стремились.
И когда эта ученость распространялась по всему миру, рукописи привозились в другие страны, их там переводили, их переписывали, то, конечно, через книгу тоже шло огромное влияние Византии на весь мир.
Большую часть византийской прозы составляют жития отшельников Святых (Патерики), но писались и романы о любви, романы авантюрные. Большой популярностью пользовался роман об Александре Македонском с серией приключений, но не без христианской символики. По сравнению с античным временем Византийское искусство несет на себе печать иного мировоззрения и иного эстетического идеала. Художник отказался от идеала гармонично развитого человека и усмотрел и в мире, и в личности дисгармонию, диспропорцию, он отвернулся от красоты телесной и проникся уважением к духовному началу. В византийских иконах мы ощущаем эту тягу мастера к духовности, к отрешенности от мира, в иконе мы видим прежде всего глаза изображенного в ней Бога или святого — огромные скорбные глаза как зеркало души.
В житиях святых мы находим ту же тягу к духовности. Писатель показывает маленького человека с немощным тщедушным телом, но с несокрушимой волей. В борьбе плоти и духа побеждает дух, и писатель славит эту победу.
Византийская культура не дала миру ни одного значительного автора, ни одного имени, способного занять место рядом с прославленными мастерами западноевропейской средневековой культуры, но она сохранила что-то от античности, тлеющий уголек от когда-то яркого костра. После падения Константинополя она перенесла его в Европу (Ренессанс).
Однако полностью с античностью Византия не порвала. Население ее говорило на греческом языке, правда, уже значительно видоизменившемся сравнительно с языком древности. Не иссякал интерес к античным авторам, к античной истории. Историческая картина мира представала, конечно, в довольно фантастическом виде. Такова, к примеру, Хроника Георгия Амартола, столь популярная и у нас на Руси (IX век) с яркой христианской тенденциозностью и с широким использованием сочинений богословов и даже греческих авторов (Плутарха, Платона).
В X веке по приказу императора Константина VI Багрянородного создается историческая энциклопедия, нечто вроде исторической хрестоматии с фрагментами из сочинений древних историков и писателей («Библион»). В XI веке философ и филолог Михаил Пселл изучал Гомера, писал комментарии к комедиям Менандра.
Византийская поэзия в основном состоит из церковных гимнов. Большим мастером этого жанра был сириец Роман Сладкопевец (VI век).
Роман Сладкопевец родился в середине V века в греческой (возможно также в сирийской или иудейской) семье в г. Эмесса, в Сирии и говорил на сирийском языке, был крещён в молодости, дьяконствовал в Бейруте, при императоре Анастасии (491—518) прибыл в Константинополь, здесь поступил в клир церкви Богоматери и вначале, ничем не выдаваясь, вызывал даже насмешки. Он усердно помогал при богослужениях, хотя не отличался ни голосом, ни слухом. Однако патриарх Евфимий любил Романа и даже приблизил его к себе за его искреннюю веру и добродетельную жизнь.
Расположение патриарха к святому Роману возбудило против него нескольких соборных клириков, которые стали его притеснять. На одном из предрождественских богослужений эти клирики вытолкнули Романа на амвон храма и заставили петь. Храм был переполнен богомольцами, служил сам патриарх в присутствии императора и придворной свиты. Смущенный и напуганный, святой Роман своим дрожащим голосом и невнятным пением всенародно осрамился. Придя домой совершенно подавленным, святой Роман ночью долго и напряженно молился перед иконой Божией Матери, изливая свою скорбь. Богородица явилась ему, подала бумажный свиток и велела съесть его. И вот совершилось чудо: Роман получил красивый, мелодичный голос и одновременно поэтический дар. В приливе вдохновения он тут же составил свой знаменитый кондак праздника Рождества Христова:
«Дева днесь Пресущественнаго раждает, и земля вертеп Неприступному приносит; Ангели с пастырьми славословят, волсви же со звездою путешествуют; нас бо ради родися Отроча Младо, Превечный Бог».
Любимый всеми, святой Роман стал учителем пения в Константинополе и высоко поднял благолепие православных богослужений. За свой поэтический дар он занял почетное место среди церковных песнописцев. Ему приписывают более тысячи молитв и гимнов на различные праздники. В особенности славится акафист Благовещению Божией Матери, который поется в пятую субботу Великого поста. По его образцу составлялись прочие акафисты. Скончался преподобный Роман в 556 году.
В греческом подлиннике гимны Романа имели особый стихотворный размер, называемый тоническим, которого он считается распространителем. Считается, что по поэтическому дарованию, одушевлению, глубине чувства и возвышенности языка он превосходит всех других греческих песнопевцев.

Таким образом, в сознании византийцев основными героями, образцами для подражания становятся именно святые подвижники, отшельники и т. п. Огромное влияние на них оказывали монахи, монашеская жизнь многим казалась привлекательной (несмотря на все издержки). Жестокая борьба с плотью, которую вели монахи, многим казалась более героическим подвигом, чем воинские доблести (к тому же к Х веку Византия воевала в основном используя наемные войска).
Таким образом, складывались моральные нормы, согласно которым плотские радости переходили в разряд греха (хотя, конечно же, большинство нормальных людей в этих плотских радостях себе не отказывало). Особенно греховным становилось почти что все, связанное с сексом. Сами Византийские брачные законы были достаточно строгими, и если в начале Византии брак заключался по законам гражданским (т. е. еще, по сути дела, римским), то со временем Церковь и это взяла в свои руки. Однако начиная еще с апостола Павла, безбрачная жизнь и особенно девственность считалась для христианина более предпочтительной. Апостол пишет: «Безбрачным же и вдовам говорю: хорошо им оставаться, как я. Но если не [могут] воздержаться, пусть вступают в брак; ибо лучше вступить в брак, нежели разжигаться» (1 Кор. 7, 8-9). Сам апостол явно предпочитал безбрачие.
И это прямо противоречило и еврейским традициям, где деторождение всячески приветствовалось и в сексе (законном, брачном) не видели ничего дурного, и римско-греческому отношению к сексу, и сексуальным и детородным традициям языческих племен, входящих в состав империи.
Почему в христианстве сложилось такое отношение к плоти? Прежде всего, первохристиане жили в ожидании скорого конца света, так что заботиться о плоти как бы и не имело смысла, наоборот, следовало как можно скорее от нее (со всеми ее потребностями) избавиться, чтобы потом срезу же воспарить в обитель блаженных.
Вспомним, кем были многие из первых мучеников за веру. Это были бывшие атлантические маги, провалившиеся после Потопа в такие инфернальные глубины, откуда просто не было выхода. Когда после пришествия Христа начались трансформации этих пространств, некоторым из них удалось выйти в воплощение. Те из них, кто по своей задаче был связан с программами Этереоцефала, почувствовали эти токи и увидели в Христианстве не только возможность спасения, но и возможность дальнейшей реализации своего предназначения. Но страх снова провалиться, а также стремление как можно быстрее «проработать» карму, связанную с плотным-плотским, толкал их на совершенно, казалось бы, неразумные действия. Однако по большому счету они тем самым еще и способствовали трансформации инфразон, проведению туда соответствующих токов.
Когда христиан перестали преследовать, на смену мученикам пришли отшельники, схимники, столпники, которые истязали себя уже добровольно. Но это уже были люди иного происхождения, с иными задачами. С IV века началось уже конкретное построение христианского эгрегора, в том числе организация системы инкарнационного круговорота и соответствующих потусторонних пространств. И многие деятели христианской церкви приходили в воплощение для этой работы.
И если Иисус в свое время говорил апостолам: «В доме отца моего обителей много», для более-менее обычных людей эти небесные обители были недоступны – прежде всего из-за определенной грубости их тонких тел, построенных из еще «старого» материала. Необходимо было строить новые обители, нарабатывать систему «обработки» тел умерших, маршрутов их продвижения по потусторонним пространствам, организовывать пространства предрождения и т. п. На форме это все нашло свое отражение в выработке новых погребальных традиций.
Распространение христианства стало мировоззренческой революцией, которая привела к изменению отношения не только к жизни, но и к смерти. Такая трансформация восприятия окружающего мира не могла не повлиять на весь уклад жизни византийцев. Переворот в сознании нашел свое отражение и в наиболее консервативной сфере — в погребении, погребальной традиции и обряде.
Для христиан погребение умершего – это было уважение к бессмертному человеческому духу. Как, например, писал блаженный Августин в трактате «О граде Божием», что не нужно пренебрегать телами умерших, «оставляя их, где придется, особенно если речь идет о телах праведников, которые были как бы сосудами Духа Святого, предназначенными для всяких добрых дел. Если отцовские одежды, кольца и иные какие-то вещи тем дороже детям, чем сильнее они любили его, то тем более не должны презираться и тела, бывшие, конечно, куда ближе и дороже покойным, нежели их одежды. Они ведь — не предметы роскоши или вещи, созданные для удобства, но принадлежат самой человеческой природе. Поэтому в том, как омываются и обряжаются тела праведников, как совершаются их торжественные выносы, сколь заботливо обставляются погребения, следует усматривать не что иное, как исполнение долга любви. Иные из них и при жизни давали распоряжения сыновьям относительно погребения и даже перенесения их тел (Быт. 47:30; 50:2, 25). И Товия, как свидетельствует о том ангел, заслужил благоволение Божие погребением мертвых (Тов. 12:12). Да и сам Господь, который должен был воскреснуть на третий день, называет добрым поступок благочестивой женщины, возлившей на члены Его драгоценное миро, тем подготовив Его к погребению (Мф. 26:10).» Также с похвалой упоминаются в Евангелии те, которые позаботились снять с креста, с честью покрыть и похоронить тело Его (Ин. 19:38,39).
Во времена римских гонений христиане хоронили своих умерших в катакомбах. Первые катакомбы у ворот Рима возникли в дохристианскую эпоху: так, например, сохранились иудейские катакомбы на Аппиевой дороге. В отношении происхождения катакомб нет определённой точки зрения. Существует гипотеза, что они являются остатками древних каменоломен или более древними подземными путями сообщения. Христиане во II веке переняли веке обычай хоронить усопших (в том числе мучеников и жертв преследований при языческих императорах) в катакомбах, но они не являлись местом укрытия христиан. К V веку старые катакомбы были расширены, а также были построены новые. Именно от совершения богослужений в катакомбах на гробах мучеников ведёт своё начало христианская традиция совершения литургии на мощах святых.
В первые три века христиане не имели возможности по причине гонений обставлять погребения своих умерших какими-либо особыми церемониями и обрядами: немедленно по смерти их переносили, большей частью ночью, в места погребений и погребали наскоро, в страхе. Лишь в редкие промежутки между гонениями для умерших устраивали гробницы, особенно для мучеников. Погребение последних совершалось с особенной, насколько было возможно, торжественностью, как видно это из истории погребения останков святого Киприана, которые несли по улице со свечами.
В отношении древнехристианских погребальных обрядов можно сказать, что они являлись наследием (в первую очередь) иудейских погребальных обрядов. Многое впоследствии было переосмыслено, многим обрядам, из которых состоит погребение, был придан новый, христианский смысл. Иногда принимались и языческие обряды, к которым подходили с осторожностью, и смысл обрядов принимался совсем иной. Таким образом, нельзя говорить, что древнехристианские обряды погребения являлись чисто эклектическими (хоть и переосмысленными), много в них было своего, христианского.
Основой для погребальных обрядов христиан были слова апостола Павла: «Разве не знаете, что тела ваши суть члены Христовы? /…/ Не знаете ли, что тела ваши суть храм живущего в вас Святого Духа, Которого имеете вы от Бога, и вы не свои?» (1 Кор. 6:15, 19). Тело – это жилище души, одушевленный храм, жилище Святого Духа, предназначенное к славе Воскресения.
Эти обряды во многом близки, как это было уже сказано, иудейским. Существенная разница заключается в том, что в христианских погребальных обрядах отсутствует отчаяние, терзания и излишняя скорбь. Все проникнуто помышлениями о бессмертии и вечной жизни. Христиане провожали своих братьев с плачем, однако излишняя скорбь считалась непристойной. Непристойными еще более считались наемные плакальщицы (что было принято у римлян). У римлян они являлись в дом умершего, когда последний был одет и выставлен в переднюю комнату, и здесь начинали свои заученные причитания под руководством начальницы своей (praeficae), а потом принимали участие в похоронной процессии, причем рвали на себе волосы, царапали лицо и тому подобные допускали неистовства. У иудеев также были плакальщицы, и они начинали свой плач в доме умершего и тут же по кончине. Отцы Церкви протестовали против этого обычая. Святитель Иоанн Златоуст, будучи епископом в Константинополе, не раз выступал против такого подкупного плача на похоронах. Кроме того, это был изначально языческий обряд, а христиане, как было уже сказано, со строгостью относились к подобным обрядам, 
Однако, христианское кладбище как целостная организация, включавшая в себя помимо погребальных сооружений, кладбищенские церкви, часовни, в которых совершались погребальные службы, сложилось лишь к концу V в. Оно наследовало территорию античного некрополя  (дословно «город мёртвых», обычно расположенный на значительном расстоянии от города), сохранив его очертания и планировку. К этому же времени может быть отнесено и становление раннехристианского погребального обряда и традиции.
Сами обряды погребения можно поделить на пять составляющих:
1) Обряды, совершаемые до погребения, подготовительные;
2) Обряды, совершаемые на пути к храму или к месту упокоения;
3) Чин погребения, то есть те обряды, действия, молитвы, священнодействия, которые совершались непосредственно до самого акта погребения;
4) Акт погребения;
5) Обряды, совершаемые после акта погребения.
По крайней мере до правления Льва VI (886–912) хоронить в пределах городских стен разрешалось лишь императоров и их родственников. Только они имели право покоиться в порфирных саркофагах, стоящих в мавзолеях или в церковных усыпальницах. Последняя традиция возникла позднее, когда императоров стали хоронить в их любимых храмах. Андроник I, например, обрел вечный покой в церкви Святой Марии Панахранты (Пречистой).
Хотя к тому времени привычным стали захоронения в могилах, в ранневизантийский период богатых людей, как и их предшественников классического периода, хоронили в саркофагах. Их обычно делали из мрамора и украшали скульптурами, изготовленными лучшими ваятелями того времени.
Простым людям надлежало покоиться на кладбищах за пределами городских стен, однако погосты стали появляться при многих городских церквях. В обоих случаях над могилой ставилась надгробная плита с простой надписью: имя усопшего, род его занятий и добрые пожелания родственников. Иногда изображался портрет. Траурная одежда императора была белой, у всех прочих — черной. Это относилось даже к императрицам. Анна Комнина упоминает, что после смерти ее отца императрица сняла с нее императорские покрывала, отрезала ей волосы и заменила пурпурные одежды и обувь на черные. На третий, девятый и сороковой день после смерти семья собиралась у могилы, чтобы справить панихиду. Метафоры, придуманные друзьями в память о покойном, не высекались на плите, а произносились вслух, записывались и передавались по кругу, чтобы все прочитали их над могилой. Большая их часть изобиловала мифологическими аллюзиями и зачастую основывалась на мифологических сюжетах.
Попытки ограничить захоронения в черте города возникали не только из-за нехватки места, но, вероятно, также из соображений гигиены. Известно, что эпидемии чумы и проказа не были редкостью. Прочие заболевания на тот момент уже точно диагностировались. Несколько императоров страдали от артрита, подагры, водянки, сердечной недостаточности и чахотки, а Михаил IV — от эпилепсии. Для борьбы с этими болезнями, а также, возможно, с другими, о которых не говорится в дошедших до нас записях, у византийцев была эффективная и хорошо организованная система здравоохранения. В каждом городе работало столько врачей, сколько считалось необходимым для его населения. Строились больницы, дома призрения и приюты для сирот. Их возглавляли обученные специалисты, которые держали ответ перед особым эпархом, а самый крупный детский приют Константинополя, основанный императором, управлялся «орфанотрофием» — священником, подотчетным только императору.
Уже со времен Константина I был обычай, предусматривавший равные права всех граждан на одинаковые похороны вне зависимости от доходов и положения. В период правления Юстиниана I это было подкреплено на законодательном уровне. Все расходы брала на себя Церковь. И это тоже было принципиальным отличием от языческих похорон, которые были делом семьи и родных умершего. Для тех, кто пытался нарушить установленные правила — доплачивать за погребение, предусматривались значительные штрафы. С целью покрытия расходов на похоронную процессию и погребение в Константинополе к Великой церкви (храму св. Софии) были приписаны эргастирии (лавки — мастерские, где торговали изготовленными тут же товарами). Владельцы таких предприятий часть своих доходов отчисляли на необходимые приготовления и организацию похорон. В свою очередь, владельцы и сами мастерские освобождались от налогов, это было достаточно выгодно для них. За счет таких отчислений содержались лектиарии (носильщики погребальных лож) и деканы (погребальные служащие, могильщики), кроме того, оплачивались погребальные процессии.
Сама похоронная процессия в столице строилась следующим образом: впереди шло не менее восьми женщин, далее шествовал аскитер (носильщик свечей), а за ним — группа, состоящая из канонников или певчих, исполнявших псалмы. При кафедральном соборе мог находиться специальный запас восковых свечей, использовавшихся для погребальных процессий и выдававшихся бесплатно для их организации. Расходы на погребения, брала на себя Церковь, таким образом, подчеркивая равное право всех на рождение и на похороны. Процессия, возглавляемая женщинами и клириками, певшими псалмы, двигалась от церкви к месту погребения, за ними несли умершего, а далее шли родственники и собравшиеся почтить память усопшего. Непосредственно перед приданием тела земле совершался краткий молебен — лития. Рассматриваемый период (V век) стал ключевым в формировании представлений о смерти и, как следствие этого, в развитии погребальной традиции.
Период VI — X вв. стал временем становления церковной службы в современном ее виде. К концу эпохи фактически устанавливалась структура суточного и годичного богослужений, сформировались церковные уставы, сам ход службы формализовался в специальных сборниках — типиконах. Для священников и диаконов, непосредственно совершающих службу, создавали требники и служебники — евхологионы — богослужебные книги, содержавшие молитвы и последовательность священнодействий. Отдельную часть в них составляли разделы, посвященные подготовке к смерти, отпеванию и погребению христиан. В погребальной традиции христианской Церкви можно выделить несколько основных разделов: погребения и службы связанные с похоронами умершего; поминальные службы и панихиды в дни памяти погребенного; поминовение во время богослужения.
Христианский погребальный обряд, сформировавшийся в первые века, в период VI — IX вв. претерпел значительное развитие. Тело человека, по воззрению Церкви — храм души, освященный благодатью таинств. Это соответствовало слову святого апостола Павла: «Тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в бессмертие» (1 Кор. 15, 53). Православный обряд приготовления тела усопшего к погребению выражается в следующих основных этапах: омовении тела, облачении его в погребальные одеяния, соответствовавшие его статусу, положении во гроб, чтении и пении погребальных молитв, предании земле. Этот обычай встречается уже в книге Деяний святых апостолов, где упоминается одна из первых христианок, святая Тавифа, ученица апостола Петра: «Она была исполнена добрых дел и творила много милостынь. Случилось в те дни, что она занемогла и умерла. Ее омыли и положили в горнице» (Деян. 9, 20:21).
В соответствии со сформировавшимся обычаем, тела умерших архиереев и священников не омывались водой, а обтирались губкой, пропитанной елеем, священнослужителями (иереями или диаконами). Тело усопшего монаха тоже не омывали, а лишь отирали теплой водой, «творя прежде губою крест на челе скончавшегося, на перстах, на руках, и на ногах, и на коленях, вящше же ничтоже», затем «его одевают в одежды, приличные его образу, и сверх их зашивают в мантию, которая и бывает ему как бы гробом; над мантией делают из того же облачения три креста ради Христа, Крест Которого он нес в своем образе, и сверх всего полагают икону Того, Которого он возлюбил, то есть икону Христа».
Тело священнослужителя облачалось во все одежды, соответствующие его сану. Лицо покрывалось «воздухом», особым покрывалом. В правую руку вкладывали крест, а на груди полагалось Евангелие, по примеру апостола Варнавы, завещавшего св. Марку положить с ним Евангелие. Согласно христианской традиции, тело, усопшего диакона полагалось во гроб в полном диаконском облачении со вложенным в руку кадилом, лицо его не покрывалось «воздухом».
В монастырях горы Афон до сегодняшнего дня сохранился так называемый Афонский обряд. Корни его имеют малоазийское происхождение. Свое начало эта традиция берет в еще Ветхозаветной церкви. Собственно Афонский обряд подразумевает повторное перезахоронение почившего. Согласно традиции, монахов хоронили без гробов, тело усопшего зашивали в рясу или Мантию. Афонской святогорец Серафим объясняет эту традицию тем, что «на Востоке... держится Новозаветная церковь Ветхозаветного правила и предает тела земле самым буквальным образом. ... Когда тело опущено в землю, особенно заботятся о сохранении головы, сбоку ее обкладывают камнями, сверху покрывают каменною плитою». Через некоторое время могила вскрывалась. Кости переносили в усыпальницу – костницу. В некоторых обителях кости до сих пор сортируют по видам и складывают в плоских арочных нишах — аркосолиях.
Похороны обычных христиан представляли собой несколько этапов, одним из которых являлась подготовка к погребению. Завершалось все непосредственно похоронной процессией, включавшей в себя «вынос тела» и траурную процессию до храма (церкви или часовни, предназначенной для кладбищенских функций), после чего следовало отпевание и последующее предание земле в приготовленной заранее могиле или склепе — усыпальнице, новой или уже содержавшей другие останки. Не менее важным для ромеев, было последующее поминовение, молитва за усопшего.
Ощущая приближение последнего часа, христианин стремился подготовиться к нему наилучшим образом. В первую очередь необходимо было совершить таинства Покаяния, Елоосвящения, Причащения. Все три таинства тесно связаны между собой и совершались над тяжелобольным или умирающим. Они были призваны подготовить христианина к встрече с Богом. Сами похороны могли происходить во многом в соответствии с местными традициями и обычаями. Примечательно, что в богослужебных книгах и сегодня нет точных инструкций в отношении организации погребений, есть только общие рекомендации. Но были и обязательные элементы, среди которых — церковное отпевание. Его полагалось совершать в кладбищенских церквах или часовнях. Традиция подразумевала своеобразное шествие, процессию, предшествовавшую этому. Возглавлять ее могли те, кто нес погребальное ложе (лектикарии, экомисты), и погребальные служащие (кописты, энтафиасты), затем следовали аскитры — носители восковых свечей, которые выдавались в епископальной церкви, далее канонники, певчие и непосредственно участники процессии. Помимо этого, важную роль играли могильщики — деканы, «изготовители» погребальных сооружений. Более того, исходя из писем Феодора Студита, можно сделать предположение, что существовали объединения, соответствующие ассоциации, члены которых могли выполнять все необходимые для похорон приготовления, от обмывания тела покойного, организации процессий и до приготовления могил.
Традиция поминовения усопших восходит к ветхозаветной Церкви, о ней не раз упоминается в св. Писании [Чис. 20, 29; Втор. 34, 9; 1 Цар. 31, 13;2 Мак. 7, 38 — 46; 12, 45.]. Молитва за почивших единоверцев становится неотъемлемой частью и новозаветного богослужения. Уже в древних литургиях Иакова и Марка встречаются молитвы о покойных. Для поминовения новопреставленных (недавно умерших) были установлены третий, девятый и 40 дни после смерти. В дальнейшем поминовение совершалось каждую годовщину.
О значении этой традиции упоминал Иоанн Златоуст: «Не напрасно узаконили апостолы творить перед страшными Тайнами поминовение усопших. Они знали, что великая от сего бывает польза для усопшего, великое благодеяние».
О том же в V в. говорил Кирилл Иерусалимский: «...по совершению духовной жертвы, бескровного служения ... воспоминаем всех прежде усопших, веруя, что великая польза будет душам, о которых приносится моление, когда предлагается святая и страшная Жертва»
Помимо персонального поминовения, были установлены специальные дни поминовения всех почивших. Такими днями стали так называемые Вселенские Родительские Субботы. В годовом круге первым таким днем стала суббота, накануне начала Великого поста.
Традиция особого поминовения усопших существовала и в канун праздника Троицы. Святитель Василий Великий по поводу этого дня указывал, что Господь прежде всего в этот день благоволит принимать молитвы об умерших и даже о «иже во аде держимых». Одной из поминальных служб является лития, особый молебен, который может совершаться вне помещения церкви или часовни. Она предшествовала выносу тела, самому погребению. Местом ее отправления могли быть и места погребения — склепы, могилы.
Другим видом поминальных служб является панихида, один из видов церковного поминовения усопших. Само слово может быть переведено с греческого языка как всенощная служба. Название сохранило память о временах гонений, когда богослужения совершались в основном ночью, в специальных, скрытых местах. Во время панихиды освящается пища, что является своеобразной заменой раннехристианской агапы — трапезы любви. Это общая трапеза христиан первых веков, называемая «вечерей любви». Агапы устраивались христианами в воспоминание Тайной Вечери, на которой Господь установил Таинство Евхаристии. Освященная пища раздавалась как милостыня, призывавшая молиться о почившем.
Наиболее важным в восточной христианской традиции считалось и считается поминовение на литургии. Она, как основная служба, совершающаяся в церкви, также несет в себе поминовение усопших. В погребении и дальнейшем поминовении умерших важное место отводится гробничным часовням, где могут совершаться литии и панихиды, а также кладбищенским церквам, иереи которых, помимо отпевания и погребения, поминают почивших на литургиях. Существовали специальные списки покойных, которых поминали во время службы.
Традиция помещения мощей в храмах имеет давние корни и относится к временам гонения на Церковь, когда богослужение совершалось на могилах мучеников. Законодательно это правило было закреплено сравнительно поздно, на VII Вселенском соборе в 787 г.
Первоначально речь шла о необходимости присутствия мощей в храмах, где совершается Божественная литургия. Но со временем сформировалась необходимость помещения мощей именно под престолом. Возможно, это произошло в постиконоборский период. Косвенно это может быть подтверждено тем фактом, что согласно доиконоборскому чину освящения храма мощи несут несколько человек, и они полагаются «на уготовленном месте», в то время как чин освящения храма послеиконоборского периода подразумевал положение мощей в св. престол. Разумеется, мощи или частицы мощей святых помещались в храмах и до 787 г.
Наметившийся в первые века христианства уход от античной традиции погребения строго за городской чертой в средние века привел к формированию внутригородских кладбищенских центров. Строго фиксированная грань между «городом живых» и «городом мертвых», отражавшая античное отношение к смерти, стирается по мере упрочнения христианства. Первоначально в городе появляются погребения местночтимых святых, при храмах формируются специальные мартирии и мемории. Позже возле них появляются погребения представителей духовенства, монашества. Постепенно возникают погребальные сооружения для городской, чиновной, сановной знати, и уже с IX в. тенденция становится общей. Все больше распространяется практика погребений в черте города, вокруг церквей и в самих церквах. В последующее время загородный некрополь все больше сходит на нет, в то время как число погребений в черте города неуклонно растет, уже не только за счет «привилегированных» захоронений.
Если вернуться к началу лекции – к теме построения эгрегора Православия, еще раз подчеркнем, что все строилось не на чистом месте. Столпники и отшельники устраивали места своих подвигов на местах языческих капищ, христианские храмы зачастую либо возводились на местах языческих, либо для них просто использовались уже существовавшие базилики. И христианские кладбища, особенно в первое время, часто устраивались на месте кладбищ языческих.
И на Тонком плане многие пространства приходилось «перепрофилировать». А эти пространства, помимо находящихся там человеческих душ, были густо населены самыми разнообразными сущностями, которым там был «и стол, и дом», и далеко не все из них были готовы переходить в новое состояние, перемещаться в другое пространство или жить в преобразованном пространстве. А для многих трансформация их места проживания вообще означала гибель (хотя бы просто «от голода»). Напомним, что многие языческие ритуалы, в том числе связанные с умершими, включали в себя энергетическое «кормление» соответствующих сущностей, и многим из них христианская энергетическая «пища» была не по вкусу, а некоторых просто убивала. Поэтому христианство встречало такое мощное сопротивление не только на физическом, но и на Тонком плане, причем не только на самой глубине, среди обитателей инфразон, но и в средних слоях.
Вот почему такие жестокие битвы с «бесами» приходилось вести христианским подвижникам. Как ни странно, умерщвление плоти самыми садистскими по отношению к самому себе способами (некоторые столпники буквально гнили заживо) давало им возможность, разрушая свое эфирное тело (какую-то его часть), тем самым воздействовать на материал очень плотных пространств. К сожалению, в их распоряжении не было того энергетического инструментария, какой имеется сегодня в нашем распоряжении, приходилось все пропускать через себя. В том числе и некоторые кармические процессы им также приходилось «раскручивать собою».
По сути дела, христианской магии постоянно приходилось вступать в борьбу (причем буквально не на жизнь, а на смерть) с могучей и разнообразнейшей языческой магией, которая была построена на работе с фантомным материалом Черной Луны и Черного Солнца. Вот почему христианским подвижникам (а вслед за ними и простым христианам) необходимо было «держать в чистоте» свою 6-ю чакру – чтобы его не коснулись тлетворные воздействия чернофантомных энергий. А также всячески сдерживать и другие свои плотские желания (5-я чакра) – стремления к власти, богатству и т. п. Недопустимы были и чрезмерно прочные привязанности, в том числе и к своим родным (как живым, так и мертвым) – «помогать» умершим и принимать помощь с их стороны, как это практиковали язычники, можно было только через посредство церкви.
Постепенно некоторые потусторонние пространства удавалось хоть как-то трансформировать (это касается не только пространств посмертия), в них получали возможность работать сущности христианского направления, однако проблем оставалось огромное количество. Причем определенные сложности возникали и в самых, казалось бы, «высоких сферах», где трансформации также были необходимы и неизбежны, но также зачастую наталкивались на непонимание и сопротивление (но это уже немного другая история).
Однако при всем восхищении героизмом и самоотверженностью христианских деятелей того времени, при всем понимании сложности и грандиозности стоявших перед ними задач следует заметить, что следовать их примеру в наши дни не только бесполезно и бессмысленно, но и просто вредно – не только для самого себя, но и для выполнения своей задачи Служения. Новое время, новые токи, новые программы и новые возможности требуют и от нас новых способов действия, и обязательного отказа от старых, которые могли сохраниться в каких-то закоулках бессознательного. И умерщвление плоти, дававшее определенные результаты сотни лет назад, сейчас способно принести только вред, причем не только физическому телу, но и всему комплексу тел тонких.
 
Медитация
7-я Зона:
ЭРЭО ТООН РА ЭО ВЕНУС
22-я Зона:
РОН ЭТОЛ АГАР УНИТ ЭОХ