Лекция 2.

Княжение Василия II

 

Смерть не дала Витовту реализовать его обширные планы (1430). Со смертью великого государственного деятеля и в Литве, и в Московии начался длительный политический кризис. Если бы Золотая Орда была единой и сильной, татары легко могли бы воспользоваться ситуацией. Но они были разобщены и только время от времени усиливали неурядицы в литовских и московских делах.

Поскольку дело церковной унии не было доведено до логического конца, православные подданные продолжали бороться с неравенством. Однако возглавлявший православную партию сын Ольгерда — Свидригайло — оказался лидером, мало достойным своего положения. Став великим князем литовским сразу после смерти Витовта, он проявил себя как человек, не обладающий ни талантом полководца, ни способностями администратора

Брат Витовта Сигизмунд, опиравшийся на католиков, легко отнял великое княжение у Свидригайлы. Стремясь обеспечить себе поддержку католиков, Сигизмунд первым делом заключил новый договор об унии Литвы и Польши, но поскольку большинство его подданных по-прежнему составляли православные, то князь был вынужден как-то учесть их стремления. В 1432 г. он издал указ, в соответствии с которым православные русские князья и бояре уравнивались в правах с католиками. Такое решение в известной мере ослабило сопротивление политике Сигизмунда среди русских вельмож и сделало положение Свидригайлы крайне сложным.

Свидригайло в сложившейся ситуации утратил последние признаки благоразумия и прибег к тактике запугивания. Жертвой его неуемной подозрительности стал православный митрополит Герасим, поставленный Константинополем по просьбе самого же Свидригайлы. Заподозрив владыку в измене, князь без долгих размышлений приказал схватить и сжечь несчастного. Жестокое и бессмысленное злодеяние погубило Свидригайлу окончательно: он лишился всякой поддержки своих православных сторонников. Вскоре после казни митрополита Свидригайло сошелся с Сигизмундом в решающей битве на реке Свенте, притоке Вилии, и, наголову разбитый, вынужден был отказаться от своих претензий на трон великого князя Литвы.

С поражением Свидригайлы последние надежды на торжество православия в Литве оказались похоронены. Контроль Сигизмунда над Великим княжеством теперь казался установленным твердо. Конечный результат этой междоусобицы был благоприятен для греческих православных, то есть русских, поскольку они теперь получили равные права с римскими католиками.

И хотя Сигизмунд через несколько лет после своей победы на Свенте пал жертвой заговора (был убит в своем собственном замке в Тракае), дальнейшего хода событий этот факт уже не изменил. Великим князем был провозглашен другой сын Ягайлы — Казимир (1440), а после того, как его брат, польский король Владислав III, погиб в битве с турками при Варне, Казимир занял еще и трон Польши, уравняв в правах своих польских и литовских подданных. Литва окончательно превратилась в католическое государство.

А вот в Москве, которая также управлялась внуком Витовта, сыном Софьи Витовтовны — великим князем Василием Васильевичем, попытка католиков достичь победы осталась безрезультатной. После гибели митрополита Герасима кафедра митрополитов всея Руси какое-то время оставалась вакантной, и Василий Васильевич решил посадить на владычное место рязанского епископа Иону. В соответствии с русской церковной традицией, Иона отправился в Константинополь для поставления, но потерпел там полную неудачу. Греки, самой актуальной проблемой для которых была в то время борьба с турками-османами, всячески стремились к заключению церковной унии с Римом, тщетно надеясь таким образом получить помощь от Запада. Естественно, что и на престоле русских митрополитов греки хотели видеть «своего» человека. Им стал греческий иерарх Исидор (1437). Вскоре события подтвердили, что выбор константинопольской патриархии оказался правильным: ее ставленник вполне оправдал возлагавшиеся на него надежды.

В 1438–1439 гг. шла работа так называемого Ферраро-Флорентийского собора, на котором разбирался вопрос об унии западной и восточной церквей. Лишь с огромными усилиями, преодолевая сопротивление части православного греческого духовенства, прибегая к угрозам, подкупу и прямому насилию, папистам в 1439 г. удалось подписать акт об унии. Участвовал в соборе и митрополит Исидор, проявивший себя как твердый сторонник униатства.

Но то, что сходило с рук во Флоренции и вызывало аплодисменты в Константинополе, на Руси кончилось для Исидора печально. Приехав в Москву, Исидор начал служить литургию по новому образцу, вознес имя Папы ранее имени патриарха и велел прочесть в церквах соборное определение о состоявшейся унии. Возмущению прихожан не было предела; резко отреагировал на случившееся и великий князь. Василий Васильевич не стерпел измены православию — объявленный «лжепастырем» Исидор был заключен в тюрьму, откуда, правда, он вскоре бежал в Рим. Из происшедшего можно понять, что и на Руси сторонников церковного слияния с Западом имелось немало, но подавляющее большинство русских из всех сословий твердо держалось православной ориентации.

За низложением Исидора последовало событие, не имевшее аналога в истории Руси со времен крещения. В 1441 г. рязанский епископ Иона был «наречен во митрополиты» не константинопольской патриархией, а собором русских епископов. Таким образом, вековая зависимость в делах церкви от Константинополя оказалась поколебленной, и не только потому, что униаты победили там окончательно. Изменилась сама схема церковно-политических представлений русских людей. Считавшие дотоле нормой в вопросах веры подчиняться авторитету греков, они теперь сочли возможным претендовать на самостоятельность своей церкви. В этническом аспекте это означало, что пассионарность России выросла значительно выше уровня, обеспечивающего ее существование как этноса. И действительно, обратясь от церковной истории к истории политической, мы вскоре увидим, как далеко продвинулась Русь XV в. на пути превращения из этноса в суперэтнос.

Уже в самом начале княжения Василия Васильевича проявились изменения в характере борьбы за власть на Руси. Если раньше за великое княжение с Москвой на равных спорили тверские и суздальские князья, против которых единым фронтом, сплоченно выступали родственники и бояре московского князя, то теперь великое княжение владимирское у потомков Калиты не мог оспаривать никто. Еще в 1392 г. московские бояре добились в Орде присоединения к своему «улусу» Суздальско-Нижегородского княжества. Тверь, выступавшая на стороне Литвы, после Флорентийской унии потеряла не только военно-политические, но и этнические возможности противостоять оплоту общерусского православия в лице Москвы.

Но в тот момент, когда казалось, что господство московского князя на Руси стало безраздельным, на власть начали претендовать московские родственники великого князя.

Противоречия в московском княжеском доме дали о себе знать сразу после смерти сына Дмитрия Донского — Василия Дмитриевича (1425). Брат умершего, Юрий Дмитриевич, отказался присягнуть своему племяннику Василию и, вместо присутствия на похоронах, отправился в свой город Галич, собирать войска. Бояре великого князя, быстро объединив свои силы, двинулись навстречу властолюбивому Юрию. Увидев, что дела принимают плохой оборот, Юрий Дмитриевич почел за благо вступить в переговоры

В Галич к Юрию отправился фактический глава московского правительства — митрополит Фотий. Владыка проявил себя как незаурядный дипломат. Князь, желая показать митрополиту многочисленность своих сил и основательность претензий, собрал к его приезду в Галиче множество вооруженных крестьян и ремесленников. Но владыка легко разгадал уловку Юрия Дмитриевича и сказал ему: «Сын князь Юрий! Никогда я не видел столько людей в овечьей шерсти», дав тем самым понять, что не ополчению Юрия тягаться с московской дворянской конницей, состоящей из профессиональных рубак. Фотий добился от Юрия обещания не домогаться великокняжеского стола по своему произволу, а согласиться с решением ордынского хана. «Спершись о великом княжении», дядя и племянник отправились за правосудием в Орду.

В результате в 1432 году и Юрий, и Василий предстали перед Верховным судом Золотой Орды. Юрий Галицкий был уверен в успехе, потому что имел в орде могущественного друга – крымского князя Теган Ширина, который также являлся другом Свидригайло. Однако московский боярин Иван Всеволожский, в то время главный советник Василия II, сумел возбудить подозрения хана Улуг-Махмеда по поводу искренности намерений Ширина. Всеволожский подчеркивал, что тройной союз Ширина, Юрия Галицкого и Свидригайло может угрожать интересам хана. Когда на суде у хана Юрий Дмитриевич начал обосновывать свои претензии на великое княжение ссылками на древнее родовое право, московский дипломат одной фразой добился ханского решения в свою пользу, сказав: «Князь Юрий ищет великого княжения по завещанию отца своего, а князь Василий — по твоей милости».

Хан, обрадованный таким проявлением покорности со стороны московитов, приказал выдать ярлык Василию и даже велел было Юрию Дмитриевичу, в знак подчинения ханской воле, вести под уздцы коня с восседающим на нем великим князем. Но Василий, проявив свойственное ему благородство и не захотев унизить собственного дядю, от этого отказался.

Василий возвратился в Москву в сопровождении ханского посла, джучидского князя, который торжественно возвел его на великокняжеский трон. Впервые это событие произошло в Москве, а не во Владимире. Москва, таким образом, стала официальной столицей великого княжества.

Но Юрий и не думал соглашаться с ханским вердиктом. Вернувшись в Галич, он сразу же начал собирать армию. Его весьма ободрило появление нового сторонника, его бывшего противника при дворе, боярина Всеволожского, который покинул Василия по личным причинам: Василий обещал Всеволожскому жениться на его дочери, но по возвращении из Орды он вместо этого взял в жены княжну Марию, дочь одного из его опекунов, князя Ярослава (сына Владимира Серпуховского). По-видимому, его мать настояла на том, чтобы он женился на княжне, а не на дочери простого боярина.

После ухода Всеволожского в Москве, судя по всему, не осталось людей, способных направлять молодого великого князя. Толчком к продолжению войны послужил следующий эпизод. В 1433 г. во время свадьбы Василия Васильевича, разразился скандал – его мать, Софья Витовтовна, сорвала драгоценный золотой пояс с другого Василия — сына Юрия Дмитриевича. Чуть раньше кто-то из старых бояр рассказал Софье, что этот пояс принадлежал когда-то Дмитрию Донскому, а затем был украден и оказался в семье Юрия Дмитриевича. Разумеется, Василий Юрьевич и его брат Дмитрий Шемяка тут же покинули Москву. Их отец, Юрий Дмитриевич, не замедлил воспользоваться представившимся хорошим поводом к войне и двинул войско на племянника.

Москвичи были застигнуты врасплох, когда в апреле 1433 года Юрий Галицкий подошел к городу. В сражении на Клязьме немногочисленные войска Василия Васильевича потерпели поражение от Юрия Дмитриевича, а сам великий князь был схвачен и отослан Юрием в Коломну. На Святой неделе 1434 г. Юрий Дмитриевич вступил в Москву, но оказался в ней нежеланным гостем. Бояре, ратники, посадские были настроены против князя Юрия крайне решительно, ибо все видели в нем узурпатора. Москвичи бежали в Коломну к своему законному государю, и Юрий, видя всеобщее неприятие, вынужден был покинуть Москву.

Через некоторое время вооруженная борьба возобновилась. Юрий сумел вновь победить Василия и вернулся в стольный город, захватив в плен и мать великого князя. Однако вскоре, 6 июня 1434 года Юрий Дмитриевич умер в возрасте шестидесяти лет.

Его старший сын, Василий, по прозвищу Косой, объявил себя великим князем. Он, бесспорно, не имел шансов удержать великокняжеский стол, и даже его собственные братья, Дмитрий Шемяка и Дмитрий Красный, не признали его, а призвали обратно Василия II. Мир, таким образом, был восстановлен, но продолжался недолго. Василий Юрьевич нарушил его и, подобно своему отцу, направился в Кострому собирать войска против великого князя. Противники встретились при селе Скоретине (район современного города Ростова). Заключив с Василием Васильевичем перемирие до утра, Василий Юрьевич вновь не сдержал слова и внезапно перешел в наступление. Но великий князь успел поднять свои полки, и в битве при Скоретине войска претендента на великокняжеский стол были разбиты, он сам захвачен в плен, отвезен в Москву и там ослеплен по приказанию великого князя. Этот жестокий поступок, которым великий князь надеялся сокрушить оппозицию своему правлению раз и навсегда, потряс Русь. Ослепление соперников-претендентов на трон являлось семейной практикой в Византии. На Руси был только один подобный случай, в двенадцатом столетии. В скором будущем Василий II должен будет дорого заплатить за свою жестокость, но пока он торжествовал победу над своими соперниками. Первая стадия московской междоусобицы окончилась.

Следующее пятилетие, до 1445 г., прошло относительно спокойно. Вынужденный внешне примириться с господством двоюродного брата, Шемяка выжидал удобного случая и дождался его. Помогла Шемяке ситуация, сложившаяся в Орде, где при отсутствии всякого порядка шли непрерывные междоусобицы. Каждый, кто обладал хоть какими-то военными силами, либо сражался с конкурентами внутри Орды, либо совершал на свой страх и риск набеги на русские города.

Во время гражданской войны в Литве два татарских хана поднялись против Улуг-Махмеда, борясь за контроль над Золотой Ордой, которая теперь фактически разделилась на три орды, а двое из соперничающих ханов вмешались в дела Литвы.

Тогда как Литва и Москва возвратились к определенной степени стабильности, в Золотой Орде смута продолжалась. В западной части борьба шла между Саид-Ахмадом и Улуг-Махмедом. Существовали также небольшие татарские группы, которые предпочитали признать сюзеренитет великого князя литовского, чем соперничающих ханов. Регион нижней Волги контролировал хан Улуг-Махмед. В 1437 году он занял город Белев на верхней Оке. Этот район, северная часть бывшей Северской земли, находилась тогда под литовским сюзеренитетом. Тем не менее, великий князь Василий II, обеспокоенный появлением татар вблизи московских границ, решил оттеснить их и послал войско под командованием двух Дмитриев, сыновей покойного Юрия Галицкого. Первая схватка окончилась в пользу русских, Улуг-Махмед запросил мира. Он выразил желание стать союзником Москвы и охранять русские рубежи от общих врагов. Русские отвергли его предложение и настаивали на его уходе из Белева. Война возобновилась, и на этот раз русские были разбиты.

Улуг-Махмед остался хозяином Белева. Московская армия была распущена после неудачного белевского похода, а Василий II по традиции, установленной его отцом и дедом, отправился в Кострому, как только до него дошло известие о приближении татар, чтобы под Волгой собрать войска. Во главе московского ополчения он оставил своего тестя, князя Юрия Патрикеевича (потомка Гедимина). Армия Улуг-Махмеда десять дней штурмовала город, но успеха не добилась. Тогда он отступил в Коломну, сжег ее и, судя по всему, вернулся в Белев. По пути татары опустошали страну и нанесли русским огромный ущерб, однако набег Улуг-Махмеда продемонстрировал, что сила татар идет на убыль.

Многие татарские князья теперь были готовы пойти на службу или в Литву, или в Московию. До победы в Белеве и сам Улуг-Махмед предлагал использовать всю свою орду для защиты русских границ. Во время его набега на Москву, или скоро после того, один из Джучидских князей его орды, Бердидад, со своими сторонниками перешел к Василию. Другие татарские военачальники скоро будут вынуждены последовать его примеру.


В то время как в середине пятнадцатого века Золотая Орда распадалась, другое мусульманское государство, государство османских турок (оттоманские турки), быстро росло. Во второй половине четырнадцатого столетия османские турки твердо обосновались на Балканском полуострове. Их успехи, как и успехи монголов в начальный период Монгольской империи, можно объяснить их мощной военной организацией, а также внутренней слабостью и недостатком единства у народов, которым они угрожали.

При Мураде II (1421-1451) османская империя превратилась в грозную державу. Дни Константинополя, казалось, были сочтены. Единственной надеждой византийского правительства было получить помощь Запада. Скоро стало ясно, что этой помощи можно добиться только ценой унии –объединения Византийской церкви с Римской под верховной властью папы.

Мы подробнее поговорим об этом на следующей лекции, пока напомним, что в 1453 году произошло одно из самых драматичных событий в истории – падение Византийской империи.

И принятие греками церковной унии, и падение Константинополя глубоко отразились на течении истории Русской церкви, а также развитии русской политической мысли. Митрополит Исидор, представлявший Русскую церковь на Ферраро-Флорентийском соборе, где и была принята уния, не информировал московское правительство о развитии событий. В 1440 году Исидор, теперь кардинал и папский легат, вернулся на Русь. Сначала он направился в Киев, где провел зиму; князь Александр выдал ему грамоту, подтверждающую его власть над церковными владениями в Киевском регионе. В марте 1441 года Исидор появился в Москве. Он совершил торжественную мессу в главном соборе Москвы – соборе Успения Богородицы – взывая к имени папы. После богослужения он зачитал флорентийскую декларацию о церковном союзе. Это вызвало сильные волнения москвичей. Исидору запретили проводить дальнейшие службы и заточили его в келье Чудова монастыря в Кремле, ожидая решения собора русских епископов, который собрался немедленно. Епископский собор отверг флорентийскую декларацию и отказался признавать Исидора митрополитом до тех пор, пока он не отречется. Исидор не желал изменять свою позицию. Русские власти позволили ему тихо покинуть Москву; позже было объяснено, что он «бежал». Он отправился в Тверь, где по приказу великого князя Бориса Александровича его арестовали и несколько месяцев держали в тюрьме. Освобожденный в начале 1442 года, Исидор поехал в Литву, ища защиты великого князя Казимира. Тот, однако, поддерживал Базельский церковный собор против папы Евгения и признал антипапу, Феликса V. Поэтому он отказался принять Исидора, и тому ничего не оставалось, как возвратиться в Рим.

Закончив это дело, русские находились в растерянности по поводу того, что же делать дальше. В тот момент они не имели намерения окончательно порывать с Константинополем. Необходимо сказать, что в своих последующих шагах русские епископы, как и великий князь Василий II под их руководством, выказали немалую выдержку и осторожность. До Москвы дошли известия, что и император, и патриарх твердо приняли унию. Русские ждали пять лет. После того, как они убедились, что византийские власти не намерены аннулировать унию, русские решили действовать. Власти Москвы провели консультации с великим князем Казимиром Литовским и князем Александром Киевским, чтобы выяснить, признают ли они московского кандидата на митрополичью кафедру, епископа рязанского Иону, если он будет избран на этот пост. После получения утвердительных ответов и от Казимира, и от Александра великий князь созвал собор епископов, и 5 декабря 1448 года Иону избрали Митрополитом Всея Руси.

Сначала эта акция не истолковывалась как отказ от власти патриарха константинопольского. В своих проповедях и посланиях митрополит Иона, не жалея сил, объяснял, что принял избрание только в виду особых обстоятельств, а в будущем, если византийские власти вернутся к Православию, русские всегда будут испрашивать благословения патриарха. На самом деле выход Русской церкви из-под власти патриарха был окончательным. Падение Константинополя, правда, положило конец церковной унии и восстановило там православие, но в то же время разрушило всю византийскую систему «гармонии» церкви и государства. Зависимость Греческой церкви от «неверного» правителя делала для русских психологически и политически трудным возобновление их подчиненности грекам, особенно поскольку сама Русь находилась на пороге освобождения от мусульманских ханов. В конечном итоге Русская церковь стала автокефальной скорее благодаря ходу международных событий, чем сознательным усилиям со своей стороны.

Политические последствия падения Константинополя были столь же серьезными, как и церковные. Великий князь московский оказался теперь ведущим независимым православным правителем – фактически почти единственным правителем подобного рода во всем Православном мире. Хотел он этого или нет, от него теперь ждали, что он будет действовать как защитник Греческой веры. Это послужило отправной точкой сложного течения в политической мысли, как внутри, так и за пределами Руси; среди основанных на нем построений была имеющая принципиальное значение идея о перемещении центра истинного Православия из Второго Рима (Константинополя) в Третий Рим – Святую Москву.

Московия, Литва и татары во второй половине княжения Василия II

В 1440 году великий князь Литвы Сигизмунд пал жертвой заговора литовской знати. Его обвинили в тирании и намерении подорвать в Литве власть аристократии. Судя по всему, после победы над Свидригайло в 1435 году Сигизмунд стал с подозрительностью относиться к своим сторонникам боярам и пытался править через служащих своего двора, назначив некоторых из них на ключевые посты в армии и администрации. Убийство Сигизмунда привело к новому политическому кризису в Великом княжестве, который на первых порах оказался даже более серьезным, чем кризис начала тридцатых годов пятнадцатого века. Большинство литовских бояр или панов желали видеть на троне сына Ягайло Казимира. Ягайло умер в 1434 году, и его сын Владислав III (старший брат Казимира) стал теперь королем Польши. Владислав согласился позволить Казимиру ехать в Литву, но только как своему наместнику, а не как великому князю. Это потребовало новых переговоров и долгих отлагательств, а тем временем появились новые кандидаты на престол, среди них сын Сигизмунда Михаил и престарелый Свидригайло. В Смоленске произошло восстание, и еще одно – в Киеве. Народ Смоленска избрал своим правителем князя Юрия Мстиславльского. Киев признал Михаила, которого также выбрал своим князем народ жмудь.

В этих трудных обстоятельствах литовская аристократия еще раз проявила свою целеустремленность, государственное мышление и силу. В это время ее предводителем был Ян Гаштовт, который стал главным советником молодого Казимира. Под его руководством Казимир (признанный литовцами великим князем) за два года сумел воссоединить большую часть отделившихся земель. Смоленск заставили покориться силой оружия, а затем умиротворили указом великого князя, гарантировавшим местную автономию. Киеву дали собственного вассального князя Александра (Олелько), сына Владимира. Напомним, что Владимир (сын Ольгерда) правил в Киеве до упразднения Витовтом удельных княжеств. Проблема жмуди была улажена посредством переговоров: жмудь признала Казимира в обмен на новые гарантии автономии. Наконец, в 1445 году, девяностолетний Свидригайло тоже принес клятву верности своему племяннику. Только Михаил продолжал партизанскую войну против Казимира, находя сторонников то в одном регионе, то в другом.

Новое затруднение возникло, когда король Польши Владислав III погиб в Варненском крестовом походе (1444). В следующем году польский Сейм выбрал Казимира королем. Литовцы, однако, не хотели позволять Казимиру принять польскую корону, опасаясь, что это приведет к подчинению Литвы Польше. Они пошли на это только после того, как Казимир подписал обязательство сохранить для Литвы отдельную администрацию. Хотя поляки отказались утверждать эти гарантии, Казимир (1447 год) издал новый указ, подтверждающий права и привилегии и литовских, и русских земель, который стал краеугольным камнем конституционного правительства Великого княжества. Вскоре в Кракове Казимира короновали королем Польши. Таким образом, союз Польши и Литвы был восстановлен при одном правителе для обеих наций, но Литва фактически осталась отдельным государством.

Поляки должны были признать свершившийся факт, даже если отрицали его законность. Однако их отказ утвердить обязательство Казимира рождал сомнения в умах многих литовцев и западных русских в желательности для Великого княжества иметь общего правителя с Польшей. Эти чувства увеличивали шансы Михайла. В 1446 году Михаил в Молдавии заключил соглашение с ханом Саид-Ахмадом. При помощи татар Михаил захватил несколько городов в Северском районе, включая Новгород-Северский и Брянск (1448-1449 годы). Но он не мог долго противостоять давлению армии Казимира, был вынужден оставить северские земли и бежать за границу, в конце концов найдя пристанище – и смерть – в Москве.

Именно тогда, когда Казимир выиграл первый раунд в своем сражении за власть в Литве (1445 год), в Московии возобновилась междоусобная война между Василием II и его противниками. Неблагоприятный поворот в борьбе русских с татарами вдохновил лидера оппозиции, князя Дмитрия Шемяку, на открытое выступление против Василия.

Зимой 1443-1444 годов сильный отряд татар под руководством джучидского князя Мустафы напал на Рязанскую землю. Этот отряд, судя по всему, принадлежал к Сарайской орде, управляемой ханом Кучук-Махмедом. Великий князь Василий поспешил послать на помощь Рязани соединение своих войск, усиленное мордовскими лыжниками. Этому войску, вместе с рязанскими казаками (тоже на лыжах), удалось разгромить всю татарскую армию. Мустафа и несколько татарских князей были убиты в бою, а остатки татарской армии попали в плен.

Вскоре возникла новая угроза, исходящая от другой татарской орды, орды Улуг-Махмеда. В 1444 году этот хан повел свою орду из Белева вниз по реке Оке и разбил свой лагерь на месте Городца-на-Оке. Следующим шагом Улуг-Махмеда зимой 1444-1445 года стало нападение на Муром. Эту атаку отразили московские войска под личным командованием Василия II. Великий князь был не в состоянии, однако, освободить русский гарнизон, осажденный в Городце. Поэтому русские оставили его, но перед уходом крепость подожгли. Теперь Улуг-Махмед мог отправить часть войска под командованием своих сыновей Махмудека и Якуба против Суздаля, куда Василий II ушел из Мурома.

Однако, когда Василий II получил известие о новом татарском наступлении, он уже был в Москве. С небольшими силами он немедленно вернулся в Суздаль. Его вассал, татарский князь Бердидад, следовал за ним на небольшом расстоянии. 7 июля 1445 года, не ожидая подхода дополнительных сил Бердидада, Василий II атаковал армию сыновей Улуг-Махмеда численностью 3 500 человек. Согласно летописям, под командованием великого князя было только 1 500 воинов. Татары в этот день победили, а раненый Василий II попал в плен. Так случайное столкновение небольших сил – собственно, обыкновенная стычка – неожиданно оказалось событием большого исторического значения. Татарские князья сами не ожидали подобного успеха и просто не знали, что делать со своей победой. Они не попытались продолжить наступление и, после разорения Суздаля и его окрестностей, отступили в Муром, который к тому времени уже был захвачен их отцом. Улуг-Махмед тоже, кажется, был озадачен ситуацией и вместо похода на Москву повел свою орду и пленника в Курмыш, обойдя Нижний Новгород. Курмыш находится примерно на середине пути между Нижним Новгородом и Казанью. Возможно, Улуг-Махмед к этому времени решил обосноваться в Казани и двигался в этом направлении. Однако он на несколько месяцев остановился в Курмыше, чтобы определить судьбу великого князя московского.

Когда до Москвы дошло известие о пленении великого князя, народ охватила паника и ужас. При поспешной подготовке к нападению татар, которое считали неминуемым, начался страшный пожар, по-видимому, случайный. Вдовствующая великая княгиня София и великая княгиня Мария в сопровождении бояр уехали в Ростов. Предоставленные сами себе, простые люди взяли дело в собственные руки, как это было во время нашествия Тохтамыша в 1382 году. Поврежденные огнем укрепления восстановили; никому не позволяли покидать город; паника была ликвидирована, и городское ополчение было приведено в боевую готовность. Тогда как простые москвичи, и до и после этого события, не играли активной роли в борьбе между Василием II и его двоюродными братьями, сейчас они первыми объединились против татарской угрозы. Очевидно, что с точки зрения их интересов не было большой разницы между тем или другим русским князем, а вот опасность порабощения иноземным захватчиком остро ощущалась всеми ими и служила стимулом для временного возрождения вечевой традиции.

Тем временем Дмитрий Шемяка пытался использовать политическую ситуацию в собственных целях. Он заключил соглашение с суздальскими князьями, по которому им возвращалось Суздальско-Нижегородское княжество. Это соответствовало политической программе федерации его отца Юрия Галицкого. Хан Улуг-Махмед, в свою очередь, кажется, благоволил к идее посадить Дмитрия Шемяку на московский стол. Где-то в начале сентября хан отправил в Галич своего посла Бегича для предварительных переговоров с Дмитрием Юрьевичем. Дмитрий Шемяка, как того и следовало ожидать, принял его чрезвычайно сердечно и отправил домой в сопровождении доверенного лица, которому было поручено убедить хана не позволять Василию II возвратиться в Москву.

Великий князь, со своей стороны, продолжал убеждать хана отпустить его. Возможно, в плену к нему присоединился кто-то из его придворных, кто был в состоянии привезти ему деньги для подарков хану и ханской семье. Кроме того, Василий II был готов обещать хану значительный выкуп, который он мог собрать по возвращении в Москву. В любом случае, ему удалось завоевать дружбу двух сыновей Улуг-Махмеда, Якуба и Касима, а также нескольких татарских князей и высокопоставленных лиц. Путешествие Бегича к Дмитрию Шемяке заняло больше времени, чем ожидалось. Друзья Василия II в Орде использовали долгое отсутствие посла, чтобы возбудить подозрения Улуг-Махмеда по поводу намерений Дмитрия Юрьевича. Распространились слухи, что Бегича по приказу Дмитрия Шемяки убили. Во всяком случае, 1 октября Улуг-Махмед объявил о своем решении в пользу Василия II.

Великого князя освободили, и хан подтвердил его ярлык на московский стол. Хотя он был вынужден под клятвой пообещать уплатить выкуп в 25 000 рублей, согласно Псковской летописи, Новгородская летопись называет гораздо большую сумму – 200 000 рублей, но в нее, по-видимому, входит не только личный выкуп Василия, а все выплаты, причитающиеся с Руси. Судя по всему, кроме выкупа Василий II пообещал собрать и дань, и тамгу по установленным Тохтамышем высоким ставкам. Чтобы гарантировать сбор, несколько татарских князей и высших чиновников со своими свитами должны были сопровождать великого князя в Москву. Не теряя времени, Василий II послал вперед курьера, Андрея Плещеева, чтобы объявить о своем возвращении в Москву. По дороге Плещеев встретил придворных Бегича, который в это время возвращался к хану (сам Бегич поднимался по Оке на лодке). Плещеев дал знать об этом ближайшему московскому военачальнику, князю Василию Оболенскому, который тут же схватил Бегича. Доверенному лицу Дмитрия Шемяки, сопровождавшему Бегича, удалось спастись.

Времена Тохтамыша закончились. С распадом Золотой Орды и ростом экономической мощи Руси баланс сил изменился в пользу русских. Орда Улуг-Махмеда, очевидно, была немногочисленной. Вряд ли он имел под своим командованием больше 10 000 воинов. Судя по всему, он осознавал, что победа его сыновей в Суздале была чистой случайностью. В этих обстоятельствах он не мог серьезно думать о покорении Руси силой оружия или об удержании ее в подчинении только силой. Его единственным шансом было использовать Василия II как своего представителя для сбора с Руси огромной контрибуции, при помощи которой он мог построить собственное ханство за пределами непосредственной досягаемости московских войск. Его решение было, может быть, самым выгодным, какое он мог принять. Единственное, что он упустил из виду, так это своего старшего сына Махмудека. Соблазнившись богатствами, которые должны быть собраны с Руси, Махмудек решил воспользоваться ими сам вместо того, чтобы позволить своему отцу использовать их. Он убил отца и повел орду в Казань, где осенью 1445 года объявил себя ханом. Возможно, он убил бы и своих братьев Якуба и Касима, но, по словам летописца, они сбежали в землю черкесов. Некоторые другие князья и знатные люди тоже покинули Махмудека и перешли к хану Саид-Ахмаду.

Василий II вернулся в Москву 17 ноября. Он мог быть в определенной степени удовлетворен исходом событий. Он сохранил свой стол и свое государство, не уступив хану никаких территорий. Более того, после убийства Улуг-Махмеда и отхода Махмудека в Казань непосредственная опасность миновала. Татарские князья, посланные Улуг-Махмедом для сбора контрибуции, не имели обязательств перед его сыном, и по крайней мере некоторых из них можно было склонить пойти на службу к Василию II, наградив деньгами, которые они собирали. Заманчивые условия, предлагаемые великим князем, привлекали теперь и других татарских князей и знатных людей, не пожелавших следовать за Махмудеком в Казань. Приход на Русь большого количества татарских чиновников было сначала естественным следствием поражения и плена Василия II. Однако процесс продолжился как результат целенаправленной политики великого князя. В использовании татарских вассалов он быстро увидел новый метод борьбы с татарскими ордами вокруг Московии; он нанял «верноподданных» татар сражаться с внешними татарами. Кроме того, Василий II давно осознал преимущество иметь новую группу верных приближенных, которых он мог использовать для подавления любой оппозиции своей внутренней политике со стороны русских подданных.

Такая оппозиция быстро крепла, и именно за щедрость Василия по отношению к татарам ухватились его враги как за наиболее удобный пункт в их пропаганде против него. Как и можно было ожидать, душой этой пропаганды стал Дмитрий Шемяка. Ему удалось получить полную поддержку князя Ивана Можайского, а вдвоем они уговорили великого князя тверского поддерживать в наступающей борьбе по крайней мере доброжелательный нейтралитет. Даже Никоновская летопись, которая отмечена монархическими традициями и в других случаях подчеркивает популярность Василия среди москвичей, признает, что на этот раз многие московские бояре, богатые купцы и даже некоторые монахи вошли в заговор против него. Пропаганда, поддерживаемая Дмитрием Шемякой, кажется, произвела эффект. Был распространен слух, что Василий II скрыл главное условие своего соглашения с Улуг-Махмедом. Утверждали, что якобы этому условию Улуг-Махмед должен был стать московским царем, а Василий II – сесть в Твери как его вассальный князь.

В феврале 1446 года Василий II решил совершить паломничество в Троицкий монастырь. Заговорщики использовали его отсутствие в Москве для переворота. 12 февраля Дмитрий Шемяка и Иван Можайский подошли к Москве; ворота открыла их «пятая колонна» внутри города, и они вошли без сопротивления. Они захватили двух великих княгинь, а также несколько бояр и великокняжескую казну. Дмитрия Шемяку объявили великим князем московским. Затем победители отправили с отрядом одного из бояр нового великого князя в Троицкий монастырь, чтобы схватить Василия II, что и было сделано без каких-либо затруднений. Верным слугам удалось, однако, переправить в безопасное место двух сыновей Василия, Ивана (будущего великого князя Ивана III) и Юрия, шести и пяти лет соответственно. Они нашли покровителя в князе Иване Ряполовском, который бежал с ними в Муром.

Василия II тотчас доставили в Москву и 16 февраля ослепили по приказу Шемяки и князя Можайского. На этот раз Василию II вменялось в вину следующее: он непомерно любил татар; он жаловал им для кормления русские города; он одаривал их золотом и серебром; он ослепил князя Василия Косого. Василия II с женой затем выслали в Углич; его мать – в Чухлому, отдаленный городок на север от Галича. Его бояре – по крайней мере те, кто оказался в Москве – перешли на сторону Дмитрия Шемяки. Два князя из окружения Василия, Василий Серпуховской (брат его жены) и Семен Оболенский, бежали в Литву. С другой стороны, некоторые «дети боярские», группа родовитых людей на великокняжеской службе, от которой можно было ожидать большей верности Василию, чем от бояр, поклялись в лояльности Шемяке. Однако, как покажут дальнейшие события, они как группа оказались более готовыми оказать поддержку Василию, чем какой-либо другой социальный класс. Тогда же только один из них, Федор Басенок, открыто выступил против Шемяки. Его моментально схватили, но ему удалось бежать, и, собрав несколько других верных Василию детей боярских, он скрылся с ними в Литве, где присоединился к князю Василию Серпуховскому. Того хорошо принял король Казимир IV, который пожаловал ему для кормления Брянск и некоторые другие северские города.

Следующим шагом Дмитрия Шемяки было заполучить сыновей Василия II, княжичей Ивана и Юрия. Поскольку их опекун Ряполовский отказывался передавать детей, Шемяка попросил епископа рязанского Иону (будущего митрополита) выступить посредником, обещая под присягой не вредить мальчикам никоим образом. Под гарантию Ионы князь Ряполовский согласился позволить ему забрать княжичей в Москву. Сначала Шемяка принял их с добротой и развлекал за обедом. Два дня спустя, однако, отправил их в Углич под стражу вместе с родителями. Князь Ряполовский, естественно, возмутился до глубины души и вместе с князем Иваном Стрига-Оболенским начал собирать отряд бывших приближенных Василия, большинство из которых, по-видимому, оставались верными свергнутому великому князю. Они планировали напасть на гарнизон Шемяки в Угличе и освободить Василия II со всей великокняжеской семьей. Шемяка, однако, вовремя получил от лазутчика информацию о заговоре и послал против князя Ряполовского войска. После нескольких стычек Ряполовский и Стрига-Оболенский бежали в Литву к князю Василию Серпуховскому, который в это время был в Мстиславле.

Тем временем епископ Иона продолжал укорять Дмитрия Шемяку за заточение сыновей Василия II вопреки своему обещанию. Наконец, Шемяка согласился освободить не только юных княжичей, но и их отца. Он лично отправился в Углич и объявил о своем желании пожаловать Василию II в удел город Вологду, если тот даст клятву признавать его великим князем. Клятва была должным образом оформлена, и Шемяка угощал своих бывших узников щедрым обедом. Через несколько дней Василий (получивший прозвание Темный) с семьей выехал в Вологду.

Даже если Василий II и собирался держать свою клятву не выступать против Шемяки, он едва ли мог сделать это из-за давления своих сторонников. Как только стало известно, что Василий Темный на свободе, психологическая реакция против правления Шемяки стала очевидной везде. Бывшие бояре Василия II, вынужденные пойти на службу к Шемяке, теперь покинули его и потянулись в Тверь, чтобы подождать дальнейшего развития событий на нейтральной территории. Несколько боярских детей не стали отягощаться поисками нейтральной земли, а бежали из Москвы в монастырь Св. Кирилла на Белоозере, куда Василий паломником поехал из Вологды. Настоятель монастыря Трифон освободил Василия II от его клятвы Шемяке как от данной по принуждению. Бояре Василия Темного в Твери вступили в важные переговоры с великим князем Борисом Александровичем, который, в конце концов, согласился пригласить Василия II в Тверь для личной встречи, где они достигли дружеского взаимопонимания, и дочь Бориса Мария была обручена с сыном Василия Иваном.

В это время те сторонники Василия, которые присоединились в Мстиславле к князю Василию Серпуховскому, выступили на Москву. В Ельне (что на юго-востоке от Смоленска) они столкнулись с сильным отрядом татар, которых сначала приняли за врагов и были готовы вызвать на бой. Однако эти татары оказались друзьями. Их вели сыновья Улуг-Махмеда Касим и Якуб, которые, услышав о несчастьях Василия II, решили ему помочь. Две группы приверженцев Василия, русские и татары, теперь объединили силы и поспешили в Москву. В это время Дмитрий Шемяка и Иван Можайский сосредоточили армию в Волоколамске, откуда они могли контролировать дороги и на Москву, и на Тверь. Несмотря на это, одному из бояр Василия II, Михаилу Плещееву, удалось проникнуть в Москву с небольшим отрядом. Военачальники Шемяки в Москве или бежали, или попали в плен, а народ получил приказ присягать Василию II. Позиция Волоколамска теперь стала невыгодной, и Шемяка с Можайским спешно отступили в Галич. Василий II решил преследовать их и повел свои войска в Ярославль, где к нему присоединись татары Касима и Якуба. Его силы теперь настолько превосходили силы его противников, что он мог рассчитывать на их уступчивость и послал к Шемяке боярина Василия Кутузова переговорить об освобождении его матери, великой княгини Софии, тогда все еще содержащейся в Чухломе. Не дожидаясь результатов миссии Кутузова, Василий II 17 февраля 1447 года вернулся в Москву, практически ровно через год после того, как его там ослепили.

Находясь на пороге полного поражения, Шемяка освободил великую княгиню, и вместе с Можайским обратился к князю Василию Серпуховскому с просьбой о посредничестве между ними и Василием II. В начале июля 1447 года два мятежных князя и Василий Серпуховской заключили предварительное соглашение о перемирии. При поддержке последнего Шемяка и Можайский согласились подать прошение великому князю Василию II позволить каждому из них сохранить свою отчину (исключая, что Шемяка отдаст Звенигород). Они, в свою очередь, обещали возвратить великокняжеские драгоценности и другие ценности, увезенные из Москвы. Они также обещали не преследовать или никоим образом не вредить вассалам Василия – царевичам Касиму и Якубу, другим татарским князьям и их воинам. Два месяца спустя Василий II и князь Иван Можайский подписали официальный мирный договор. Последний обращался к великому князю как к своему господину и признал себя его «младшим братом» (то есть вассалом). Шемяка, однако, выиграв столь нужное ему время, не спешил сдаваться. Вместо этого он послал своих представителей в Новгород и Вятку, чтобы убедить эти два свободных города помочь ему против Василия II. Он даже отправил посла к Махмудеку, хану Казани, побуждая его разорвать отношения с Василием II.

После своего возвращения к власти Василий правил пятнадцать лет. Этот сравнительно короткий промежуток времени можно считать важным периодом в русской истории. В это время были заложены основы, и идеологические и материальные, Московского царства. Как мы видели, избрание митрополита Ионы Собором русских епископов (1448 год) ознаменовало образование национальной Русской церкви. В области политики была почти закончена консолидация Великого княжества Московского. Большая часть уделов потомков Ивана Калиты теперь находилась в руках великого князя. Старая столица, Владимир, опустилась до статуса провинциального города. За пределами собственно Московии Великое княжество Рязанское стало вассальным государством Москвы (1447 год), а свободы Новгорода Великого были существенно ограничены (в 1456 году). Внутри Московии боярская дума дискредитировала себя недостатком единства и решимости своих членов во время предыдущего кризиса и, с точки зрения истории, потеряла возможность ограничить власть великого князя в свою пользу. Также в этот период Восточная Русь фактически, если еще не формально, освободилась от татарского владычества. Хотя московское правительство продолжало признавать высшую власть хана в принципе, оно никоим образом не позволяло номинальному сюзерену вмешиваться во внутренние дела Руси. И несмотря на то, что дань все еще продолжали собирать, до хана доходили только символические взносы, да и те выплачивались нерегулярно, если выплачивались вообще. Часть дани теперь уходила татарским вассалам Василия, но это представляло собой плату за предоставленные услуга и, в этом смысле, не являлось разбазариванием денег. Основная часть собранной дани оставалась в великокняжеской казне и стала одним из главных источников дохода государства.

Совершенно очевидно, что к концу правления Василия Темного Московия была много сильнее, чем в его начале. Однако честь такого успеха в политике Московии вряд ли принадлежит ему лично. Напомним, что в первой части своего правления Василий II, даже когда он достиг совершеннолетия, хотя и проявил в нескольких случаях личное мужество и решительность (а также жестокость), никогда не выказывал особых способностей государственного деятеля или полководца. Во второй части своего правления его ограничивала слепота. Конструктивные достижения последней части его правления объясняются твердой поддержкой со стороны церкви, «служилых князей», детей боярских и «верных» татар. В это время в разных группах сторонников Василия обнаружилось несколько одаренных государственных деятелей и военачальников. Истинно выдающимися среди них были глава русской церкви митрополит Иона, мудрый и деликатный старец, шурин великого князя Василий Серпуховской (которому Василий II отплатил черной неблагодарностью), князь литовского происхождения Иван Патрикеев (сын князя Юрия Патрикеевича); два князя из дома Рюрика на службе Василия II – Василий Оболенский и его сын Иван Стрига-Оболенский; боярский сын Федор Басенок. Необходимо заметить, что, хотя члены нескольких боярских семей, таких как Кошкины, Кутузовы и Плещеевы, и обрели к концу правления Василия значительное влияние на государственные дела, никто из них в тот период не кажется равным по способностям упомянутым выше представителям других групп, исключая, возможно, Константина Беззубцева, внука Федора Кошки.


Медитация: 4-я Зона

ЭРЭО

ЛОО

АУО

ХЕВА

ГЕА