Лекция 2.

История Германии

 

 
Доисторическая Германия
Люди жили на территории современной Германии с древнейших времён. Самая древняя находка на территории Германии – челюсть так называемого гейдельбергского человека (600-500 тысяч лет). Около 100 тыс. лет назад здесь жили неандертальцы. В 40-35 тыс. лет до н.э. пришли кроманьонцы. К их культуре относят находки самой древней скульптуры так называемой Венеры Швабской, человекольва и древних флейт.
Начало мезолита (период между палеолитом и неолитом) связано с окончанием Ледникового периода в Европе и исчезновением многих видов флоры и фауны, что затронуло большинство культур европейского региона.
В эпоху раннего неолита на территорию Германии с территории современных Венгрии и Австрии пришли новые группы населения, которые начиная с 5500 г. до н. э. поселились главным образом на плодородных равнинах вдоль крупных рек. Эти люди занимались растениеводством и животноводством, изготавливали особенную керамику, которая из-за своеобразного тисненого орнамента получила название линейно-ленточной. Эта культура отличалась крупными некрополями, сооружением длинных домов и собственными религиозными представлениями, коренным образом отличавшимися от представлений соседних племен охотников-собирателей, все еще остававшихся на стадии мезолита.
В бронзовом веке территорию Германии занимают носители индоевропейских языков, поглотившие местное автохтонное население. Образовались следующие этнические группы: кельты, область распространения которых в период с 1200 г. и до римской экспансии охватывала большую часть Европы; венеты, носители не сохранившегося до наших дней индоевропейского языка, обитавшие в античный период к востоку от германцев (после Великого переселения народов венеты исчезли); так называемый северо-западный блок, группа населения центральной Европы, говорившая на языках, отличных от кельтских и германских и постепенно кельтизированная или германизированная в еще дописьменный период. 
В период роста и распространения Римского государства и позднее, во время великого переселения народов, римляне селились в области юга и запада современной Германии. Римские войска занимали область вдоль Дуная и Рейна примерно до 5 в. н. э. После миграции почти всех германцев, живших к востоку от Эльбы, их земли заняли славяне, которые продолжали занимать их вплоть до того, когда в результате «восточной колонизации» немцы вернули себе эти земли в 11-14 вв. Из смешения всех этих народов образовались предки современного немецкого народа.
 
Германия в античную эпоху
Германцы (Germanen) были ближайшими соседями кельтов, населявших Центральную и Западную Европу. Первое упоминание о них встречается в IV в. до н. э. Однако данные археологов свидетельствуют о том, что сложение прагерманского этнического и языкового субстрата, восходящего к индоевропейской общности, на севере Европы можно отнести к периоду около 1000 г. до н. э.
К I в. до н. э. германцы заняли регион, примерно совпадавший с территорией современной Германии. Этимология самого слова "Germanen" еще остается неясной. 
По географическому признаку германцы делились на несколько племен. Батавы, бруктеры, хамавы и другие принадлежали к племенам, жившим между Рейном, Майном и Везером. Алеманы населяли южную часть бассейна Эльбы. Бавары жили в горах на юге. Хавки, кимвры, тевтоны, амвроны, англы, варины и фризы осели на побережье Северного моря. От средней и верхней Эльбы до Одера поселились племена свевов, маркоманнов, квадов, лангобардов и семнонов; а между Одером и Вислой – вандалы, бургунды и готы. В южной Скандинавии осели свионы и гауты. 
Первые контакты между германцами и Римом относятся к 58 г. до н. э. Тогда Юлий Цезарь нанес поражение свевам, во главе которых стоял Ариовист. Это произошло на территории Северной Галлии – современного Эльзаса. Тремя годами позже Цезарь вытеснил еще два германских племени за Рейн. Примерно в то же время в литературе появляются описания германцев как отдельной этнической группы, в том числе и в "Записках о галльской войне" Цезаря.
Вот что он пишет: « Племя свевов — самое большое и воинственное из всех германцев. Говорят, что у них сто округов и каждый [округ] ежегодно высылает из своих пределов на войну по тысяче вооруженных воинов. Остальные, которые остаются дома, кормят себя и их; через год эти [последние] в свою очередь находятся при оружии, а те остаются дома. Благодаря этому не прерываются ни земледельческие работы, ни военное дело. Но земля у них не разделена и не находится в частной собственности, и им нельзя долее года оставаться на одном и том же месте для возделывания земли.
Они питаются не столько хлебом, сколько — и главным образом — молоком, и за счет скота; они много охотятся. Все это, вместе взятое, а также свойства пищи, ежедневные военные упражнения, свободный образ жизни, в силу которого они, не приучаясь с самого детства ни к повиновению, ни к порядку, ничего не делают против своей воли, — {все это] укрепляет их силы и порождает людей столь огромного роста. Кроме того, они приучили себя, [живя] в странах с очень холодным [климатом], не носить никакой другой одежды, кроме звериных шкур, которые вследствие их небольших размеров оставляют значительную часть тела открытой, а также привыкли купаться в реках.
IV. 2. Торговцам они открывают доступ к себе больше для того, чтобы иметь кому продать захваченное на войне, чем они сами желали бы ввозить к себе какие-либо вещи. Германцы не пользуются даже привозными лошадьми, которыми галлы так дорожат и которых они приобретают за высокую цену, а используют тех, которые родились у них, низкорослых и безобразных, которых доводят ежедневными упражнениями до величайшей выносливости. Во время конных боев они часто соскакивают с коней и сражаются пешие; коней же они приучили оставаться на том же месте, а в случае надобности они быстро вновь садятся на них; по их понятиям нет ничего более постыдного и малодушного, как пользоваться седлами. Поэтому они осмеливаются, даже будучи в незначительном количестве, делать нападение на какое угодно число оседланных всадников. Вино они вовсе не позволяют к себе ввозить, так как полагают, что оно изнеживает людей и делает их неспособными к труду.
[Послы германцев обратились к Цезарю с таким заявлением] Германцы не начинают первые войну с римским народом, однако если их вызовут на это, то они от войны не откажутся. Таков уж обычай германцев, переданный им предками, — сопротивляться всякому, кто начнет с ними войну и не молить о пощаде. Тем не менее они должны сказать следующее: пришли они против своего желания, изгнанные из отечества. Если римляне хотят их благодарности, то они могут быть им полезными друзьями: пусть только римляне либо отведут им земли, либо позволят им удержать за собою те, которыми они завладели оружием. Они отдают первенство только одним свевам, с которыми даже бессмертные боги не могут сравняться, а больше нет никого на земле, кого бы они не могли одолеть.
(...) VI. 21. Германцы сильно отличаются от I...образа жизни [галлов]. Ибо у них [германцев] нет друидов, руководящих обрядами богослужения, и они не усердствуют в жертвоприношениях. В качестве богов они почитают лишь солнце, огонь и луну, которых они видят и которые им открыто помогают; об остальных [богах] они даже не слышали. Вся их жизнь проходит в охоте и военных занятиях: с раннего детства они приучаются к труду и к [жизненным] тяготам. Те, кто дольше всего остаются девственными, заслуживают наибольшую похвалу среди своих: они полагают, что это увеличивает рост и укрепляет силы и мускулы. А уж иметь половые сношения с женщинами до достижения двадцатилетнего возраста они считают одним из самых позорных дел. Сокрытия какого-либо дела у них нет, ибо они совместно купаются в реках и носят одежду из шкур или из небольших кусков оленьей кожи, оставляющих обнаженной значительную часть тела.
VI. 22. Они не особенно усердно занимаются земледелием и питаются главным образом молоком, сыром и мясом. И никто из них не имеет точно отмеренного поля или частных участков; но должностные лица и старейшины ежегодно отводят родам и живущим вместе кровным родственникам, где и сколько они найдут нужным поля, а через год принуждают их перейти на другое место. Они приводят многочисленные основания такого порядка: чтобы они не променяли на земледелие, ради оседлого образам жизни, стремление ведения войны; чтобы они не стремились к расширению своих владений, и более могущественные не изгоняли из владений более слабых, и чтобы никто не заботился более тщательно о постройке жилищ для защиты от холода и зноя; чтобы не нарождалась у них страсть к деньгам, из-за которой рождаются партии и раздоры, и что поддерживается спокойствие в народе, когда каждый видит себя своими имуществами уравненным с самыми могущественными людьми.
VI. 23. Из племен величайшей славой пользуется у них то, которое, разорив ряд соседних областей, имеет вокруг себя как можно более обширные пустыри. Они считают отличительным признаком доблести то, чтобы изгнанные из своих земель соседи покидали их, и чтобы никто не осмеливается поселиться вблизи них; вместе с тем они полагают себя в большей безопасности на будущее время, не боясь внезапных неприятельских вторжений. Когда племя ведет наступательную или оборонительную войну, то избираются должностные лица, которые руководят в этой войне и имеют власть над жизнью и смертью [членов племени). В мирное время у племени нет общей власти; старейшины отдельных областей и округов творят между своими суд, улаживают споры. Разбойничьи набеги, если только они ведутся вне территории данного племени, не считаются позором; они выставляют на вид их необходимость как упражнения для юношества и как средства против праздности. И вот, когда кто-либо из первенствующих [в племени] предлагает в народном собрании себя в вожди (военного набега) и призывает тех, кто хочет следовать за ним, изъявить свою готовность к этому, тогда подымаются те, кто одобряет и предприятие и вождя, и, приветствуемые собравшимися, обещают ему свою помощь; те из обещавших, которые не последовали [за вождем], считаются беглецами и изменниками и лишаются впоследствии всякого доверия. Оскорбить гостя они считают грехом; по какой бы причине ни явились к ним [гости], они защищают их от обиды, считают их неприкосновенными, им открывают все дома и разделяют с ними свою пищу.»

В 12 г. до н.э. была начата масштабная германская кампания Нерона Клавдия Друза, получившего титул Германика. Границы империи были расширены до Альбиса (Эльбы) и к 7 г. до н. э. большинство племен были покорены. Территория между Рейном и Эльбой находилась под властью римлян недолго – до восстания Арминия. Арминий, сын вождя херусков, был отправлен в Рим в качестве заложника, получил там образование, служил в римском войске. Позднее он вернулся в свое племя и служил римскому наместнику Вару. Когда в 9 г. Вар с войском и обозом двинулся на зимние квартиры, Арминий отстал со своим войском от основного и напал на отдельные отряды в Тевтонском лесу. За три дня германцы уничтожили всех римлян (от 18 до 27 тысяч человек). Границей римских владений стал Рейн. Была построена линия укреплений "лимес" от Рейна до Дуная, следы которой сохранились до сих пор. 
Подробное описание германцев сделал в 69 г. н. э. римский историк Публий Корнелий Тацит.
«О происхождении германцев и местоположении Германии».
«Германия в целом отделяется от галлов, ретов и паннонцев реками Рейном и Дунаем, а от сарматов и даков — взаимным опасением, а также горами; остальное окружает Океан, омывающий обширные выступы суши и огромные пространства островов; с некоторыми недавно узнанными народами и королями нас познакомила война. Рейн, берущий начало на обрывистых и недоступных вершинах Ретийских Альп, несколько поворачивает к западу и вливается в северный Океан. Дунай [...] проходит по землям многих народов, пока не извергается в Понтийское море шестью рукавами; седьмое устье поглощается болотами.
II.  Я думаю, что сами германцы являются коренными жителями [своей страны], едва смешанными с другими народами вследствие ли переселения [их] или оказав [им] гостеприимство [...]. В своих старинных песнях, являющихся у германцев единственным видом преданий о прошлом и летописей, они славят рожденного землей бога Туистона. Сын его Манн [считается] прародителем и праотцом их племени. Они приписывают Манну трех сыновей, по именам которых ближайшие к Океану германцы называются ингевонами, живущие внутри страны — герминонами, а остальные, — истевонами. Впрочем, как это бывает, когда дело касается очень давних времен, некоторые утверждают, что у бога [Туистона] было больше сыновей, от которых произошло больше названий племен, — марсы, гамбривии, свевы, ванднлии, и что все это действительно подлинные и древние имена. Имя же «Германия» новое, и недавно вошедшее в употребление: сначала «германцами» называлось то племя, которое первое перешло Рейн и вытеснило галлов, и которое теперь известно как тунгры. Таким образом постепенно укоренилось имя целого народа, а не одного племени: сначала [галлы], так стали называть всех победителей этим именем из страха, а потом те и сами приняли себе имя германцев [...].
(...) IV. Сам я присоединяюсь к мнению тех, кто думает, что народы, населяющие Германию, никогда не смешивались посредством браков ни с какими другими иноплеменниками и представляют собой особое, чистое и только на себя похожее племя; вследствие этого у них у всех одинаковый внешний вид, насколько это возможно в таком большом количестве людей: свирепые темно-голубые глаза, рыжеватые волосы, рослые тела, но сильные только при кратких усилиях, а для напряженной деятельности и трудов мало выносливые; жажды и зноя они совсем не могут переносить, к холоду же и голоду они легко приучены [своим] климатом и почвой.
У. Хотя [их] страна и различна до некоторой степени по своему виду, но в общем она ужасает своими отвратительными лесами или болотами. Та часть ее, которая обращена к Галлии, более сырая, а в части, обращенной к Норику и Паннонии, больше подвержена ветрам; для посевов она плодородна, но не годится для разведения фруктовых деревьев; скотом изобильна, но он большей частью малорослый, даже рабочий скот не имеет внушительного вида и не может похвастаться рогами. Германцы любят, чтобы скота было много: в этом единственный и самый приятный для них вид богатства. В золоте и серебре боги им отказали, не знаю уж по благосклонности к ним, или же потому, что разгневались на них. Я однако не утверждаю, что в Германии совсем нет месторождений серебра и золота; но кто их разведывал? Впрочем, германцы и не одержимы такой страстью к обладанию [драгоценными металлами] и к пользованию ими [как другие народы]; у них можно видеть подаренные их послам и старейшинам серебряные сосуды не в меньшем пренебрежении, чем глиняные. Впрочем, ближайшие [к Рейну и Дунаю племена] ценят золото и серебро для употребления в торговле: они ценят некоторые виды наших монет и отдают им предпочтение; живущие же внутри страны пользуются более простой и древней формой торговли, а именно — меновой [...].
VI. Железа у них тоже немного, как это можно заключить по производимому ими оружию. Они редко пользуются мечами или длинными копьями, а действуют дротиком, или, как они его называют, framea, с узким и коротким железным наконечником, оружием настолько острым и удобным, что одним и тем же дротиком они, смотря по обстоятельствам, сражаются и в рукопашную и издали. Даже всадники довольствуются framea и щитом, пехотинцы же пускают и метательные копья, каждый по нескольку штук, причем они, голые или в коротком плаще, метают их на огромное расстояние. У германцев совсем нет хвастовства роскошью [оружия]; только щиты они расцвечивают яркими красками. У немногих [имеются] панцири, а шлем, металлический или кожаный, едва [найдется] у одного или двух. Их лошади не отличаются ни внешней красотой, ни быстротой; да германцы и не научились делать разные повороты по нашему обычаю: они гонят [своих лошадей] или прямо или вправо таким сомкнутым кругом, чтобы никто не оставался последним.
Вообще они считают, что пехота сильнее [конницы], и поэтому сражаются смешанными отрядами, вводя в кавалерийское сражение и пехоту, быстротой своей приспособленную к этому и согласованную с конницей; таких пехотинцев выбирают из всей молодежи и ставят их впереди боевой линии. Число их определенное — по сотне из каждого округа; они так и называются у германцев [«сотнями»] [...].
Боевой строй [германцев] составляется из клиньев. Отступить, но с тем чтобы вновь наступать, считается не трусостью, а воинским умением. Тела своих они уносят с поля битвы даже в случае поражения. Оставить свой щит — особенно позорный поступок: обесчестившему себя таким образом нельзя присутствовать при богослужении или участвовать в народном собрании, и многие, вышедшие живыми из битвы, кончают свою [позорную] жизнь петлей.
VII.  Королей они выбирают по знатности, а военачальников — по доблести. У королей нет неограниченной или произвольной власти, и вожди главенствуют скорее примером, чем на основании права приказывать, тем, что они смелы, выделяются [в бою], сражаются впереди строя и этим возбуждают удивление. Однако казнить, заключать в оковы и подвергать телесному наказанию не позволяется никому кроме жрецов, да и то не в виде наказания и по приказу вождя, но как бы по повелению бога, который, как они верят, присутствует среди сражающихся: в битву они приносят взятые из рощ священные изображения и значки. Но что является особенным возбудителем их храбрости, это то, что их турмы (подразделение эскадрона, конный отряд из 30—32 человек, 1/10 (алы) римской армии)  и клинья представляют собой не случайные скопления людей, а составляются из семейств и родов, а вблизи находятся самые милые их сердцу существа, и оттуда они слышат вопль женщин и плач младенцев; для каждого это самые священные свидетели, самые ценные хвалители: свои раны они несут к матерям и женам, а те не боятся считать их и осматривать; они же носят сражающимся пищу, а также поощряют их.
VIII.  Рассказывают, что иногда колеблющиеся и расстроенные ряды восстанавливались женщинами, благодаря их неумолчным мольбам и тому, что они подставляли свои груди [бегущим] и указывали на неизбежный плен, которого германцы боятся, особенно для своих женщин, до такой степени, что самым прочным повиновением удерживаются те германские племена, которые вынуждены в числе своих заложников давать также знатных девушек.
Они думают, что в женщинах есть нечто священное и вещее, не отвергают с пренебрежением их советов и не оставляют без внимания их прорицаний [...].
IX.  Из богов германцы больше всего почитают Меркурия, которому в известные дни разрешается приносить также и человеческие жертвы. Геркулеса и Марса они умилостивляют назначенными для этого животными. Часть свевов приносит жертвы также Изиде (речь идет о германской богине, покровительнице семьи и домашнего очага). Я недостаточно осведомлен, откуда и как появился этот чужеземный культ, но то, что символ этой богини изображается в виде барки, показывает, что культ этот привезен из-за моря. Однако германцы считают несоответствующим величию божественных существ заключать их в стены храмов, а также изображать их в каком-либо человеческом виде; они посвящают им рощи и дубравы и именами богов называют то сокровенное, что созерцают только с благоговением.
X. Гадание по птицам и по жеребьевым палочкам они почитают, как никто. Способ гадания по жеребьевым палочкам простой: отрубивши ветку плодоносящего дерева, разрезают ее на части, которые отмечают какими-то знаками и разбрасывают как попало по белому покрывалу. Затем жрец племени, если вопрошают по поводу общественных дел, или же сам отец семейства, если о делах частных, помолившись богам и смотря на небо, трижды берет по одной палочке и на основании выскобленных раньше значков дает толкование. Если получалось запрещение, то в этот день о том же самом деле нельзя было вопрошать никаким образом; если же разрешение, то требовалось удостоверить его гаданием по птицам. И это также им известно — гадать по голосам и полету птиц. Особенностью этого народа является то, что он ищет предзнаменований и предостережений также и от лошадей. В тех же рощах и дубравах, [которые посвящены богам], на общественный счет содержатся [такие лошади], белые и не оскверненные никакой работой для смертных. Их, запряженных в священную колесницу, сопровождают жрец вместе с королем или вождем племени и примечают их ржание и фырканье; и ни к какому гаданию германцы не относятся с большей верой, и притом не только простолюдины, но и знать; жрецы считают себя служителями богов, а коней — посвященными в их тайны [...].
XI.  О менее значительных делах совещаются старейшины, о более важных — все; однако те дела, о которых выносит решение только народ, [предварительно] обсуждаются старейшинами. Сходятся в определенные дни, если только не произойдет чего-нибудь неожиданного и внезапного, а именно в новолуние или полнолуние, так как германцы верят, что эти дни являются самыми счастливыми для начала дела [...). Когда толпе вздумается [в собрании], они усаживаются вооруженные. Молчание устанавливается жрецами, которые тогда имеют право наказывать. Затем выслушивается король или кто-либо из старейшин, сообразно с его возрастом, знатностью, военной славой, красноречием, причем не потому, что он имеет власть приказывать, а в силу убедительности. Если мнение не нравится, его отвергают шумным ропотом, а если нравится, то потрясают копьями: восхвалять оружием является у них почетнейшим способом одобрения.
XII.  Перед народным собранием можно также выступать с обвинением и предлагать на разбирательство дела, влекущие за собой смертную казнь (...]. Более легкие проступки также наказываются соответствующим образом: уличенные в них штрафуются известным количеством лошадей и скота; часть этой пени уплачивается королю или племени, часть самому истцу или его родичам.
На этих же собраниях производятся также выборы старейшин, которые творят суд по округам и деревням. При каждом из них находится по сто человек свиты из народа, для совета и придания авторитета его решениям.
XIII. Они не решают никаких дел, ни общественных, ни частных, иначе как вооруженные. Но у них не в обычае, чтобы кто-нибудь начал носить оружие раньше, чем племя признает его достойным этого. Тогда кто-нибудь из старейшин, или отец, или сородич в самом народном собрании вручает юноше щит и [копье]; это у них заменяет тогу (тога — у римлян облачение юношей в тогу являлось обрядом признания совершеннолетия), это является первой почестью юношей: до этого они были членами семьи, теперь стали членами государства). Большая знатность или выдающиеся заслуги отцов доставляют звание вождя даже юношам; прочие присоединяются к более сильным и уже давно испытанным [в боях] и нет никакого стыда состоять в [чьей-нибудь] дружине. Впрочем, и в самой дружине есть степени по решению того [вождя], за кем она следует. Велико бывает соревнование и среди дружинников, кому из них занять у своего вождя первое место, и среди [самих] вождей, у кого более многочисленная и удалая дружина. В ней его почет, в ней его сила: быть всегда окруженным большой толпой избранных юношей составляет гордость в мирное время и защиту во время войны. И не только у своего, но и у соседних племен вождь становится знаменитым и славным, если его дружина выдается своей многочисленностью и доблестью: его домогаются посольства, ему шлют дары, и часто одна слава его решает исход войны.
XIV.  Во время сражения вождю стыдно быть превзойденным храбростью [своей дружиной], дружине же стыдно не сравняться с вождем; вернуться же живым из боя, в котором пал вождь, значит на всю жизнь покрыть себя позором и бесчестьем; защищать его, оберегать, а также славе его приписывать свои подвиги — в этом главная обязанность [дружинника]: вожди сражаются за победу, дружинники — за вождя. Если племя, в котором они родились, коснеет в долгом мире и праздности, то многие из знатных юношей отправляются к тем племенам, которые в то время ведут какую-нибудь войну, так как этому народу покой противен, да и легче отличиться среди опасностей, а прокормить большую дружину можно только грабежом и войной. Дружинники же от щедрот своего вождя ждут себе и боевого коня, и обагренной кровью победоносной фрамеи, а вместо жалованья для них устраиваются пиры, хотя и простые, но обильные. Средства для такой щедрости и доставляют грабеж и война. [Этих людей] легче убедишь вызывать на бой врага и получать раны, чем пахать землю и выжидать целый год урожая; даже больше — они считают леностью и малодушием приобретать потом то, что можно добыть кровью.
XV. Когда они не идут на войну, то все свое время проводят частью на охоте, но больше в праздности, предаваясь сну и еде, так что самые сильные и воинственные ничего не делают, предоставляя заботу и о доме, и о пенатах, и о поле женщинам, старикам и вообще самым слабым из своих домочадцев; сами они прозябают [в лени], по удивительному противоречию природы, когда одни и те же люди так любят бездействие и так ненавидят покой.
У [германских] племен существует обычай, чтобы все добровольно приносили вождям некоторое количество скота или земных плодов; это принимается как почетный дар, но в то же время служит для удовлетворения потребностей. [Вожди] особенно радуются дарам соседних племен, присылаемым не от отдельных лиц, а от имени всего племени и состоящим из отборных коней, ценного оружия, фалер  (фалеры — бляхи из драгоценных материалов; ими украшалась конская упряжь) и ожерелий; мы же научили их принимать также и деньги.
{...] XVII. Одеждой для всех служит короткий плащ, застегнутый пряжкой или, за ее отсутствием, колючкой. Ничем другим не прикрытые, они проводят целые дни перед огнем у очага. Самые зажиточные отличаются, кроме плащей, другой одеждой, но не развевающейся, как у сарматов или парфян, а в обтяжку и обрисовывающей каждый орган. Носят и звериные шкуры: живущие ближе к берегу (имеется в виду правый берег Рейна) — какие попало, более отдаленные — с выбором, так как у них нет нарядов [получаемых] от торговли [...].
Одежда женщин такая же, как и у мужчин, с той только разницей, что они часто носят покрывала из холста, которые расцвечивают пурпуровой краской; верхняя часть их одежды не удлиняется рукавами, так что остаются обнаженными руки и ближайшая к ним часть груди.
XVIII.  Несмотря на это, браки там строги, и никакая сторона их нравов не является более похвальной, ибо они почти единственные из варваров, которые довольствуются одной женой, за исключением очень немногих, которые имеют нескольких жен, но не из любострастия, а потому что их из-за знатности осаждают многими брачными предложениями.
Приданое не жена приносит мужу, а муж дает жене. При этом присутствуют родители и сородичи, которые и расценивают [его] подарки; дары эти выбираются не для женской услады и не для того, чтобы в них наряжалась новобрачная, — это волы, взнузданный конь, щит с копьем и мечом. За эти подарки берется жена, а она, в свою очередь, приносит мужу какое-нибудь оружие. Это считается у них самыми крепкими узами, заменяет священные таинства и брачных богов. Для того чтобы женщина не считала чуждыми себе мысли о подвигах и случайностях войны, уже первые брачные обряды напоминают ей о том, что она должна явиться товарищем [мужа] в трудах и опасностях, переносить и в мирное время и на войне то же [что и муж], и на одно с ним отваживаться: такое именно значение имеет упряжка волов, взнузданный конь и данное ей оружие — что она должна так жить и так погибнуть, и принять то, что нерушимо и честно отдаст [потом] детям [сыновьям], а от них это получат [ее] невестки, которые, в свою очередь, передадут [это] внукам.
XIX.  Так живут женщины, целомудрие которых охраняется, не развращаемые никакими соблазнительными зрелищами, никакими возбуждающими пиршествами. Тайны письмен равно не ведают ни мужчины, ни женщины. Прелюбодеяния у столь многолюдного народа чрезвычайно редки: наказание [производится] немедленно и предоставляется мужу: с обрезанными волосами, раздетую донага изгоняет ее муж из дома в присутствии сородичей и ударами гонит через всю деревню [...]. Таким образом, они получают одного мужа, как и одно тело и одну жизнь, чтобы дальше этого не шли их мечты и их страсть, и чтобы они не столько любили супруга, сколько супружество. Ограничивать число детей или убивать кого-нибудь из [детей], родившихся позднее, считается постыдным. Там добрые нравы имеют большую силу, чем в других странах хорошие законы.
XX.  [Дети] в каждом доме растут голые и грязные, [и] вырастают с теми [мощными] членами и телосложением, которому мы удивляемся. Каждого кормит мать своей грудью, не передавая служанкам или кормилицам. При этом господин не отличается какой-нибудь роскошью воспитания от раба. Они живут среди того же самого скота, на той же земле, пока возраст не отделит свободных [от рабов], и их не признают по доблести [...]. Сын сестры в такой же чести у своего дяди, как и у отца, некоторые даже считают этот вид кровной связи более тесным и священным, и при взятии заложников предпочтительно требуют [именно таких родственников], так как ими крепче удерживается душа и шире охватывается семья. Однако наследниками и преемниками каждого являются его собственные дети; завещания никакого [у германцев не бывает]. Если [у кого] нет детей, то во владение [наследством] вступают ближайшие по степени [родства] — братья, [затем] дядья по отцу, дядья по матери. Чем больше сородичей, чем многочисленнее свойственники, тем большей любовью окружена старость [...]. Бездетность не имеет никакой цены.
XXI.  [У германцев] обязательно принимать на себя как вражду [своего] отца или сородича, так и дружбу. Впрочем, [вражда] не продолжается [бесконечно и не является] непримиримой. Даже убийство может быть искуплено известным количеством скота крупного и мелкого, [причем] удовлетворение получает вся семья. Это очень полезно в интересах общества, так как при свободе вражда [гораздо] опаснее.
Ни один народ не является таким щедрым в гостеприимстве. Считается грехом отказать кому-либо из смертных в приюте. Каждый угощает лучшими кушаньями сообразно своему достатку. Когда [угощения] не хватает, то тот, кто сейчас был хозяином, делается указателем пристанища и спутником, и они идут в ближайший дом без [всякого] приглашения, и это ничего не значит: обоих принимают с одинаковой сердечностью. По отношению к праву гостеприимства никто не делает различия между знакомым и незнакомым. Если, уходя, гость чего-нибудь потребует, то обычай велит предоставить ему [эту вещь], также просто можно потребовать [чего-нибудь] в свою очередь [и от него]. Они любят подарки, но данный [подарок] не ставится себе в заслугу, а полученный ни к чему не обязывает. Отношения между хозяином и гостем определяются взаимной предупредительностью.
XXII. Вставши от сна, который часто захватывает у них и день, они тотчас же умываются, чаще всего теплой водой, так как зима у них продолжается большую часть года. Умывшись, они принимают пищу, причем каждый сидит отдельно за своим особым столом. Потом идут вооруженные по своим делам, а нередко и на пирушку. У них не считается зазорным пить без перерыва день и ночь. Как это бывает между пьяными, у них часто бывают ссоры, которые редко кончаются [только] перебранкой, чаще же убийством и нанесением ран. Однако, во время этих пиров они обыкновенно также совещаются о примирении враждующих, о заключении брачных союзов, о выборах старейшин, наконец, о мире и о войне (...].
XXIII.  Напитком им служит жидкость из ячменя или пшеницы, превращенная [посредством брожения] в некоторое подобие вина. Ближайшие к берегу покупают и вино. Пища (у них] простая: дико растущие плоды, свежая дичь или кислое молоко; без особого приготовления и без приправ они утоляют ими голод. По отношению к жажде они не так умеренны. Если потакать [их] пьянству и давать [им пить] вволю, то при помощи пороков их не менее легко победить, чем оружием.
XXIV.  [...] Они играют в кости и, что удивительно, занимаются этим как серьезным делом и трезвые, и с таким азартом и при выигрыше и при проигрыше, что, когда уже ничего не осталось, при самом последнем метании костей играют на свободу и тело. Побежденный добровольно идет в рабство и, хотя бы он был моложе и сильнее, дает себя связать и продать. Таково их упорство в дурном деле; сами же они называют это верностью. Такого рода рабов они сбывают с рук продажей, чтобы избавиться от стыда [подобной] победы.
XXV. Остальными рабами они пользуются не так, как у нас, с распределением служебных обязанностей между ними как дворовой челядью: каждый из рабов распоряжается в своем доме, в своем хозяйстве. Господин только облагает его, подобно колону, известным количеством хлеба, или мелкого скота, или одежды (в виде оброка]; и лишь в этом выражается его обязанность как раба. Все остальные обязанности по дому несут жена и дети. Раба редко подвергают побоям, заключают в оковы и наказывают принудительными работами; чаще случается, что его убивают, но не в наказание или вследствие строгости, а сгоряча и в порыве гнева, как бы врага, с той только разницей, что такое убийство остается безнаказанным.
Вольноотпущенники немногим выше рабов. Редко они имеют значение в доме и никогда — в государстве, за исключением тех народов, у которых существует королевская власть, где они возвышаются над свободными и [даже] над знатными; у других же народов низкое положение вольноотпущенников является доказательством свободы.
XXVI.  (...) Земля занимается всеми вместе поочередно по числу работников, и вскоре они делят ее между собой по достоинству; дележ облегчается обширностью земельной площади: они каждый год меняют пашню и еще остается [свободное] поле. Они ведь не борются с [естественным] плодородием почвы и ее размерами при помощи труда — они не разводят фруктовых садов, не отделяют лугов, не орошают огородов; они требуют от земли только [урожая] посеянного [хлеба]. От этого они и год делят не на столько частей, как мы: у них существуют понятия и соответствующие слова для зимы, весны и лета, названия же осени и ее благ они не знают.
XXVII. При устройстве похорон [германцы не проявляют] никакого тщеславия, они только заботятся о том, чтобы при сожжении тел знаменитых мужей употреблялось дерево известных пород [...], на нем сжигается оружие каждого [покойника], а у некоторых — и конь. Могила покрывается дерном. Они с пренебрежением относятся к почести высоких и громоздких памятников, как тяжелых для покойника. Вопли и слезы у них быстро прекращаются, скорбь же и печаль остаются надолго. Вопли, [по их мнению], приличны женщинам, мужчинам же — память.
Вот, что я узнал о происхождении и нравах всех вообще германцев»

Это взгляд на германцев со стороны римлян. Он был, естественно, неполным, неточным, пристрастным – римляне имели представление только о тех германских племенах, с которыми они вступали в непосредственный контакт. Об остальных они знали либо понаслышке, либо вообще ничего не знали. Ни о религии, ни вообще о культуре германцев они практически не имели представления, да и не особенно этим интересовались, а то, о чем все-таки писали, определяли в своих понятиях, из-за чего иногда весь смысл полностью искажался. Кроме того, римляне склонны были относиться свысока ко всем, кого они считали варварами. Хотя в их описаниях некоторых варварских обычаев явно заметен упрек их соотечественникам – образ жизни варваров (простота нравов, отсутствие роскоши, суровое воспитание юношества, скромность и преданность женщин и т. п.) противопоставляется изнеженности и развращенности римских нравов.
К сожалению, римская точка зрения на германцев до сих пор является основополагающей для многих историков. На самом же деле все было немного не так – гораздо глубже, шире, выше. В общем, «германские дела» – это немного другая история и совсем другая метаистория. Но об этом мы поговорим в следующих лекциях, в сегодня очень конспективно рассмотрим историю германских племен.

В начале первого тысячелетия германские племена постепенно начали образовывать союзы, которые носили устойчивый характер. Из истории стали известны союзы алеманов, саксов, франков, готов. К наиболее значительному племенному союзу германцев относился союз маркоманнов под предводительством Маробода. Во 2 в. германцы усилили натиск на границы Римской империи, результатом которого в 166 г. стала Маркоманнская война. В 174 г. императору Аврелию удалось остановить натиск маркоманнов и других германских племен. Вторжения германских племен на территорию Римской империи продолжились на протяжении 4-7 вв. В этот период происходит и великое переселение народов Европы. Эти процессы имели важные социально-экономические и политические последствия для Западной Римской империи. Изменения в социальном строе племен, а также кризисное положение в самой империи способствовали падению Рима.
 
Образование первых германских государств
В 395 г. после смерти императора Феодосия объединенная Римская империя была разделена между его сыновьями на Западную и Восточную (Византию), правители которых использовали варваров-германцев для решения своих конфликтов. В 401 г. вестготы под началом Алариха ушли из Восточной империи в Западную, где после ряда неудачных сражений в Италии были вынуждены заключить мирный договор с римлянами и осесть в Иллирике. В 410 г. готы под началом Алариха захватили и разграбили Рим. Также в этот период на территорию Галлии вторглись вандалы, свевы, аланы, бургунды и франки.
Было основано первое королевство в Аквитании, бургундское королевство в Галлии, королевства в Испании и Северной Африке, Англии. 
В 476 г. германские наемники, составлявшие войско Западной империи, во главе с Одоакром низложили последнего римского императора Ромула Августа. Императоров в Риме в 460—470 гг. назначали военачальники из германцев, сначала свев Рицимер, потом бургунд Гундобад. Фактически они правили от имени своих ставленников, свергая тех, если императоры пытались действовать независимо. Одоакр решил стать главой государства, для чего ему пришлось пожертвовать титулом императора, чтобы сохранить мир с Восточной Римской империей (Византией). Это событие формально считается концом Римской империи. 
В 460-е гг. франки под началом короля Хильдерика образовали собственное государство в устье Рейна. Предположительно, Хильдерик – сын легендарного короля Меровея – первый франкский король, существование которого подтверждено не только письменными, но и материальными историческими источниками. Имя «Хильдерик» переводится с франкского языка как «Сильный в битве» или «Мощный воитель»
Меровей (Меровиг) — легендарный вождь салических франков приблизительно в 447-457 годах.
Салические франки, или западные франки — ветвь франков, самостоятельно жившая с 420 года в Северном Брабанте между реками Маас и Шельда в бельгийско-нидерландском пограничье и позже в Турнэ (Бельгия). Легендарный вождь Фарамонд перешёл со своими подданными Рейн в западном направлении, укрепился там и отделился таким образом от рипуарских франков. Именно Фарамонд, возвратившейся в 509 году в свои прежние земли и покорившей их, считается основателем династии Меровингов.
Франкское королевство стало третьим германским государством на землях Галлии (после вестготов и бургундов). При Хлодвиге Париж стал столицей франкского государства, а сам король с войском принял христианство в форме католичества, чем обеспечил поддержку римского духовенства в борьбе с другими германцами, исповедовавшими арианство. Расширение франкского государства привело к созданию в 800 г. Франкской империи Карла Великого, объединившей на короткое время владения всех германских народов за исключением Англии, Дании и Скандинавии.
 
Восточно-франкское королевство
Королевство франков было основано королем Хлодвигом I из рода Меровингов.
Исходным моментом в образовании Франкского государства было завоевание салическими франками во главе с Хлодвигом I последних римских владений в Галлии в 486 г. В ходе многолетних войн франки во главе с Хлодвигом завоевали также большую часть владений алеманнов на Рейне (496), земли вестготов в Аквитании (507) и франков, живших по среднему течению Рейна. При сыновьях Хлодвига было нанесено поражение королю бургундов Годомару (534), а его королевство включено в королевство франков. В 536 г. остготский король Витигис отказался от Прованса в пользу франков. В 30-е гг. 6 в. были также завоеваны приальпийские владения алеманнов и земли тюрингов между Везером и Эльбой, а в 50-е гг. – земли баваров на Дунае.
Держава Меровингов представляла эфемерное политическое образование. В ней не было не только экономической и этнической общности, но и политического и судебно-административного единства (сразу же после смерти Хлодвига его 4 сына разделили между собой Франкское государство, лишь иногда объединяясь для совместно завоевательных походов). В результате междоусобиц представителей дома правящей династии — Меровингов власть постепенно переходила в руки майордомов, некогда занимавших должности управляющих королевского двора. Так, фактическим правителем Франкского государства (с 715 года), стал Карл Мартелл, франкский полководец. В европейской истории древнего мира полководец Карл Мартелл прославился прежде всего войнами против завоевателей-арабов, которые в 720 году перешли Пиренейские горы и вторглись на территорию современной Франции.
В 751 г. майордом Пипин Короткий, сын знаменитого майордома и полководца Карла Мартела, сместил последнего короля из рода Меровингов и стал королем, основав династию Каролингов
В 800 г. франкский король Карл Великий, сын Пипина Короткого, был объявлен римским императором. При нем Франкское государство достигло своего наивысшего расцвета. Столица находилась в Ахене. Сын Карла Великого Людовик Благочестивый стал последним единовластным правителем единого Франкского государства. Людовик успешно продолжил отцовскую политику реформ, но последние годы его правления прошли в войнах против собственных сыновей и внешних врагов. Государство оказалось в глубоком кризисе, который через несколько лет после его смерти привел к распаду империи и образованию на ее месте нескольких государств — предшественников современных Германии, Италии и Франции.
Потомки Карла Великого не сумели сохранить своё наследство, государство франков стало распадаться. Восточная (Германия) и западная (позже Франция) части бывшего Франкского королевства стали развиваться независимо друг от друга.
По Верденскому договору, который в 843 г. заключили между собой внуки Карла Великого, французская часть (Западно-Франкское королевство) досталась Карлу Лысому, итальянско-лотарингская (Срединное королевство) - Лотарю, германская - Людовику Немецкому. Восточно-франкское государство традиционно принято считать первым германским государством. В течение 10 в. появилось неофициальное название «Рейх германцев" (Regnum Teutonicorum), которое через несколько веков стало общепризнанным (в форме «Reich der Deutschen»). Государство включало территории к востоку от Рейна и к северу от Альп. Территория государства была относительно стабильной и имела тенденцию к расширению: в 870 г. была присоединена восточная часть Лотарингии, включая Нидерланды, Эльзас и собственно Лотарингию, началась колонизация населенных славянами земель вдоль Эльбы. Граница с Западно-Франкским королевством, установленная в 890 г., просуществовала до 14 в.
Столицей Восточно-Франкского королевства при Людовике Немецком стал Регенсбург. Королевство фактически состояло из пяти полунезависимых крупных племенных герцогств: Саксонии, Баварии, Франконии, Швабии и Тюрингии (позднее добавилась Лотарингия). Власть короля оказалась достаточно ограниченной и зависимой от крупнейших феодалов. Процесс закрепощения крестьян в королевстве находился ещё в начальной стадии и во многих регионах сохранялся достаточно широкий слой свободного крестьянства (Швабия, Саксония, Тироль).
К концу 9 в. сформировался принцип нераздельности государства, власть в котором должна была наследоваться старшим сыном умершего монарха. Прекращение немецкой линии Каролингов в 911 г. не привело к переходу престола к французским Каролингам: восточно-франкская знать избрала своим правителем франконского герцога Конрада I, закрепив, таким образом, право немецких князей на избрание преемника короля в случае отсутствия прямого наследника у умершего монарха. 
Серьезной угрозой для государства стали регулярные набеги викингов. В 886 г. викинги дошли до Парижа. Империя Каролингов в это время была объединена под правлением Карла Толстого, который был слабым правителем и потерял свою власть. В начале 10 в. ситуацию осложнили непрерывные войны с венграми. В период правления Конрада 1 центральная власть практически перестала контролировать положение дел в герцогствах. В 918 г., после смерти Конрада, королем был избран герцог Саксонии Генрих 1 Птицелов (918—936 гг.). Генрих успешно боролся с венграми и датчанами и создал линию укреплений, защищающих Саксонию от набегов славян и венгров.
В Х веке на центрально-европейских территориях образовалось крупное государство, претендовавшее на статус продолжателя древнеримских и франкских имперских традиций. Оно получило название Священная Римская империя германской нации.
Дата образования Священной Римской империи (2. 02. 962) считается началом существования Германского государства. 
После раздела на части в середине ?X века Франкской империи, созданной династией Каролингов, статус императора существовал только в пределах Италии, за владение которой боролись бургундские и северо-итальянские аристократы. Престол римского папы контролировали представители римского патрициата (городские управленцы). Но франкские правители сохранили идею создания новой империи.
К середине X века политика Генриха ?, а затем Оттона ? укрепила позиции Восточно-Франкского (Германского) королевства: увеличились территории, усилилась поддержка церкви. Оттон I стал королём Восточной Франкии в 936 году. Новый король искренне верил в свою исключительность и в то, что богом на него возложена особая миссия. Действительно Оттон I, как и его знаменитый предок — император Карл Великий, сумел серьёзно повлиять на всю дальнейшую историю Европы. Блестящий полководец и убеждённый защитник христианских ценностей, после завоевания Северной Италии в 962 он был коронован самим Папой, став первым императором Священной Римской империи и духовным наследником римских правителей.
Поэтому в 960 году по просьбе Папы Римского Иоанна X?? франкская армия выступила против итальянского короля Беренгара ??. Франки победили. В 961 году Оттон ? стал итальянским королем, а в 962 провозглашен императором.
Изначально восточнофранкские правители использовали только титул императора, а само понятие Римской империи стали применять к своим землям около 1034 года. Приблизительно в 1157 году к названию добавилось «Священная», подчеркивающее власть императора над духовной сферой.
Обо всем этом мы еще будем говорить более подробно.

Медитация 8-я Зона

СООК ЭТОЛ СИОН ХАА ПРИСЦЕЛЬС