За десять лет правления Умара мусульманское государство совершенно изменило свой характер. Из одно-национального объединения единоверцев без центрального аппарата управления и постоянной армии оно в результате завоеваний превратилось в многонациональную империю, в которой население Аравии составляло примерно четверть всего числа жителей. Причем провинции находились на значительно более высоком уровне социального и экономического развития, чем политический центр Халифата – Хиджаз. Кроме того, значительная часть наиболее активного населения Аравии в ходе завоеваний покинула ее или переселилась на ее северные окраины (Сирия и Месопотамия).
Мусульманская аристократия – мухаджиры и ансары – не порывала со своей родиной и то и дело возвращалась в Медину, выезжая затем оттуда то в одну, то в другую страну по своей инициативе или по распоряжению халифа. Впрочем, халиф мог распорядиться только назначением на высокий пост или смещением, приказать же кому-то участвовать в походе он не мог (во всех случаях Умару приходилось убеждать колеблющихся, стыдить их, сулить добычу, но не приказывать), так как войско не получало от него жалованья. Но йеменские арабы, уйдя в Сирию или Египет, сразу оторвались от своей далекой родины. Процесс этот усиливался по мере того, как арабы уходили все дальше от мест первоначального обитания. По мере удаления от Медины возрастал и сепаратизм военачальников, угрожая сделать рождающееся государство неуправляемым.
Умар был энергичным и решительным человеком, его авторитет позволял ему круто обходиться с чересчур своенравными военачальниками, даже такими заслуженными, как Халид ибн ал-Валид (см.*). Однако управление государством, в котором три четверти населения жили по неведомым главе государства законам, требовало иных знаний и качеств.
Умар, несомненно, обладал необходимой для главы государства способностью воспринимать новое и применять его на деле. Главным источником сведений были советчики халифа из завоеванных стран, как его мавали (вольноотпущенники), так и свободные, приезжавшие в Медину со своими жалобами и просьбами. Например, восстановление канала Траяна явно должно было быть кем-то подсказано. Что-то извлекал он и из бесед с людьми, возвращавшимися из дальних походов. Ближайшее окружение, Али, Усман, Абдаррахман ибн Ауф, которые во всех рассказах о принятии Умаром важных решений играют решающую роль, в действительности вряд ли лучше его ориентировались в новой обстановке.
В любом случае решающее слово оставалось за халифом. На нем лежала ответственность принять новое в жизни общины, не упомянутое в Коране и отсутствовавшее в практике пророка. И он не боялся давать распоряжения, расходившиеся с решениями Мухаммеда, и даже отменял последние. Не останавливался Умар и перед отменой земельных дарений, сделанных Мухаммедом, если хозяин не обрабатывал эту землю. Характерно для умонастроения мусульманского общества того времени, что ни одно из этих решений не воспринималось как прегрешение и нарушение воли пророка. Очевидно, еще было живо представление о том, что Мухаммед – обычный человек и его решения, принятые помимо откровения, могут, как решения обычного правителя, быть исправлены.
Первые два-три года особых сложностей с управлением государством не возникало: как и при Абу Бакре, всю добычу, поступавшую в Медину, халиф делил поровну между мединцами, кому-то мог дать больше, а кто-то из верхушки сам прихватывал лишнее. Войска за пределами Аравии находились в буквальном смысле слова на подножном корму и не требовали ничего, кроме посылки подкреплений, пока они еще были малочисленны перед лицом противника, более того, они сами обеспечивали своих сородичей в Медине, посылая пятую часть добычи.
Затруднения возникли, когда завоеванные территории настолько увеличились, что значительную часть войск пришлось оставлять для гарнизонной службы, а, следовательно, лишать ее возможности получать долю добычи. Практика ведения военных действий, подкрепленная разъяснениями Умара, допускала получение добычи подразделениями, которые были отряжены для операций по обеспечению победы, но в бою непосредственно не участвовали: дальняя разведка, фланговое охранение и даже подкрепления, не успевшие подойти к исходу сражения, но прибывшие до погребения убитых, имели право на получение добычи. Но это не касалось тех, кто не был так или иначе связан с конкретным сражением. Конечно, наместники как-то обеспечивали их из налогов, поступавших согласно договорам, но здесь уже начинается область доброй воли и произвола наместников.
В завоеванных ими странах арабы обнаружили такие социально-экономические отношения и такие формы собственности, которые не были еще известны в Аравии и являлись непонятными для завоевателей. Так, арабы не проявляли интереса к земле как средству производства. Все возделанные земли, оказавшиеся под их господством, они рассматривали как собственность мусульманской общины верующих. Завоеватели были заняты захватом добычи (в том числе пленных и заложников, которых они обращали в рабство) и взиманием дани и контрибуций. Поэтому они не могли и не стали вмешиваться в общественное производство покоренного населения, не пытались изменить существовавший строй. Земли остались во владении местных землевладельцев, которые обязывались лишь вносить поземельную подать в казну мусульманской общины. Земельные владения византийского императора и столичной греческой знати, сасанидского шахиншаха и иранского царского рода, а также земли феодалов, павших в сражениях или бежавших из своих владений, становились собственностью мусульманской общины и поступали в непосредственное ведение байт ал-мал (см.**). Сидевшие на них крестьяне обязывались вносить подать непосредственно в казну.
Находясь на более низком уровне общественного развития сравнительно с покоренными цивилизованными народами, арабы не могли сразу овладеть сложным аппаратом управления и эксплуатации. Да они и не видели надобности в этом, вполне удовлетворяя свои интересы посредством захвата добычи и сбора дани с покоренного населения. Завоеватели оставили нетронутыми как социально-экономические отношения, так и административно-фискальный аппарат в завоеванных странах и заняли положение верхнего господствующего слоя. Халифат, т. е. обширные территории, завоеванные арабами в Азии и Африке, в правление первых четырех «праведных» халифов представлял собой конгломерат областей с различными системами землевладения и эксплуатации покоренного населения.
В Севаде (Южном Ираке) после покорения его арабами под их властью оказались четыре категории земель. Первую категорию составляли владения местных феодалов-дехкан. С трудящегося населения своих поместий и деревень дехкане получали ренту и взимали государственные налоги; кроме того, они выполняли некоторые административные и судебные функции. Завоеватели оставили эти земли во владении дехкан и сохранили их права и привилегии. Все осталось по-прежнему. Единственное различие состояло в том, что отныне подати поступали не в сасанидскую казну, а в мусульманский бейт ал-мал. Арабы задались целью получать с Севада ту же сумму податей, какую население этой области платило Сасанидам. Для определения этой суммы были использованы старые сасанидские кадастры, причем местные дехкане оказали им активное содействие.
Вторую категорию земель составляли владения шахиншаха (царский домен), его родственников и придворной знати, а также поместья дехкан, убитых в сражениях или покинувших свои владения. Эти земли (савафи), оставшиеся бесхозными, поступили в распоряжение халифа как главы мусульманской общины. Земледельцы, обрабатывавшие эти земли, были обязаны платить налоги непосредственно в байт ал-мал.
Третью категорию составляли земли, непригодные для обработки (например, болота и солончаки) или не обрабатывавшиеся вследствие неисправности оросительных сооружений. При последних Сасанидах, в условиях непрерывных византийских нашествий и дворцовых переворотов, правительство ослабило заботы о воспроизводстве. Вследствие этого происходили прорывы плотин и разрушение дамб, приводившие к заболачиванию целых земледельческих районов. Такие необрабатываемые земли в мусульманском праве стали называться «мертвыми землями». Землевладельцы и правительство стремились «оживить» их, т. е. восстановить или вновь создать оросительные сооружения, после чего эти земли становились пригодными для обработки.
Четвертую категорию составляли земли, принадлежавшие городскому населению. Их жители договорились с арабами об уплате им определенной ежегодной подати. За это завоеватели гарантировали им неприкосновенность жизни и имущества. Жители таких городов сохранили право распоряжения своей собственностью: принадлежавшие им земли они могли свободно продавать, закладывать или завещать. Земледельческое и городское население, подпавшее под власть завоевателей, платило подушную и поземельную подати.
В Сирии (в состав которой тогда включали также Палестину и Ливан) арабы-завоеватели проводили ту же податную политику. Арабские военачальники охотно заключали соглашения с подчинявшимся им населением, от лица которого обычно выступало местное христианское духовенство. Основным пунктом каждого такого договора являлось обязательство покорившегося населения исправно вносить подати деньгами и натурой. При соблюдении этого условия арабы обязывались перед местными жителями сохранять их жизнь и свободу (т. е. не обращать их в рабство), не превращать их имущество в добычу своих воинов, не разрушать зданий их религиозного культа и не превращать их в мечети, не препятствовать совершению богослужения и отправлению религиозных обрядов.
Податное население завоеванных арабами районов Сирии рассматривалось как находящееся под покровительством завоевателей. Поэтому арабы, вынужденные отступить из Дамаска и Химса при приближении армии Ираклия, вернули жителям этих городов и их окрестностей недавно полученные с них подати. Такой невиданный и невероятный, по понятиям сирийцев, поступок арабы простодушно объясняли тем, что они лишены возможности защищать людей, уплативших им подати. Земельные владения византийского императора и столичной знати, а также земли, покинутые своими владельцами, составили земельный фонд, поступивший в распоряжение арабских властей.
Конечно, нет никаких оснований предполагать, что первые халифы и подчинявшиеся им арабские военачальники руководствовались какими-либо заранее разработанными стратегическими планами завоеваний. Их военные успехи иногда представлялись им самим такими же неожиданными, как и покоренным народам. Инициатива заключения соглашений с завоевателями и их условия в большинстве случаев принадлежали представителям населения стран, подвергшихся нашествию арабов. Ставки денежных и натуральных податей, способы и сроки их уплаты, согласно заключенным соглашениям, были настолько разнообразны, что не представлялось возможным учесть их общую сумму и производить их распределение.
Во всех завоеванных странах от уплаты подати были освобождены женщины, несовершеннолетние, нищие, умалишенные, паралитики и монахи, жившие трудом рук своих. Первоначально подати взимались в зависимости от количества взрослого мужского населения, так как площадь возделываемых земель не была еще выявлена. Сбором налогов ведали местные землевладельцы, муниципальные власти и духовенство. Они служили гарантами исправной уплаты податей и несения повинностей, возложенных на население.
Не вмешиваясь в общественное производство, арабы оставили нетронутыми и органы местного управления, в том числе судебные учреждения и полицию. Они предоставили населению заботы о благоустройстве населенных пунктов, об исправном состоянии дорог, мостов и колодцев. Составление списков податного населения и учет податей, поступавших в байт ал-мал, были поручены прежним служащим налогового ведомства. Они не только регистрировали податные поступления, но и распределяли их среди арабов. Делопроизводство, как и до завоеваний, велось на персидском языке в бывшей Персии, на греческом — в Сирии и на коптском (наряду с греческим) — в Египте.
В правление Умара был составлен диван. Это слово персидского происхождения в то время означало список, или реестр. В него вносились отдельные лица и племена, за которыми было признано право на получение денежных средств, взимавшихся с покоренного населения. Первое поколение мусульман полагало, что все получавшееся с податного населения целиком принадлежит завоевателям. Они не проводили различия между добычей, захваченной после победного завершения сражений, и плодами податной эксплуатации покоренного населения. По представлению мусульман, все полученное с покоренного населения должно было быть распределено среди мусульман.
Своеобразие установленной Умаром системы жалований заключалось в том, что размер их определялся не только и не столько местом, занимаемым в военной или административной иерархии, а близостью к пророку, временем принятия ислама и участием в сражениях. На этом основании наивысшее жалованье получали не глава общины и не его наместники-полководцы, а восемь вдов пророка. Это странно даже с позиций мусульманского права, согласно которому женщина получает вдвое меньшее наследство, чем мужчина. При установлении им пенсиона учитывались их положение в обществе и отношение к ним пророка. Аише, как любимой жене (и к тому же дочери Абу Бакра), определили 12 000 дирхемов в год, пятерым – по 10 000, а Джувайрийе и Сафии, как бывшим пленницам, только по 6 000. «Не могу же я назначить пленнице столько же, сколько дочери Абу Бакра», – заметил Умар.
Нo этот наименьший вдовий пенсион был выше, чем у самых почтенных сподвижников пророка, участников битвы при Бадре, – они получили по 5 000 дирхемов. Столько же было назначено внукам пророка, Хасану и Хусейну, хотя они родились после Бадра. Принявшие ислам после клятвы при Худайбии, участники подавления ридды и первых походов до Йармука и Кадисии получили 3 000 дирхемов. Участники сражений при Йармуке, Кадисии, Джалула и Нихавенде получали 2 000, а наиболее отличившиеся – 2 500 дирхемов. Включившиеся в походы после Кадисии и до завоевания Ктесифона («первое пополнение») – 1000 дирхемов; второе пополнение – 500 дирхемов, третье – 300, четвертое – 250 и последнее – 200 дирхемов.
Таким образом, первые мусульмане получали в 20 раз больше рядовых участников последних завоевательных походов. Но привилегии мусульманской элиты не ограничивались этим – жены мухаджиров и других заслуженных лиц также получили жалованье. Жены участников сражения при Бадре – 500 дирхемов, после Бадра до Худайбии – 400, участников сражений до Кадисии – 300, жены сражавшихся при Кадисии – 200 дирхемов. Учесть все заслуги, да еще и степень благородства происхождения было непросто, исключений было немало, и они вызывали обиды и нарекания. Так, некоторые женщины-мухаджирки получили персональные пенсионы. Тетка Мухаммеда получила 6000 дирхемов, еще несколько мухаджирок получили по 1000.
Жалованье выше причитавшегося по рангу получили и некоторые мужчины. Так, Усама ибн Зайд получил 4 000 дирхемов, а сын халифа Абдаллах – 3 000. Умару пришлось объяснять сыну: «Я ему прибавил потому, что посланник Аллаха любил его больше, чем тебя, и любил его отца больше, чем твоего отца». 4 000 дирхемов получил также Умар, сын Абу Саламы и Умм Саламы (одной из жен пророка), и это сразу же вызвало возмущенный вопрос Мухаммеда, сына Абдаллаха ибн Джахша (прославленного нападением на мекканский караван в Нахле): «За что Умару оказано предпочтение перед нами? За хиджру его отца? Так и наши отцы совершили хиджру и сражались при Бадре!» Халиф пояснил: «Я отдал ему предпочтение за то место, которое он занимал у посланника Аллаха. Я назначил ему за отца, Абу Саламу, две тысячи и добавил ему за мать, Умм Саламу, тысячу. Если бы кто-то пришел и просил за такую же мать, как Умм Салама, то я удовлетворил бы его просьбу».
Как бы субъективен и пристрастен ни был Умар, в одном, нельзя ему отказать – он не выделил себя из круга сотоварищей-ветеранов, хотя, конечно, все восприняли бы как естественное, что глава общины получает наибольшее жалованье, не поддался он и соблазну поставить своих сыновей выше других. Ветераны ислама еще хранили верность духу равенства, характерному для первоначальной общины.
Постоянное жалование было назначено и бедуинам Хиджаза. Умар сам выезжал в ал-Кудайд и ал-Усфан для составления диванов, но о размере жалованья и круге лиц, получивших на него право, ничего не известно. Исходя из принципа стажа в исламе, жалованье должны были получить и все мекканцы, принявшие ислам после завоевания Мекки, однако прямых указаний на это нет, а есть короткое сообщение, восходящее к одному из сыновей Умара (Абдаллаху): «Подлинно, Умар не давал жителям Мекки жалованья и не отправлял им посылок и говорил: «Они такие-то и такие-то» – слова, которые мне не хочется вспоминать».
Видимо, во всех случаях (кроме ансаров и мухаджиров) постоянное жалованье полагалось участникам сражений. Его получали также не арабы, присоединявшиеся к мусульманской армии. Его получили дихканы Вавилона, Хутарнии, Фалалиджа и Нахр Малика (по 2000 дирхемов), иранские всадники (асавира) отряда Сийаха, перешедшие на сторону мусульман в Хузистане. Самому Сийаху и нескольким из его командиров была назначена высшая ставка, возможная для тех, кто не был ветераном ислама, – 2500 дирхемов, остальные воины получили по 2000. Наконец, такое же жалованье получил упорно воевавший с мусульманами правитель Хузистана, Хурмузан. Для обеспечения жалованья одних только мухаджиров и ансаров с их сыновьями и женами требовалось 20 – 25 млн. дирхемов, а с учетом всех участников клятвы в Худайбии и похода на Мекку, участников подавления ридды сумма, необходимая Умару для выплаты жалованья (с учетом того, что часть лиц этих категорий находилась за пределами Аравии и там получала жалованье), окажется не менее 50 млн. дирхемов.
На практике система начисления и выплаты жалованья была довольно сложной. Жалованье воины получали не прямо из центральной казны: соответствующую часть денег получали главы семи искусственно сформированных племенных группировок (умара ал-асба), те делили их между «начальниками знамен», те далее распределяли их между уполномоченными (ан-нукаба ва-л-умана) мелких группировок, а уж те раздавали их по семьям. Несомненно, идеальной математической точности не было, группы различались по численности не только в зависимости от категории, это порождало взаимные претензии и открывало широкие возможности для злоупотреблений. У глав крупных группировок скапливались огромные средства, которые позволяли им путем подкупа манипулировать настроениями своих подопечных.
Больше всего таких возможностей имелось у наместников больших богатых областей. И они эти возможности широко использовали. Борясь с чрезмерным обогащением, Умар не останавливался перед конфискацией у них половины имущества, нажитого во время правления. Делал он это, правда, не в целях своего обогащения, а для пополнения общественной кассы. С легко нажитыми деньгами наместники и расставались легко. Во всяком случае, серьезных конфликтов не происходило. Кроме денежного содержания воины ежемесячно получали продуктовый паек. Таким образом, арабские воины и переселенцы в завоеванных областях были гарантированы от голода в любых обстоятельствах. Потому так различны оценки ситуации в одни и те же годы первого века ислама у христианских и мусульманских историков: там, где первые пишут о страшном голоде, вторые его вообще не упоминают, так как их информаторы были сыты и этого голода на себе не почувствовали, их впечатления отражали другие стороны жизни.
Добавим к этому, что менее состоятельная часть мусульман не платила вообще никаких налогов, так как единственный сбор с мусульман, закат, не брали, если в доме на момент сбора было наличными менее 20 динаров. Можно было иметь небольшой сад, 39 овец и коз, 4 верблюда и ничего не платить с этого.
В странном промежуточном положении оказались арабы-христиане, прежде всего таглибиты. Они отказывались платить джизью (подушный налог, который платило немусульманское население в арабском Халифате), считая ее позорной для арабов, но в то же время мусульманское государство не могло поставить их на один уровень с мусульманами. Выход был найден в том, что вместо джизьи и хараджа арабы-христиане будут платить двойную садаку и с земли – двойное по сравнению с мусульманами обложение.
Бесспорно, мусульманское общество в этот период достигло большой степени внутреннего равенства, только не следует забывать, что все эти льготы оплачивали своим трудом 5 – 6 миллионов немусульман – крестьян, ремесленников и торговцев. Без этого демократическая сказка ранне-мусульманского общества не могла бы состояться.
В мединское казначейство и в провинциальные байт ал-мал поступали одна пятая часть учтенной добычи, контрибуции и подати. Значительная часть этих сумм и средств присваивалась наместниками, военачальниками и предводителями племен, которые благодаря этому быстро богатели и приобретали вкус к роскоши и расточительству. В виде добычи и сверх ее арабская родовая аристократия захватывала много пленных воинов и мирных жителей, которых она обращала в рабство.
Другим видом живой добычи являлись по сути дела неомусульмане, ставшие известными под названием «маула», или «мавла» (множественное число — мавали). Это были люди из коренного населения, обратившиеся в ислам. Но принятие ислама, религии завоевателей, не ставило их в равноправное положение с арабами-мусульманами. Последние, поселяясь в завоеванных странах или продолжая вести завоевательные войны, сохраняли свою родо-племенную организацию и не забывали своих старых межплеменных счетов.
Местный житель, ставший мусульманином, выпадал из своей общины, но, не будучи арабом и не состоя в кровном родстве с завоевателями, он не мог стать полноправным членом какого-либо арабского рода или племени. Согласно староарабским порядкам и обычаям, сохранявшимся при наличии родо-племеиной организации, он мог вступить в нее только в качестве человека, ищущего защиты и покровительства. Обычно неомусульманин-неараб поступал под покровительство какого-либо влиятельного члена того или иного арабского племени, становился его маула, как называли раба, получившего освобождение от рабства, но продолжавшего находиться под покровительством своего бывшего господина или членов его семьи. Слово «маула» применительно к такому человеку имело значение «вольноотпущенник» или «клиент» (термины, взятые из древнеримского рабовладельческого права). Маула был обязан периодически подносить подарки своему господину или обслуживать его в соответствии с тем ремеслом, которым он занимался. Представители арабской родовой аристократии обычно выступали в поход, сопровождаемые толпой своих мавали, которые всесторонне обслуживали их. Эта толпа мавали состояла из ремесленников самых разнообразных специальностей и из людей «свободных» профессий, в том числе врачей, писцов-секретарей, астрологов и даже поэтов. Арабские правители и военачальники рассматривали всех этих людей как часть добычи, дарованной им Аллахом.
Военное дело, службу в войске арабы считали своим исключительным правом и обязанностью. «Воинство ислама» состояло из ополчений арабских племен. Средствами существования арабских воинов служили помимо добычи натуральные подати, доставлявшиеся местным населением в арабские военные лагеря, и денежные выдачи, поступавшие из байт ал-мал. Существуя за счет покоренного населения, большинство арабов, поселившихся в завоеванных странах, не занималось никаким производительным трудом. К занятию земледелием арабы приступали крайне неохотно. Арабские поселенцы-земледельцы в завоеванных странах являлись очень редким исключением.
Арабская родо-племеиная организация предохраняла завоевателей от смешения с покоренным населением; иначе они растворились бы в его массе. Арабы предпочитали селиться в своих военных лагерях. Каждый такой лагерь представлял собой площадь в виде круга, обнесенную земляным валом. Внутрь лагеря можно было проникнуть через одни из четырех ворот, обычно расположенных по странам света. От ворот к центру лагеря шли прямые дороги, выходившие на площадь. В секторах, образованных дорогами, стояли палатки, в которых жили члены отдельных родов или мелких племен. Как и в бедуинском становище, соседство обусловливалось родством. Земляной вал являлся нововведением, позаимствованным у арабских племен, ранее находившихся на иранской и византийской службе. Так возникли Басра (в 637 или 638 г.) и Куфа (в 636 г.) в Ираке, Фустат (в 640 г.) в Египте, Кайруан (в 670 г.) в Тунисе. Антисанитарные условия в военных лагерях, где арабские воины жили со своими семьями и скотом, превращали эти поселения в очаги повальных болезней. Так, например, чума причиняла арабам гораздо больший урон, чем самые кровопролитные сражения. Жуткую известность получила эпидемия этой болезни, вспыхнувшая в 639 г. в лагере Амвас, между Яффой и Иерусалимом. От этой «амвасской чумы» погибло не менее 20 тыс. арабов.
По мере того, как халифат превращался в большую империю, разрасталась и ее столица – Медина. Значительный приток населения потребовал строительства новых общественных зданий. Прежде всего, пришлось расширить мечеть Медины. Затем для хранения продовольствия, поступавшего в виде закята и присылаемого из завоеванных стран, был выстроен склад, дар ад-дакик («мучной двор»). Склад для продовольствия из Египта был построен также в порту Джар.
Катастрофический паводок 638 г., разрушивший много зданий и нанесший ущерб Каабе, заставил Умара взяться за перестройку храмового комплекса. В раджабе 17 г. х. (19 июля – 17 августа 638 г.), совершив малое паломничество (умра), Умар распорядился расчистить пространство вокруг Каабы от наносов, принесенных селем. Снесенный потоком «макам Ибрахим» (благословенный камень, на котором, как считалось, стоял пророк Ибрахим во время строительства Каабы) был установлен на новом месте, а бесформенный тесный пустырь вокруг Каабы, зажатый между жилым домами, был расширен и обнесен невысокой стеной, превратившей это пространство во двор мечети. Для ее строительства пришлось снести часть домов мекканской знати, в том числе и дом Аббаса. Умар предложил хозяевам денежную компенсацию, но многие отвергли ее, и Умар отложил деньги в казнохранилище до той поры, пока хозяева одумаются и возьмут их. Тогда же по приказу Умара были сооружены две дамбы, прикрывшие мечеть от разрушительных ливневых потоков, стекающих с окрестных гор. Кроме того, были обновлены пограничные камни харама (запретной зоны вокруг Каабы). При Умаре же началось благоустройство дорог паломников от Медины до Мекки, появились оборудованные стоянки для караванов, обеспеченные водой, с навесами, защищающими от солнца.
С именем Умара связывается возникновение нескольких городов, которым суждено играть важнейшую роль в военно-политической истории Халифата, – Куфы и Басры, хотя в действительности ему пришлось лишь утвердить свершившееся.
Около арабских военных лагерей, с внешней стороны вала, стали селиться некоторые местные жители. Их привлекала возможность легкой наживы на обслуживании арабов, располагавших огромной добычей и большими денежными средствами. Около лагерей быстро возникали слободы, населенные ремесленниками, лавочниками, менялами и люмпен-пролетариями, среди которых встречалось немало жуликов, воров и проституток. В дальнейшем на месте вала строились кирпичные стены с оборонительными сооружениями, а за ними вместо палаток возникали постоянные жилые и общественные здания. Торгово-ремесленные слободы превращались в окраины этих быстро разраставшихся населенных пунктов. Так создавались новые города, становившиеся важными экономическими, политическими и культурными центрами. Эти новые города обладали особенно притягательной силой для неомусульман, покидавших свои общины в сельских местностях.
В старых городах, сдавшихся арабам или взятых силой оружия, завоеватели селились в отдельных кварталах, покинутых местными жителями. Иногда арабы переселяли горожан, чтобы предоставить жилища своим воинам. В состав своих вооруженных сил арабы обычно не допускали выходцев из покоренного населения, в том числе и принявших ислам. Но арабские племена, выселившиеся за пределы Аравии еще в доисламские времена и обратившиеся в христианство под влиянием своих новых соседей, сразу же включились в военные предприятия завоевателей, прибывших из Аравии. Особенно значительную военно-политическую роль играли христианские арабские племена Сирии и Иордании в первом веке мусульманской эры.
Завоеватели-мусульмане проявляли широкую веротерпимость не только к христианам и иудеям, которые в Коране названы «людьми Писания», т. е. божественного откровения, но и к зороастрийцам, манихеям, сабиям и другим «многобожникам». Эта веротерпимость имела реальное основание: принявшие ислам первое время иногда освобождались от подушной подати, что приводило к уменьшению податных поступлений в казну. Так что исламизация иноверческого населения в Халифате была длительным процессом, который в ряде стран Арабского Востока не завершился и поныне. Так, например, в IX в. в Египте подавляющее большинство населения составляли местные христиане (копты). Мусульмане стали численно преобладать не ранее XIII в. Но и в дальнейшем в Египте оставалось значительное христианское (коптское) меньшинство, которое существует и в наше время. В Иордании тоже имеется христианское меньшинство, причем христианство здесь исповедуют не только оседлые земледельцы и горожане, но и некоторые местные кочевые племена. Это прямые потомки тех арабов, которые обратились в христианство еще до возникновения ислама. В современном Ливане не менее половины населения является христианами, принадлежащими к различным церквам. В странах Арабского Востока различные христианские вероисповедания и церкви существуют с доисламских времен. В этих ранее христианских странах в средние века (уже после завершения арабских завоеваний) большинство коренного населения перешло в ислам. Но никогда не наблюдалось случаев принятия христианства мусульманами (за самым редким исключением).
Огромные суммы, поступавшие из завоеванных стран в виде податей и добычи, иногда вызывали удивление у халифа Умара, который сам никогда не располагал большими средствами. Так, когда его наместник в Бахрейне вернулся в Медину и заявил, что привез 500 тыс. дирхемов, халиф спросил его: «Понимаешь ли ты, что говоришь?». Тот ответил: «Да, пять раз по сто тысяч». Значительная часть добычи и податных поступлений попадала в сундуки и мошны наместников и военачальников. Вскоре после завоевания Египта халиф Умар писал Амру ибн ал-Асу, своему наместнику в этой богатой стране: «Распространились слухи, что ты владеешь продуктами, рабами, посудой и скотом, которых не было у тебя, когда ты был назначен на пост правителя Египта». Податные поступления с населения Египта в то время исчислялись суммой в 2 млн. динаров, а затем возросли до 4 млн. При Усмане, преемнике Умара, в 27 г. х. (647/48 г. и. э.) из Африки поступило податей на 2,5 млн. динаров. При Умаре из бывшей Персии поступало 80 млн. дирхемов в год.
Обращение пленных в рабство также являлось одним из средств обогащения арабской родовой аристократии. Увеличение числа рабов за счет коренных жителей населенных пунктов (особенно тех, которые оказывали вооруженное сопротивление завоевателям) было одним из наиболее распространенных методов установления арабского господства. Так, военачальник Халид ибн ал-Валид применил этот метод при подавлении сопротивления йемамских ханифов. При завоевании Южного Ирака, взяв силой оружия город Айн ат-Тамр, он приказал перебить часть его жителей, а часть продал в рабство. Число взятых в плен в Кесарии дошло до четырех тысяч человек. И когда Муавия прислал их Умару, то он приказал поместить их в ал-Джурфе, а затем роздал их сиротам ансаров, некоторых же назначил писцами и поместил их в мусульманские податные учреждения на пользу мусульманам». Нуба сдалась осадившим ее арабам, обязавшись поставлять им по 400 рабов ежегодно.
Поставка рабов являлась одним из видов податей, уплачивавшихся населением некоторых завоеванных областей. Рабы в то время (особенно в бывших византийских провинциях) играли очень важную роль в общественном производстве. Особенную активность в приобретении богатства и власти проявляли члены мекканского рода омейя, которые в свое время вели упорную борьбу против мединской общины верующих, а затем вступили в нее на выгодных условиях. Они приобрели сильное влияние среди руководства мусульманской общины еще при жизни Мухаммеда, а после его смерти приняли деятельное участие в завоевательных походах. При Умаре представители рода омейя получили в свое владение Сирию, а Йазид, сын Абу Суфьяна, занял положение ведущего военачальника в этой стране. После его смерти во время чумы наместником Сирии стал его брат Муавия.
Покушение на халифа Умара и его смерть
Халиф Умар был умным и дальновидным человеком. Он понимал, расширение Халифата и распространение ислама среди других народов могло привести к проникновению в исламскую религию инородных воззрений и традиций, результатом чего могла стать духовная деградация мусульман. Кроме того, в среде мусульман уже находилось много зороастрийцев, плененных в результате войн с Персией, и с их стороны могли быть предприняты определенные действия по дестабилизации положения в Халифате. Эти проблемы очень беспокоили халифа Умара, и поэтому он не позволял персам поселяться в столице Халифата — Медине. Однако бывали и исключения.
Во время войны с Персией наместник Куфы Мугира ибн Шуба попросил халифа Умара позволить поселиться в Медине его слуге — персу Фирузу (известному как Абу Лулу), который обратился в ислам. Фируз был хороший мастер на все руки: столяр, резчик и кузнец. Сначала он попал в плен к византийцам, потом возвратился на родину, но через несколько лет в битве при Нихавенде снова был взят в плен, на этот раз арабами. При разделе добычи он и достался мединцу Мугире ибн Шубе. Мугира предоставил ему возможность брать заказы на работу, но требовал приносить в день два дирхема, т. е. все, что мог заработать даже очень хороший мастер, а Фирузу надо было кормить жену и дочку.
В начале ноября 644 г. Фируз подошел к Умару, совершавшему свой обычный обход базара, и попросил: «О амир верующих, спаси меня от Мугиры ибн Шубы: на мне большой оброк». – «Каков же твой оброк?» – «Два дирхема в день». – А что ты делаешь?» – «Я столяр, резчик и кузнец». – «А я не считаю, что при хорошем владении этими ремеслами подать с тебя велика», – ответил Умар. Фируз, ворча, повернулся и ушел. Через некоторое время произошла еще одна встреча. Умар, сидевший на улице, остановил проходившего мимо Фируза и спросил: «Я слышал, ты говорил, что если захочешь, то сделаешь мельницу, которая мелет ветром». – «Да». – «Так сделай мне мельницу». Фируз ответил ему со странной интонацией в голосе: «Жив буду, сделаю такую мельницу, о которой заговорят на востоке и на западе…» – и ушел. «Никак, раб мне угрожал сейчас», – задумчиво заметил Умар. Как вспоминали потом мединцы, доведенный до отчаяния Фируз, встречая маленьких пленников-земляков, гладил их по голове и, заливаясь слезами, говорил: «Погубил меня Умар».
В среду 3 ноября, раздобыв кинжал о двух лезвиях, Фируз раньше всех пришел в утренних сумерках в мечеть, закутав лицо, чтобы его не узнали, и встал около Умара, который возглавлял коллективную рассветную молитву. Едва Умар начал молитву и, возгласив «Аллах велик!», простерся ниц, Фируз трижды вонзил кинжал ему в живот и бросился к выходу. «Эта собака убила меня», – простонал Умар. В полутьме окружавшие не сразу поняли, что произошло, потом бросились ловить убийцу, который, пробиваясь к выходу, ранил еще двенадцать или тринадцать человек, половина из которых позднее скончалась от ранений. Подоспевший к месту трагедии Абдуррахман ибн Ауф (см.***) накинул на Фируза свою головную повязку и затянул ее. Видя безвыходность своего положения, Фируз Абу Лулу покончил жизнь самоубийством.
Умару и другим пострадавшим была оказана первая помощь. Смертельно раненый Умар взял Абдуррахмана ибн Ауфа за руку и строго наказал ему продолжить молитву. Абдуррахман исполнил приказ халифа, и молитва была совершена.
После полученного ранения халиф Умар прожил всего три дня. Первым делом он позвал к себе своего сына Абдуллу и велел ему расплатиться с его долгами. Затем он послал Абдуллу к жене Пророка Мухаммеда Аише с просьбой разрешить похоронить его рядом с Пророком и Абу Бакром, и она позволила ему сделать это.
На четвертый день после покушения халиф Умар скончался (ему было 63 года). После его смерти появились первые сведения о том, что это покушение было не случайным, а стало результатом заговора, в котором, возможно, участвовали и другие люди и даже вожди некоторых племен. Подозрения пали на Хурмузана и христианина из Хиры Джуфайну, который был в хороших отношениях с Саадом ибн Абу Ваккасом и обучал его детей. Незадолго до покушения их видели в обществе Абу Лулы. Они выглядели подозрительно, и у одного из них выпал кинжал, которым впоследствии был убит Умар. Как только оружие убийства опознали, один из сыновей Умара Убайдулла выхватил меч и в ярости направился к Хурмузану и Джуфайне и убил их обоих. Не удовлетворившись этим, он убил даже малолетнюю дочь Абу Лулы. Более того, он грозился убить всех инородцев в Медине, однако его остановили, и он был арестован.
Умар не оставил завещания относительно своего преемника. Еще при жизни, но ощущая приближение своего смертного часа, он созвал совет из шести своих ближайших сподвижников (Усмана ибн Аффана, Али ибн Абу Талиба, Тальхи ибн Убайдуллы, аз-Зубайра ибн аль-Аввама, Абдуррахмана ибн Ауфа и Саада ибн Абу Ваккаса), которые должны были в течение трех дней из своего состава выбрать нового правителя государства. На протяжении этих трех дней возглавлять коллективную молитву должен был соратник Умара Сухайибн
Участники «совета шести» определились с выдвижением кандидатур Али и Усмана и должны были выбрать одного из двух кандидатов. Абдуррахман ибн Ауф был названным братом Усмана и одновременно с этим — его зятем. Умар, назначив его в совет судьей, фактически вручил ему сразу два голоса. Абдуррахман ибн Ауф некоторое время колебался, но сделал свой выбор в пользу Усмана. Голос Абдуррахмана был решающим, и Усман стал третьим праведным халифом.
* Халид ибн Валид
Напомним, что Халид ибн Валид, получивший прозвище «Меч Аллаха», был одним из самых знаменитых полководцев пророка Мухаммеда, он провёл 43 битвы и является одним из немногих в истории, кто ни разу не был побежден. Историки говорят, что в нем смешалась жестокость Чингизхана, мудрость Тамерлана и тактические способности Наполеона.
Халид был достаточно строгим и требовательным командиром. В его армии царила жесткая дисциплина, воины отличались бесстрашием и умением резко менять позиции без длительных осад. Но, в то же время, он иногда совершал самовольные действия, не получив на это разрешения от политического руководства Халифата.
Так, уже в первые дни правления Абу Бакра один из поступков Халида вызвал резкое осуждение халифа и серьезные разногласия его с Умаром по этому поводу.
Суть истории заключалась в том, что после смерти пророка Мухаммеда, Халид был послан халифом Абу Бакром против вероотступников. Сразу после смерти Пророка многие племена арабов вышли из ислама. Отступничество многих из них выражалось в отказе от выплаты зякята (ежегодный обязательный налог в Исламе, который исламское право предписывает выплачивать каждому мусульманину со своего имущества и доходов, который является одним из столпов ислама). Халиф Абу Бакр отправил из Медины несколько вооруженных отрядов, с целью наказания отступников. Одним из таких отрядов командовал Халид ибн Валид. После того как его отряд усмирил несколько непокорных племён, Халид ибн Валид выступил против племени Бану Сулайм (одно из племён отступников). В пути он со своим отрядом проезжал земли принадлежавшие племени Бану Тамим. Малик ибн Нувейра был одним из этого племени, и он был назначен Пророком сборщиком зякята. Когда до Малика дошла весть о кончине Пророка, он задержал у себя закят, и раздал его своему народу.
Вожди бану Тамим подчинились Халиду и выплатили закят. Малик ибн Нувейра был в отдаление от людей и вместе со своими товарищами совершал намаз. Отряд солдат взял его в плен по приказу Халида, который из-за истории с закятом обвинил Малика в том, что тот не мусульманин. Их связали веревками, вместе с ними была и жена Малика Лейла, которая считалась одной из красивейших женщин своего времени, и Халид был пленен ее красотой. Малик сказал: "О Халид, пошли нас к Абу Бакру, пусть он судит нас". Абдаллах ибн Умар и Абу Кутада Ансари вмешались и стали настоятельно советовать Халиду послать их к Абу Бакру, но он отказался, сказав: "Аллах никогда не простит мне, если я не убью его". Тогда Малик повернулся к своей жене и сказал: "Этот человек убьет меня". После этого Халид приказал приступить к казни, он взял Лейлу и в ту же ночь сделал ее своей женой, не дождавшись срока идды (период выжидания после развода или кончины мужа, в течение которого женщина не имеет права выйти замуж за другого мужчину. Период идда необходим для определения возможной беременности женщины.
Когда это история стала известна, Умар сказал Халиду: "О враг Аллаха! Ты убил мусульманина, потом взял его жену... Клянусь Аллахом, я забросаю тебя камнями". Но Абу Бакр встал на защиту Халида, сказав: "О Умар, прости его, он допустил ошибку, но не упрекай его".
С течением времени сомнительный брак Халида с женой Малика ибн Нувейры стал привлекать пристальное внимание со стороны недоброжелателей Халида и Абу Бакра. Утверждалось, что Халид, покоренный красотой жены Малика, Умм Тамим бинт Митхал, специально устроил резню, чтобы взять её в жены.
Но с началом правления второго праведного халифа Умара ибн Хаттаба наступил закат карьеры Халида. Несмотря на свой полководческий дар, Халид ибн Валид нередко проявлял самостоятельность и принимал отдельные решения без ведома халифа. И если Абу Бакр, искренне восхищавшийся им, закрывал на это глаза, то Умар не прощал подобных проступков своим командирам. Так, во время военной кампании против персов ибн Валид, не предупредив халифа Умара, покинул армию и направился в хадж в Мекку. Узнав об этом, Умар отстранил его от командования армией. Согласно одному из дошедших до нас сообщений, Халид сразу же подчинился приказу, и единственным проявлением его чувств стал мягкий упрёк, адресованный повелителю верующих. Умар ответил на его упрёк следующим образом: «Клянусь Аллахом, Халид, ты у меня на прекрасном счету и я люблю тебя!.. Не упрекай же меня ни за что после этого дня».
Место Халида ибн Валида занял Абу Убайда ибн аль-Джаррах (один из ближайших сподвижников Пророка, знаменитый полководец и политический деятель, доказавший свою преданность тем, что в одной из битв убил собственного отца, который сражался на стороне язычников). После отстранения от командования Халид сказал, обращаясь к Абу Убайде: «Клянусь Аллахом, если бы ты назначил командовать мной маленького ребёнка, я бы ему подчинялся. Так неужели я стану противоречить тебе, когда ты уверовал раньше меня и принял ислам прежде меня?! Как я могу ослушаться тебя, когда твоё положение в Исламе выше моего, когда сам Пророк назвал одного тебя "Доверенным". Я никогда бы не смог достичь твоего статуса. Я заявляю здесь и сейчас, что я посвятил свою жизнь служению на Пути Аллаха Всевышнего». Халид продолжал сражаться под его командованием около четырёх лет, и только после 18 г. х. имя Халида исчезает из рассказов о военных действиях.
При завоевании Сирии Халид командовал авангардом Абу Убайды, потом он был наместником Сирии (с резиденцией в Химсе), его подпись стояла первой под договором с Иерусалимом. Престиж его как полководца был неизмеримо выше, чем у всех остальных, и слава его была вполне заслуженной. Халид был любимцем армии: именно такой вождь мог завоевать симпатии воинов-бедуинов – энергичный и храбрый, всегда в самом опасном месте битвы, умеющий наградить и наказать по заслугам. Иначе должны были относиться к нему старые сподвижники пророка, находившиеся у него в подчинении, – для них он был слишком независим и самостоятелен в решениях. В конце концов кто-то донес халифу, что Халид делает непомерно большие подарки военачальникам, не считаясь с нормами наделения добычей, что ал-Ашасу ибн Кайсу он дал 10 000 динаров. Умар сместил Халида и вызвал в Медину. Узнав, что дар сделан из собственных денег, которых у Халида накопилось 60 000, халиф не смягчился, а потребовал 2/3 отдать в казну.
Другая версия позволяет думать, что вольное обращение с общественными средствами все-таки имело место, поскольку Умар оправдывал смещение «Меча Аллаха» таким образом: «Я приказал ему, чтобы он сохранял эти деньги для бедняков-мухаджиров, а он отдал их могущественному, богатому и родовитому. Я сместил его и назначил Абу Убайду ибн ал-Джарраха». Присутствовавший при этом двоюродный брат Халида, Абу Амр ибн Хафс, возмущенно заметил: «Ты сместил амира, которого назначил посланник Аллаха, и вложил в ножны меч, который обнажил Аллах, и отобрал знамя, которое водрузил посланник Аллаха, ты порвал узы родства и позавидовал сыну дяди». Умар оборвал его: «Ты близкий родственник и молод еще, ты просто злишься из-за своего двоюродного брата!».
Но, видимо, Абу Хафс выразил мнение многих, так как Умар счел необходимым разослать письмо с объяснением: «Я сместил Халида не по злобе или коварству, а оттого, что люди восхищались им, и я боялся, что они будут уповать и полагаться только на него, а я хочу, чтобы они знали, что все совершает Аллах, – иначе они невольно впадут в соблазн». Халид предстал перед халифом, доказал, что деньги были его собственными, а не общественными, и был вынужден отдать в казну часть того, что имел, чтобы получить прощение.
Умар смещал Халида дважды. Первый раз это произошло после того, как между ними возникли разногласия. Став халифом, Умар оставил некоторых наместников, назначенных Абу Бакром, а других сместил. При этом он решил изменить порядок работы наместников, установленный Абу Бакром, поскольку остро ощущал свою ответственность за всё, что происходит в его государстве, и считал, что должен контролировать каждый шаг наместников, поскольку Всевышний Аллах спросит его за всё в Судный день. Среди тех, кто осудил его за это, был Халид ибн аль-Валид. Когда Умар потребовал от него не совершать определённые действия без его одобрения и разрешения, Халид сказал, что либо он будет исполнять свои обязанности так, как считает нужным, либо он не будет исполнять их вообще. После этого Умар, не согласившийся с ним, сместил его с должности. Позже он предлагал ему должности, но Халид отказывался работать под жестким контролем Умара, на чём тот настаивал. Заметим, что Халид был двоюродным братом Умара ибн Хаттаба.
Проведя большую часть жизни на поле битвы, не зная поражений, выиграв 43 битвы, Халид ибн Аль-Валид умер в собственной постели в возрасте 51 года (642 г.). Незадолго до смерти он сказал: «Я сражался в стольких битвах ради Аллаха, и на моем теле нет места, где бы ни было следа от копья, меча или кинжала. И все же я готов испустить последний вздох на кровати, как умирает старый верблюд. Пусть глаза трусов никогда не знают сна».
Узнав о кончине Халида, Умар сказал: «Да помилует Аллах Абу Сулеймана! То, что у Аллаха, лучше для него, потому что дела его были благими. Он жил благородно и достойно, и его смерть стала великой потерей для нас. Однако время неумолимо…»
Таким образом, причины отстранения в обоих случаях сводились к различиям во взгляде Халида и Умара на политику и расходование средств. Хотя отношения Халида со своим двоюродным братом Умаром не отличались особой сердечностью, однако он признавал великолепные управленческие способности Умара. Между ними никогда не было личной вражды или взаимной неприязни. Напротив, Умар часто хвалил Халида, а Халид хорошо отзывался об Умаре. В итоге Халид завещал своё имущество Умару и сделал его исполнителем своей воли после смерти и распорядителем недвижимости.
** Понятие байт аль-мал существовало ещё в период жизни пророка Мухаммеда, но своё окончательное значение оно приняло в период правления халифа Умара. В 638—640 годах халиф Умар запретил раздел недвижимости в завоеванных странах и организовал выплату жалованья мухаджирам, ансарам и воинам из средств, поступающих в виде дани и налогов. В связи с этим возникла необходимость в создании финансового ведомства, центрального и провинциальных управлений и хранилищ. Были составлены списки на жалованье (диван), параллельно с которыми имелись кадастры, унаследованные от византийского и сасанидского фиска. Помещение, в котором хранились все поступления, а также средства, принадлежавшие всей общине в целом стали называться байт аль-мал. Оно располагалось обычно в резиденции наместника или в соборной мечети
***Абдуррахман ибн Ауф аль-Кураши -- один из наиболее известных сподвижников пророка Мухаммеда. До принятия ислама он носил имя Абд аль-Кааба («раб Каабы»). Абдуррахман одним из первых принял ислам. Он участвовал в первых тайных собраниях мусульман, дважды эмигрировал в Эфиопию и Медину, принимал участие во всех сражениях между мусульманами и их врагами. Будучи богатейшим из всех сподвижников Пророка, он был известен как крупный меценат на пути ислама; после смерти Пророка Абдуррахман стал опекуном его вдов. Он был одним из тех десятерых, кому Пророк обещал при жизни Рай. После смерти пророка Мухаммеда оказывал помощь праведным халифам Абу Бакру и Умару в создании первого мусульманского государства.