Христианская церковь в начале 2-го тысячелетия. Великая схизма
Крестовые походы — серия религиозных военных походов XI—XV веков из Западной Европы против мусульман и не только. В узком смысле — походы 1096—1272 годов в Палестину, направленные на освобождение святынь христианства (в первую очередь Иерусалима с Гробом Господним), против сельджуков. В более широком смысле — также и другие походы, провозглашаемые римскими папами, в том числе более поздние, проводившиеся с целями обращения в христианство язычников Прибалтики и подавления еретических и антиклерикальных течений в Европе (против катаров, гуситов и др.), а также походы на Османскую империю в более позднее время.
Термин «крестовый поход» его современникам и участникам был неизвестен. Использовались другие названия, например, Iter — путь. Крестовые походы начались в 1096 году – эта дата известна точно, а окончанием эпохи разные историки считают разные даты (также как и количество самих походов). Официально насчитывают семь или восемь Крестовых походов на Ближний Восток, но фактически их было намного больше. Историки нумеруют лишь самые крупные и известные мероприятия, и за скобками остаётся очень много «неучтённых». Например, первый морской поход на Святую Землю — венецианский 1122 года. «Основные» Крестовые походы завершились в 1272, но менее значительные продолжались до XV века.
XV век считается завершением средневековой истории, но относительно конкретной даты, которую следует выбрать в качестве ее окончания, имеются большие разногласия. Для одних авторов это 1453 год – падение Восточной Римской империи после захвата Константинополя турками; другие называют иные даты, например, открытие Америки Колумбом в 1492 году, но для нас это в принципе не очень то и важно.
Наша тема – эпоха Крестовых походов, период XI-XV веков. За это время в Европе и ближайших окрестностях произошло множество важных событий и кроме Крестовых походов, в том числе и на древней Руси (но об этом будет отдельный разговор). Однако именно Крестовые походы — одно из главных исторических событий средневековой Европы. Тогда западноевропейцы в первый раз большими массами поднялись со своих мест и, познакомившись с неизвестными им народами и странами, частью усвоили их нравы и учреждения, частью передали им свои понятия и воззрения. На Востоке перед европейцами открылся новый мир с совершенно новыми и чуждыми ему понятиями, образом жизни и политическим устройством. Рассказы и описания виденного и слышанного составили богатую литературу, которая с живым интересом читалась по монастырям и рыцарским замкам. Западные народы вложили в крестовые походы много своих сил, и материальных, и духовных, потому нет ничего удивительного, что национальная история французов, немцев, итальянцев и англичан не может не уделять значительного места изложению истории крестовых походов.
Но они имели большое значение и для истории восточноевропейских народов – в частности для русской истории. Именно в эпоху крестовых походов в первый раз обнаружилась противоположность интересов и культур романо-германской и греко-славянской. Религиозная и национальная вражда к мусульманству, одушевлявшая первых крестоносцев и поддерживавшая их в перенесении громадных лишений и потерь, скоро уступила место другим побуждениям, которые, однако, оказались нисколько не слабее первых и продолжали увлекать на Восток новые и новые западные ополчения. Когда первоначальная цель крестоносного движения перестала быть руководящим мотивом, выдвинулись на первое место политические соображения. Не об Иерусалиме и не об освобождении Гроба Господня из рук неверных стали помышлять вожди крестоносцев, а об основании независимых княжений на Востоке, о завоевании Византии, наконец, о торговых преимуществах в областях византийских и мусульманских.
Но прежде чем начать разговор о самих Крестовых походах, нужно вспомнить о состоянии дел в этом регионе. Основные действующие лица к началу XI века – Западная Римская империя, Восточная – Византия, и мусульмане (которых римляне называли сарацинами).
О Византийской империи, об ее истории и метаистории до XI века, о разных сторонах ее жизни мы говорили довольно подробно. Именно к этому времени практически полностью сформировалась Византийская метакультура – как часть общехристианской метакультуры. Мы добрались до 1054 года – в этом году произошел формальный раскол между Восточной и Западной Церквями (Великая Схизма) – на Тонком плане оформилось и разделение Православной и Католической метакультур. Они по-прежнему имели общий трансмиф, но их затомисы, еще сообщающиеся между собой в самой верхней, более многомерной части, уже на уровне перехода от Мутабельного к Тоническому слою отделились друг от друга (напомню, что на этом примерно уровне выделилось еще несколько направлений христианства – например, монофизитская Армянская Церковь). Самая нижняя «точка» -- первичный кармический массив Христианства – тоже была общей, но из него под воздействием принципа эгрегориальности уже выделились отдельные кармические массивы этих Церквей, и началось формирование их более жестких, но зато более прочных и отчетливых кармических клише. Параллельно формировались и кармические клише государственных эгрегоров, как бы «вложенные» в церковные, и под воздействием разных видов эгрегориальных субстанций («религиозной» и «государственной») началось формирование самих эгрегоров. В Западной Европе процессы формирования государственных эгрегоров и их взаимодействие с Церковью происходили очень драматично – мы об этом говорили в лекциях.
У Восточной (Православной») Церкви дела пошли лучше, и к IX –X векам Византийская Империя, как мы говорили на прошлых лекциях, достигла своего расцвета. Сформировался мощный, хорошо структурированный эгрегор – опора метакультуры, который, в свою очередь, опирался на сложившийся к этому времени комплекс традиций.
Что происходило в Западной Церкви? Там формировалось и к XI веку полностью сложилась система папства.
Серьезные изменения, происходившие в средневековом европейском обществе XI в., не обошли стороной и еще одну могучую силу того времени — христианскую церковь. XI век стал веком великой реформы церкви, временем, заложившим основы ее почти безграничной власти — если не над телами, то над душами европейцев. Но этот век был и веком Великого раскола единой Вселенской, (т. е. всемирной) Церкви — окончательного разделения восточной и западной ветвей христианства. Таким образом, это столетие было для церкви во всех отношениях определяющим. Но прежде чем рассматривать те перемены, которые навсегда изменили лицо Церкви, взглянем на то, что же представляла собой западная христианская Церковь к уже известному нам рубежу — 1000-му году от Рождества Христова.
Надо признать, что ее положение в этот период никак нельзя было назвать блестящим. Бури, сотрясавшие Европу в предшествующую эпоху, не могли не отразиться и на состоянии церкви. Сильнейший удар по ней, как действительно вселенскому установлению, нанес распад империи Карла Великого — наследницы Римской империи. К концу IX века этот распад стал окончательно свершившимся фактом. А вместе с Империей рухнуло и то, что складывалось веками — единая имперская церковь — особый общественный институт, этакий симбиоз светской и духовной власти, который начал складываться еще при Константине Великом. Именно в это время западная церковь вступает в период, который позже назвали «темным столетием». Глубокому упадку, поразившему церковь, в немалой степени способствовали и разрушительные набеги норманнов, арабов и венгров. Разрушение храмов, массовая гибель паствы и клира, неспособность церковных деятелей противопоставить что-либо этим смертоносным нашествиям — все это вызывало в обществе глубокое разочарование и в христианских идеалах, и в самой миссии церкви как общественного установления.
Наиболее острые формы кризис церковной жизни принял в Западно-Франкском королевстве, Лотарингии и Италии. Повсеместной стала торговля духовными должностями — епископов, аббатов и т. д. Купивший должность светский феодал или простой мирянин открывал себе путь к обогащению за счет паствы, получению обширных земельных владений и значительных властных полномочий. Такую практику в церковной жизни именовали «симонией» — по имени известного евангельского персонажа Симона Волхва, пытавшегося купить у апостолов «дары Святого Духа». Конечно, вчерашние миряне, в одночасье ставшие церковными иерархами, далеко не всегда стремились соблюдать установленные церковью законы и обычаи. Так, почти повсеместно нарушался целибат — традиция, запрещавшая священнослужителям заводить семью. Вообще, рост влияния мирян в церкви привел к значительной порче нравов духовенства и монашества, к обмирщению церкви: и клирики, и даже монахи подражали в быту светским феодалам, женились или заводили любовниц, передавали по наследству своим детям церковное и монастырское имущество. Можно себе представить, какой авторитет у паствы имели такие, с позволения сказать, «духовные отцы».
Мы говорили о монашестве в Византии. Оно играло огромную роль и в Западной Церкви. Напомним, история монашества как особой формы служения Богу к тому времени насчитывала немало столетий. Первые монахи (от греческого monachos — отшельник) появились в Египте и Палестине еще в III веке. Во второй половине IV века эта форма христианского аскетизма появляется и в Западной Европе: святой Мартин Турский, получивший позднее почетное прозвище «отец монашества», основывает на территории Аквитании несколько монастырей. В то время они представляли собой, скорее, колонии отшельников, нежели то, что в более поздние эпохи называлось «монашеским братством». Регламентация монашеской жизни и появление самого раннего монастырского устава связаны с именем другого католического святого — Бенедикта Нурсийского, основавшего в 530 году в горах близ Неаполя первый бенедиктинский монастырь Монте-Кассино. Многие положения устава монастырской жизни, предложенные св. Бенедиктом, сохраняли свою силу и в более поздние времена — вплоть до наших дней.
Бенедикт определял монастырь как школу служителей монашества — в конце концов, большинство монахов было неподдельно предано подлинным Христовым заповедям. Даже сам уход от мира часто был в ту эпоху протестом против обмирщения Церкви, против греховной светской жизни. Поэтому духовное перерождение бенедиктинского монашества вызывало у значительной части искренних последователей первоначальной чистоты христианства недовольство сложившейся в монастырях обстановкой. Эти-то новые веяния в монашеской среде и дали в X веке толчок особому феномену в истории монашества — клюнийскому движению, сыгравшему вскоре немалую роль в оздоровлении церкви.
Первый (и главный) монастырь нового типа был основан в 910 году в Бургундии, около местечка Клюни. В отличие от других многочисленных аббатств, Клюнийский монастырь с самого начала оказался вне сферы действия «права частной церкви» и вообще был свободен от каких бы то ни было светских властей. Его основатель, герцог Аквитанский, на вечные времена отказался от всяких прав на монастырь и передал его под покровительство папы римского. Эта юридическая формулировка освобождала Клюни в том числе и от власти местного епископа и делала его, в условиях слабости папства, фактически ни от кого не зависимым. И такое освобождение монашества от любого влияния извне, будь то епископ или светский сеньор, стало одной из основ клюнийской программы реформ.
В первую очередь, клюнийцы направили свои усилия на устранение очевидных нарушений бенедиктинского устава, вызванных обмирщением монастырей. Основной задачей монашества стала молитва за мирян перед Богом, что, в преддверии ожидаемого почти всеми скорого конца света, имело особое значение. Напомним, что дата – 1000 лет от Рождества Христова – считалась датой «Конца Света» и значительная часть населения Европы вела себя соответственно. Об этом мы еще поговорим.
Месса в Клюни отличалась повышенной торжественностью и в течение дня не прерывалась ни на секунду. Непрерывные молитвы, обращенные к Богу, черные одежды монахов, символизирующие отказ от всего мирского, небывало пышная обрядность — все, что в глазах общества было борьбой за первоначальные идеалы христианства, нашло самый живой отклик в сердцах миллионов прихожан, особенно по мере приближения фатальной даты. Резко возросший страх перед Господним гневом, как никогда усилившийся в конце X века, чрезвычайно обострил, к тому же, религиозные настроения масс. Церковь была единственным заступником за человека перед Творцом, и авторитет ее как посредника между Богом и людьми, и прежде всего передового отряда — клюнийцев — стал быстро расти. Монашество, основательно подрастерявшее свой престиж во времена «темного столетия», вновь начало возвращать себе уважение паствы.
Но особенно вырос авторитет клюнийского братства после того, как минула роковая дата «тысячного» года. Ведь в глазах огромного большинства жителей Европы, от последнего нищего до императора Священной Империи, спасение мира от Страшного Суда и Божьей кары было несомненной заслугой клюнийских монахов, «отмоливших» род людской перед Богом. И это новое монашество дало первый толчок тому, что позже стали называть великой церковной реформой.
Клюнийское движение за обновление церкви было поддержано вскоре самыми разными силами: видными идеологами монашества, римским апостольским престолом, германским императором Генрихом III, а с середины XI века — и широким народно-демократическим движением. Это грандиозное по своим масштабам явление имело несколько главных целей, каждая из которых в тот или иной отрезок времени выходила на первый план. На первом этапе важнейшей задачей стала борьба против симонии (симония – покупка церковных званий за деньги, считая и назначения на церковные должности светскими правителями) и тесно связанного с ней «права частной церкви» (частная церковь – в средние века церковь, аббатство или монастырь, построенные на личной земле феодала, над которым он имел имущественные права, в особенности право распределять приходы, т.е. назначать церковнослужителей без согласования с епископом), и за так называемую «чистоту церкви» — то есть, против обмирщения духовенства, нарушения целибата и других католических канонов.
Обет безбрачия для всего духовенства ввел папа Григорий VII в конце XI в. для того, чтобы не дробить между наследниками священнослужителей земельную собственность и тем самым сохранить ее для Церкви. Другой его целью было укрепление церковной дисциплины. Григорий VII, суровый аскет и великий реформатор, в пору глубокого обмирщения Церкви хотел, чтобы священнослужители посвящали себя исключительно духовной, пастырской стезе. Но обет целибата приживался среди духовенства с трудом и утвердился только в середине XIII в. Другим фактором в продвижении клерикального безбрачия были проблемные отношения, которые католическая церковь имела с недвижимостью и наследственной землей. Священники и епископы были не просто религиозными лидерами, они также обладали политической властью, основанной на земле, которую они контролировали. Когда они умирали, земля могла перейти к церкви или к наследникам этого человека, и, естественно, церковь хотела сохранить землю, чтобы сохранить политическую власть.
Самый острый характер в новых исторических условиях приняла борьба против симонистских священников, а по существу, — против стоявших за ними светских владык, стремившихся, естественно, к сохранению «ручной», «карманной» церкви, находящейся у них в почти полном подчинении.
Одним из удивительных парадоксов данной эпохи, без сомнения, стала поддержка, оказанная монахам-новаторам Генрихом III — императором Священной Римской империи (28 октября 1016 – 5 октября 1056, названным Черным или Благочестивым), а, следовательно, крупнейшим из феодалов того времени. Уже по самой природе своей власти обреченный быть главным симонистом, Генрих III неожиданно встает на сторону радикально настроенного духовенства. Этот весьма противоестественный (и кратковременный) союз, безусловно, во многом опирался на саму неординарную личность германского императора, чье несколько экстравагантное мировоззрение позволило ему уже тогда получить полушутливое, полусерьезное прозвище «король монахов». Но, вероятно, немалую роль в подобном решении императора сыграло желание главы светской власти, опершись на сильно возросший авторитет монашества, приструнить зарвавшихся местных баронов, считавших себя в своих вотчинах этакими неподконтрольными никому царьками. Как бы то ни было, эта непредвиденная поддержка сыграла очень большую роль в развернувшихся вскоре событиях и позволила реформаторскому движению значительно окрепнуть политически и идеологически. Как раз в годы правления Генриха III оформляются две главные группировки реформаторов: умеренная, главным идеологом которой стал итальянский монах Петр (Пьетро) Дамиани, и радикальная, возглавленная лотарингским монахом Гумбертом.
Петр Дамиани (1006 -1072) был суровым аскетом-отшельником, искренне преданным идеалам первоначального, «чистого» христианства. Обладая, несомненно, недюжинным ораторским даром, Дамиани вскоре собрал вокруг себя большое число последователей — как из числа монахов, так и из мирян. В своих проповедях Петр-отшельник гневно обрушивался на гибельную для церкви практику симонии; немало доставалось от него и священнослужителям-перерожденцам, погрязшим в мирских грехах, и всемогущим светским феодалам. Однако, при всем том, очевидно понимая, что бороться с этим почти повсеместным злом не под силу отдельным отшельникам или даже целым монастырям, Дамиани сделал ставку на союз церкви с верховной имперской властью. Всячески возвеличивая пошатнувшийся авторитет папства, итальянский монах-оратор заговорил о потребности прочного союза между троном и алтарем, о необходимости того, чтобы духовная власть наделяла светскую «святостью», а светская предоставляла бы духовной защиту. В политике Генриха III, благоволившего сторонникам борьбы с испорченностью церкви, Дамиани видел подтверждение правильности своих взглядов. Он не замечал явной ущербности такой позиции: ведь как бы Дамиани ни восхвалял саксонскую династию императоров, нельзя было отрицать того факта, что «рыба гниет с головы» — и сам папа в те годы был саксонским ставленником, и многие аббаты и епископы получали власть в обителях и епархиях по соизволению императора. И все же вклад итальянского отшельника в дело церковной реформы трудно переоценить: он стал одним из первых, кто в изменившихся исторических условиях во весь голос призвал к защите священных идеалов христианства.
Другим крупнейшим идеологом движения церковных реформаторов стал лотарингский монах Гумберт (дата рождения неизвестна, умер в 1061 году) из Муайен-мутье. Его позиция совпадала с точкой зрения Дамиани в главном: скандальному торгу духовными местами должен быть положен конец. Однако признание необходимости этого было их единственной точкой соприкосновения; далее у двух духовных лидеров появлялись серьезные расхождения. В своем резком критическом памфлете «Adversus simoniacos» — «Против симонистов» (не будучи крупным оратором, Гумберт предпочел прославить себя на литературном поприще) — лотарингский монах яростно обрушивался на королевскую власть, являющуюся, по его мнению, главной виновницей униженного положения церкви. «Нужно желать французскому королю, — гневно восклицает Гумберт, — этому сыну ужаса, этому антихристу, новому Юлиану, скорейшего исчезновения, чтобы он не мог увековечить своих нечестивых дел и сажать на епископские, священнические и монастырские места своих любимцев-проходимцев». В глазах Гумберта даже такой «лучший» император, как Генрих III, должен попасть в ад, так как сам прибегает к симонии, назначая по своему усмотрению епископов и аббатов. Он тем самим становится соучастником всех мерзостей, характеризующих продажную и разлагающуюся церковь. «Кто товарищ воров и разбойников, тот и сам становится таковым», — вот жесткое и окончательное резюме неистового лотарингца.
Не останавливаясь на этом, Гумберт обрушивается и на сторонников Петра Дамиани. «Нет ничего общего между королем и истинным представителем партии реформы, и ни о каком союзе между ними не может быть и речи», — утверждает Гумберт, явно направляя эти слова в адрес умеренных реформаторов. Всякое объединение короля (или императора) и священника — зло; усилия церкви должны быть в первую очередь направлены против всякого вторжения светской власти в самостоятельную церковную жизнь; руководство этим «Христовым даром» должно быть исключительно прерогативой апостольского престола во главе с папой римским. Этот важнейший вывод лотарингского Златоуста заводит его гораздо дальше своих предшественников, но вскоре он становится знаменем всех радикально настроенных реформаторов. Программа Гумберта встретила значительную поддержку и у священнослужителей, окружавших папский престол. Среди этого «околопапского» клира постепенно выделяется, а вскоре явно выдвигается на первый план монах Гильдебранд — бывший секретарь папы Григория VI, который впоследствии стал одним из величайших представителей апостольского престола и вошел в историю под именем Григория VII.
В разгар этой яростной полемики как-то незаметно и буднично произошло событие, имевшее огромное значение для всей последующей эпохи. В 1054 году папский легат в Константинополе, а им был, по странному совпадению, все тот же Гумберт, предал анафеме и отлучил от церкви константинопольского патриарха Михаила Керулария и отбыл из восточной столицы. В ответ на это срочно собранный византийским императором церковный собор, в свою очередь, предал анафеме папских легатов, а в их лице и самого римского папу. Так началась Великая схизма (раскол), навсегда разделившая восточную и западную ветви христианства. Обе церкви продолжали претендовать на звание вселенской (католической — по латинскому произношению, кафолической — по греческому). Впоследствии, видимо, чтобы избежать путаницы, за восточной церковью закрепилось наименование «православная» (ортодоксальная).
На базе церквей выросли цивилизации: основы западного мира заложило католичество, а православие породило мир, который стал буфером между Западом и Востоком. Но это событие не было случайным… Уже в VII веке христианский мир распался на латинский Запад и греческий Восток. В 582 году константинопольский патриарх провозгласил себя вселенским, то есть главой восточной церкви, равным папе.
Но самый серьезный раскол между епископскими престолами в Риме и Константинополе произошел в 863–867 – так называемый Фотианский раскол, который, на первый взгляд, носил лишь догматический и обрядовый характер, связанный с проблемой Filioque (филиокве) – исхождением Святого Духа. В западной церкви утвердилось добавление, что Святой Дух равным образом исходит и от Бога-сына – Христа (латинское «филиокве» – «и от сына»). Это добавление было сделано на III Толедском соборе в 589-м.
Признание западной церковью нисхождения Святого Духа и от Сына фактически ещё более упрочивало её монополию в посредничестве между Богом и человеком. В западной церкви возобладал иерархический принцип в понимании соотношения и связей элементов Троицы. Никейское, восточное, понимание Троицы в какой-то мере уравнивало положение Святого Духа и Бога-сына. Они – как бы параллельные связующие с Богом-отцом. В византийском христианстве Святой Дух почитался самостоятельно (отсюда – Духов день).
В 866-м константинопольский патриарх Фотий разослал послание по восточным патриархатам, в котором он придал этим разногласиям догматический и обрядовый характер. Константинопольский собор 867 года объявил ересью учение о филиокве и отлучил от церкви римского первосвященника Николая I (в частности, за то, что тот незадолго до этого пытался снять с Фотия сан патриарха). Именно тогда и произошёл первый раскол Вселенской церкви. Это событие вошло в историю под названием «фотианская схизма».
Но «по жизни» проблема заключалась в праве византийского императора смещать и назначать патриарха без одобрения папства. Естественно, «на форме» конфликт выражался во взаимных обвинениях в ереси, но главная проблема заключалась в притязаниях папы на юрисдикцию на Востоке. Раскол возник в значительной степени из-за борьбы за церковный контроль над южными Балканами и из-за личностного столкновения между главами двух епархий. Однако фотианская схизма была вскоре преодолена. В середине IX века арабы захватили Сицилию и Юг Италии. Необходимо было возродить христианское единство, чтобы отстоять как папские, так и византийские владения. Официальное примирение церквей состоялось около 900 года. Тогда конфликт был худо-бедно улажен, но продолжал тлеть, пока не разгорелся в XI веке.
Развитие Западной и Восточной Церквей шло во многом по-разному. Римская церковь во многом опиралась на традицию римской государственности. В Риме особенно велика была роль закона («Dura lex sed lex: «закон суров, но это закон».»). Западная церковь восприняла от римлян юридизм мышления («судебное» понимание отношений между Богом и человеком – попросту говоря, когда человек полагает, что, буквально исполнив Заповеди Бога, он исполнил всё необходимое и ему положена награда) и стремление к чёткой регламентации. Запад был более склонен учитывать практические аспекты управления и не утруждал себя формулированием догматов ортодоксии.
Западной церкви в течение долгого времени приходилось опираться на греческий текст Библии, комментарии и мнения восточных богословов. Только во второй половине IV века Иероним сделал новый, более точный перевод Ветхого завета, существенно выправил перевод Нового завета и других канонических текстов на латинский язык. Так появился латинский вариант Библии – так называемая Вульгата.
Христианский мир в середине XI века
Византийская культура была наследницей древнегреческой. В связи с этим византийское сознание было весьма склонно к философствованию. Богословских споры 325-451 годов кипели именно в Византии. В то время как западной церкви быстро удалось добиться духовного единства в своих рядах. Она не знала такого обилия течений в христианстве, которое было характерно для Восточной империи: несторианство, монофизитство, павлекианство и т.д. Для западного христианства стала особенно характерной чётко выраженная иерархичность восприятия: Бог-отец – Христос – Церковь Христова. Эта схема делает церковь единственным божественным установлением и институтом.
Для обоснования своего первенства во вселенской церкви римская церковь в полной мере использовала идею об апостоле Петре как любимом ученике Христа: «Ты – Пётр, и на сём камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют её; И дам тебе ключи Царства Небесного; и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах; и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах» (Матфей 16: 18-19). От Петра – создателя церкви – наследники его власти – римские епископы – как бы приобретали особое право интерпретации его заветов и установлений. Отсюда вытекала особая авторитарность римской церкви и пап (так стали именоваться римские епископы в V веке) в вопросах вероучения и религиозной догмы. Именно отсюда вытекают теократические претензии папства на непогрешимость суждений и идея превосходства духовной власти над светской.
Западное богословие особенно детально развило идею исходной греховности человека (первородного греха), согласно которой человек не добьётся спасения без искупления своей вины перед Богом. Эта идея и особый религиозный фанатизм западного христианства были во многом обострены крушением Западной Римской империи в результате вторжения варваров. Византийское христианство развивалось в менее напряжённой духовной обстановке. Поэтому оно было более оптимистичным. Восточные богословы переносили акцент с искупления на познание Бога и его воли. В Византии особое торжественное место занимало таинство причащения – евхаристия.
На фоне тех катаклизмов, что происходили на Западе, Византия выглядела как христианская империя, предназначенная к спасению. Так в сознании византийцев родилась идея их богоизбранности. Именно тогда появилась и легенда о богоизбранности Константинополя – что император Константин выбрал место для строительства города не случайно, его выбором руководил ангел, посланный Богом, поэтому Константинополь в отличие от Рима – богохранимый и богоспасаемый город. В восточно-христианской теории Константинополь представлялся новым Иерусалимом, а император – новым Моисеем – земным вождём христианского народа. В ранней Византии сформировалась определенная концепция отношений между светской властью и церковью – «теория симфонии» – взаимодополняющего единства светской и духовной власти.
В свою очередь римская церковь активно отстаивала идею примата власти папы над светской. Однако до VII столетия фактически ещё существовал единый «средиземноморский мир», спаянный столетиями единого развития.
С IX века получает широкое хождение легенда об основании константинопольской церкви братом св. Петра – апостолом Андреем. Апостол Андрей был первым, кого Христос призвал за собой. Именно он познакомил Петра с Иисусом. Эта легенда обосновывала право константинопольской церкви на звание «апостолического престола», происхождение которого отнюдь не ниже римского. В этом же веке произошла и Фотианская схизма. Помимо филиокве, между западной и восточной церквами существовали и другие разногласия. Папы претендовали на руководство всей христианской церковью, что вступало в противоречие с ранее установленным принципом пентархии – управления церковью пятью патриархами. Власть папы по отношению к другим патриархам была властью авторитета без права на дисциплинарные взыскания. На Востоке принцип пентархии ещё более упрочился после того, как от Византии отпали Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский патриархаты.
Кроме того, на Западе стал традицией целибат – обязательное безбрачие духовенства. В Византии признавался брак духовных лиц. Допускался и выход из духовного звания. В Византии стало традицией причащение мирян, как и духовенства, «хлебом и вином», что в какой-то мере уравнивало их перед лицом Бога. На Западе правом на причастие под двумя видами обладало только духовенство, что подчеркивало обособленность от мирян «священного сословия».
Разрыв в XI веке
XI в. для Византийской империи был поистине «золотым». Мощь арабов окончательно подорвана, Антиохия вернулась в состав империи, еще немного — и был бы освобожден Иерусалим. Разгромлен болгарский царь Симеон (893–927), пытавшийся создать выгодную для него романо-болгарскую империю, та же участь постигла Самуила, поднявшего восстание с целью образования македонского государства, после чего Болгария вернулась в империю. Киевская Русь, приняв христианство, быстро становилась частью византийской цивилизации. Стремительный культурный и духовный подъем, начавшийся сразу после торжества Православия в 843 г., сопровождался политическим и экономическим расцветом империи.
Как ни странно, но победы Византии, в том числе над исламом, были выгодны и Западу, создав благоприятные условия для зарождения Западной Европы в том виде, в каком она будет существовать в течение многих веков. А точкой отсчета этого процесса можно считать образование в 962 г. Священной Римской империи германской нации и в 987 г. — Франции Капетингов. Тем не менее, именно в XI в., казавшимся столь многообещающим, между новым западным миром и Римской империей Константинополя произошел духовный разрыв, непоправимый раскол.
С начала XI в. имя папы больше не поминалось в константинопольских диптихах, а это означало, что общение с ним прервано. Точно не известно, что послужило непосредственной причиной этого разрыва. Возможно, поводом стало включение Filioque в исповедание веры, отправленное папой Сергием IV в Константинополь в 1009 г. вместе с извещением о его вступлении на Римский престол. Как бы то ни было, но во время коронации германского императора Генриха II (1014) Символ веры пелся в Риме с Filioque.
Кроме введения Filioque был еще целый ряд латинских обычаев, возмущавших византийцев и увеличивавших поводы для разногласий. Среди них особенно серьезным было использование пресного хлеба для совершения Евхаристии. Если в первые века повсюду использовался квасной хлеб, то с VII–VIII веков Евхаристия стала совершаться на Западе с использованием облаток из пресного хлеба, то есть без закваски, как это делали древние евреи на свою пасху. Символическому языку в то время придавалось огромное значение, вот почему греками использование пресного хлеба воспринималось как возвращение к иудаизму. Они видели в этом отрицание той новизны и того духовного характера жертвы Спасителя, которые были предложены Им взамен ветхозаветных обрядов. В их глазах использование «мертвого» хлеба означало, что Спаситель в воплощении принял лишь человеческое тело, но не душу…
В XI в. с большей силой продолжалось укрепление папской власти, которое началось еще во времена папы Николая I. Дело в том, что в X в. власть папства была как никогда ранее ослаблена, будучи жертвой действий различных группировок римской аристократии или испытывая давление германских императоров. В Римской Церкви распространились различные злоупотребления: продажа церковных должностей и пожалование их мирянами, браки или сожительства в среде священства… Но во время понтификата Льва XI (1047–1054) началась настоящая реформа Западной Церкви. Новый папа окружил себя достойными людьми, в основном уроженцами Лотарингии, среди которых выделялся кардинал Гумберт. Реформаторы не видели иного средства для исправления бедственного состояния латинского христианства, кроме усиления власти и авторитета папы. В их представлении папская власть, так как они ее понимали, должна распространяться на Вселенскую Церковь, как латинскую, так и греческую.
В 1054 г. произошло событие, которое могло остаться незначительным, однако послужило поводом для драматического столкновения между церковной традицией Константинополя и западным реформаторским течением.
Стремясь получить помощь папы перед угрозой норманнов, покушавшихся на византийские владения юга Италии, император Константин Мономах по наущению латинянина Аргира, назначенного им правителем этих владений, занял примирительную по отношению к Риму позицию и пожелал восстановить единство, прерванное, как мы видели, в начале века. Но действия латинских реформаторов на юге Италии, ущемлявшие византийские религиозные обычаи, обеспокоили Константинопольского патриарха Михаила Кирулария. Папские легаты, среди которых был и непреклонный кардинал Гумберт, прибывшие в Константинополь для переговоров об объединении, замыслили руками императора сместить несговорчивого патриарха. Дело кончилось тем, что легаты возложили на престол Святой Софии буллу об отлучении Михаила Кирулария и его сторонников. А через несколько дней в ответ на это патриарх и созванный им собор отлучили от Церкви самих легатов.
Два обстоятельства придали поспешному и необдуманному поступку легатов значение, которые не могли оценить в то время. Во-первых, они снова затронули вопрос о Filioque, неправомочно упрекая греков в том, что те исключили его из Символа веры, хотя не-латинское христианство всегда рассматривало это учение как противоречащее апостольской традиции. Кроме того, византийцам стали ясны замыслы реформаторов распространить абсолютную и прямую власть папы на всех епископов и верующих даже и в самом Константинополе. Представленная в таком виде экклезиология казалась им совершенно новой и также не могла в их глазах не противоречить апостольской традиции. Ознакомившись с ситуацией, остальные восточные патриархи присоединились к позиции Константинополя.
1054 г. следовало бы рассматривать не столько как дату раскола, сколько как год первой неудавшейся попытки воссоединения. Никто тогда и представить себе не мог, что разделение, которое произошло между теми Церквями, которые вскоре назовут Православной и Римско-Католической, будет длиться веками.
Медитация 6-й Мастер
18-я Зона
РОН АРР СС УНИТ КРОН
6-я
ТЛПЛ СООК ЭРИС КИНЬ ЦЕРС
© 2001—2024 «Литан» — Центр Открытого Сознания
Графика и дизайн: Ольга Генерозова
Тех. поддержка: Всеволод Кузьмин