Исламский мир накануне крестовых походов
К концу XI века исламский мир являл собой неоднородную, но величественную картину, в которой сочетались упадок и подъем, достижение великих духовных высот и нравственное одичание, высокое внутреннее единство и чудовищный калейдоскоп из мелких и мельчайших политических и религиозных образований. Мир приверженцев пророка Мухаммеда к этому времени расширился до гигантских размеров. От Атлантического океана на западе до верховьев Ганга и китайской Джунгарии на востоке; от земель Черной Африки на юге до половецких степей на севере — в исламский мир входило не менее половины тогдашней Ойкумены. Он включил в свою орбиту сотни народов, тысячи городов и общин, десятки миллионов людей, объединенных в восприятии и понимании сущего простой и яркой формулой: «Нет Бога, кроме Бога, и Мухаммед — пророк Бога». Эта шахада («исповедание веры») и была тем, что обеспечивало (и по сей день обеспечивает) духовное единство всех мусульман. Но простота этой формулы, цементирующей мир почитателей Пророка, наложенная на географическое, экономическое и культурное разнообразие мусульманских территорий, дала совершенно поразительные результаты. Единое, по существу, мировоззренческое содержание сопровождалось редкостным многообразием и, порой, даже экстравагантностью форм. Но без постижения этого феномена «единства в многообразии» невозможно понять и правильно интерпретировать те события, которые вскоре развернулись в горах Малой Азии и Леванта, на равнинах Сирии и Палестины.
Исламская доктрина, если рассматривать ее самые основные принципы, завещанные Мухаммедом, удивительно универсальна. Она основывается на Коране — священной книге всех мусульман, книге, замечательной во всех, отношениях. Коран, вопреки устоявшемуся мнению, по сути своей не религиозное произведение. Это, если можно так выразиться, образ жизни. Религия и политика, экономика и право, общественная и частная жизнь, мир и война — все это включает в себя и сводит в единую систему Коран — запись пророческих откровений, произнесенных Мухаммедом. Эта всеохватность существенно отличает Коран от другой священной книги — Библии, особенно от ее христианской части — Нового Завета.
Однако Коран, как любое конечное произведение (но главным образом, в силу своей неоднозначности, позволяющей толкователям по-разному интерпретировать его суры и аяты), открывает широкое поле деятельности для других идеологических форм регламентации жизни. Именно отсюда и берет свое начало тот феномен разноликости исламского мира, который так поражает и по сей день.
Первый раскол среди мусульман произошел уже через несколько десятилетий после смерти пророка. Это было разделение мусульманской общины на суннитов и шиитов. Шииты объявили Али первым имамом (дословно — «стоящий впереди»), титулом, вообще, чрезвычайно емким, включающим в себя и святость, и непогрешимость, и верховную власть, да и многое другое. Этот раскол оказался в исламе далеко не последним. Но если среди суннитов разногласия никогда не заходили слишком далеко (споры велись, в основном, о том, как следует понимать тот или иной хадис и принимать ли отдельные хадисы как подлинные), то у шиитов идеологические расхождения были значительно более серьезными. В VIII веке от общей массы шиитов откололась крупная религиозно-политическая группа исмаилитов. Впоследствии различные ответвления секты исмаилитов сыграли весьма значительную роль в истории крестовых походов, так что на этом религиозном движении стоит остановиться чуть подробнее.
Поводом для нового раскола снова стал спор о «престолонаследии». Часть шиитов отказалась признать законность решения шестого шиитского имама Джафара, сделавшего своим преемником четвертого сына Мусу, а не своего внука от старшего сына Исмаила. Проблема состояла в том, что Исмаил умер незадолго до смерти отца, и его дети, по обычным понятиям того времени, потеряли право на наследование. Однако Исмаил при жизни Джафара пользовался огромным авторитетом в шиитской общине, и отстранение его потомков от имамата вызвало недовольство значительной ее части. Группа наиболее непримиримых провозгласила седьмым имамом, в противовес Мусе, Мухаммеда, сына Исмаила. По имени Исмаила, так и не ставшего имамом, это мятежное товарищество получило наименование исмаилитов.
В предыдущем курсе лекций мы довольно подробно говорили об истории арабских завоеваний, но в дальнейшем, после распада империи Аббасидов (см. лекция 25), образовалось несколько исламских государств, которыми управляли уже не арабы. И если мы еще могли в лекциях 26-27 говорить о построении арабского эгрегора, то в дальнейшем, говоря о построении метакультуры, нужно говорить уже о метакультуре мусульманской – этнически чисто арабского в ней оставалось не так уж много. И если в период халифата ислам распространялся преимущественно среди народов, завоеванных мусульманами-арабами, то в дальнейшем его распространение пошло вширь, захватывая народы другого этнического происхождения.
Так, в ходе распада Аббасидского халифата образовалось Саманидское государство (с IX по XI века), которое в 1-й половине Х века, в период экономического и культурного расцвета включала в себя Мавераннахр.
Территория Мавераннахра включала большую часть современного Узбекистана, запад Таджикистана и Кыргизстана, восток Туркменистана и южные районы Казахстана, Хорасан, Северный и Восточный Иран, а ряд государственных образований — Хорезм, Газни и другие — находились в вассальной зависимости. Древнейшие и наиболее крупные города — Самарканд, Бухара, Худжанд, Хива, Туркестан.
Характерной особенностью правления Саманидов был приход к власти, после 200 летнего арабского господства, коренных ираноязычных династий и возрождение персидского языка и культуры.
Саманиды претендовали на происхождение от древнеиранских сасанидских царей. Они сделали свой двор в Бухаре центром традиционной арабской учености и вместе с тем очагом возрождавшейся литературы на новоперсидском языке. При Саманидах Фирдоуси (934— 1020) сочинил свое знаменитое «Шах-наме», писали свои стихи Дакики (ум. ок. 980 г.) и Рудаки (ум. ок. 941 г.). Однако с середины X века начинается упадок саманидского государства. В различных его областях из военного и землевладельческого сословия возникают сильные группы, противящиеся правителям Бухары, пытавшимся добиться централизации власти. Ослаблению династии способствуют также борьба между различными претендентами на власть и дворцовые перевороты в Бухаре. В конечном итоге саманидское государство постигла та же участь, что и другие восточные сатрапии. Для того чтобы держать в повиновении местную знать, крупных землевладельцев-дихкан, сепаратистские устремления которых привели к фактической утрате Бухарой власти над важнейшими провинциями эмирата, Саманидам пришлось создавать гвардию из тюркских рабов — гулямов. К концу X века военачальники этой тюркской гвардии превратились в крупных феодалов и перестали подчиняться своим хозяевам, что ослабило государство и привело к его завоеванию новыми, вышедшими на историческую арену, силами.
Но с этого времени начались успехи ислама среди тюрок. В течение некоторого времени северная граница ислама и халифата в Средней Азии совпадала, по-видимому, с этнографической границей между племенами иранскими и тюрскими, и с культурной границей между областью земледелия и областью скотоводства. Были города к северу от этой границы, но это были колонии, основанные в степи населением культурных областей. Еще арабские географы X в. описывают тюрок как народ, совершенно чуждый исламу и находящийся во вражде с мусульманами, хотя в это время положение уже начало изменяться.
Саманиды, подобно везирам аббасидских халифов, Бармакидам, происходили из Балха (совр. Афганистан), области, где до ислама господствовал буддизм. Именно этой религии было труднее всего сохранить свое существование рядом с исламом; большое число статуй, находившихся в буддийских храмах, заставляло мусульман смотреть на буддизм как на идолопоклонство по преимуществу. Но буддизм исчез под влиянием ислама не бесследно; по-видимому, в подражание буддийской вихаре возник тип мусульманской высшей богословской школы — медресе, которая упоминается прежде всего на восточной окраине мусульманского мира и только в XI в. появляется в Западном Иране и в столице халифата, Багдаде. На влияние буддизма указывает большое число медресе в Балхе и его области.
Медресе, существовавшие в X в., насколько известно, только в Хорасане и Мавераннахре, были сильным средством для распространения ислама независимо от действий мусульманского правительства; может быть, этим следует объяснить, что мусульманская пропаганда за пределами халифата достигла в это время в Средней Азии таких успехов, как ни на одной из других окраин мусульманского мира. Саманиды отказались от оборонительной политики прежних мусульманских наместников Хорасана и Мавераннахра, перестали поддерживать стены, построенные для защиты культурных областей от кочевников, и сами стали предпринимать походы в степь. Иногда эти походы приводили к завоеванию городов; так, в 893 г. был завоеван город Талас, причем говорится об обращении главной церкви в мечеть, из чего можно заключить, что мусульманской пропаганде здесь предшествовала христианская. Но эти завоевания касались только ближайших пограничных областей, и даже здесь рядом с завоевательными походами Саманидов происходила, независимо от них, мирная колонизация степи переселенцами из Мавераннахра. Когда ислам сделался в Мавераннахре религией большинства, мусульмане стали продолжать колонизаторскую деятельность, производившуюся в до-мусульманскую эпоху согдийцами. Так возникли три мусульманских города на нижнем течении Сыр-Дарьи. По словам арабских географов, эти города были населены мусульманами, но находились под властью немусульманских тюрок-огузов, из чего видно, что это не были города, основанные на завоеванной Саманидами территории, но колонии, основанные с согласия местных тюрок переселенцами из Мавераннахра. Как завоеванный Саманидами Талас, так и основанное мирными колонистами «Новое поселение» широко распространили свою торговую деятельность в Средней Азии; от каждого из этих городов вела дорога к Иртышу, в страну неизвестного китайцам тюрского народа кимаков, из которого вышел занявший впоследствии огромную территорию кипчакский народ.
Интересно, что распространению ислама способствовала не воинственность тюрок, их не увлекала идея священной войны и райских блаженств, обещанных павшим в такой войне. Возникновение в исламе индивидуального миссионерства, внутри мусульманского мира и за его пределами, было связано с возникновением мусульманского мистицизма — суфизма. В биографиях известных суфиев обыкновенно говорится об обращении ими в ислам большого числа иноверцев; суфии отправлялись проповедовать ислам в степь, к тюркам, и всегда пользовались среди тюрок гораздо большим успехом, чем представители книжного богословия. Проповедники-суфии говорили в степи не о священной войне и райских наслаждениях, а о грехе и адских муках; европейские путешественники в Средней Азии и Центральной Африке одинаково, независимо друг от друга, вынесли впечатление, что рассказы об аде больше всего способствуют распространению ислама. Но в этом отношении ислам не приносил с собой ничего нового; такие же рассказы тюрки слышали от проповедников буддизма, манихейства и христианства; между тем проповедь ислама имела успех и там, где тюрки раньше ознакомились с одной из этих религий.
Главное преимущество ислама заключалось, конечно, в культурном первенстве мусульманского мира, одинаково в области материальной и духовной культуры, среди образованных народов того времени. Кочевники всегда нуждались в произведениях культурных стран, особенно в предметах одежды. Везде, где происходила торговля между культурными народами и кочевниками, как в Китае, так и в мусульманском мире, кочевникам больше всего были нужны ткани. Торговля с кочевниками была выгодна и для оседлых народов, которые могли получать от кочевников продукты скотоводства, особенно мясо, по более дешевым ценам, чем это было бы возможно при других условиях, но больше всего торговля была нужна кочевникам, которые везде сами пригоняли свои стада к пограничным селениям культурных стран, не дожидаясь, чтобы торговцы приехали к ним в степь. Для пограничных мусульманских стран в Средней Азии торговля с кочевниками имела большое значение; в Хорезме изготовлялись ткани специально для вывоза в степь. Знакомясь с товарами и вообще с жизнью мусульман, кочевники подвергались влиянию не столько ислама как религии, сколько вообще мусульманской культуры, но присоединение к мусульманскому культурному миру было возможно для кочевников только при условии принятия ислама.
В том же X в. приняла ислам часть огузского народа на нижнем течении Сыр-Дарьи; предводитель принявших ислам огузов начал свою деятельность с того, что освободил мусульманские города от дани, которую они до тех пор платили кафирам. Вообще добровольное принятие ислама двумя тюркскими народами казалось, вероятно, торжеством мусульманства; прежние пограничные мусульманские области теперь имели мусульманских соседей на севере и на востоке, и могло казаться, что ислам приобрел новых союзников в борьбе с немусульманским миром. На самом деле обстоятельства сложились так, что оба принявших ислам тюркских народа почти тотчас же обратили свое оружие против тех стран, откуда к ним пришел ислам.
Караханидская династия тюрков-степняков принадлежала к тюркской кочевой народности карлуков. В середине X века эти вчерашние язычники приняли ислам и организовались в кочевое государство, которое начало угрожать слабеющей империи Саманидов. В 992 году караханидский предводитель Бугра-хан вторгся в Мавераннахр, занял Бухару, а спустя несколько лет в 999 году поделил власть над распавшейся саманидской империей с правителем государства Газневидов Махмудом (998—1030). Предприимчивый и решительный Махмуд объявил себя полностью независимым от Саманидов правителем и прославился как фанатичный «сокрушитель неверных». В качестве защитника и распространителя ислама он вторгся в Индию, а на севере установил границу с владениями своих соперников Караханидов по Аму-Дарье. Кроме Хорасана он овладел Хорезмом и отнял у Бувайхидов Рей и Хамадан.
Империя Махмуда Газневи к моменту его смерти была одним из обширнейших государств на Востоке с самой боеспособной армией того времени. Он мог выставить на поле боя такую огромную армию, что один из современников сравнивал ее с ордой «саранчи или муравьев, бесчисленных, неизмеримых, как песок в пустыне». Переняв от иранцев их традиции государственного управления и культуры, султан Махмуд полностью порвал с языческой тюркской средой, из которой вышла его династия. Газневиды стали покровителями изобразительных искусств и литературы. Так, они отстаивали интересы таких выдающихся писателей, как Фирдоуси, автора знаменитой «Шахнаме», одной из жемчужин раннесредневековой персидской поэзии, продолжая политику Саманидов, заключающуюся в поддержке персидской культуры и в терпимости к немусульманским религиям. Аль-Бируни, персидский ученый и писатель, находившийся на службе при дворе Газневидов, писал о том, что на рубеже тысячелетий буддийские монастыри в Бактрии, включая монастырь Нава Вихара, все еще действовали.
Однако Махмуд Газневи был нетерпим ко всем исламским школам, кроме поддерживаемых им ортодоксальных суннитов. Исмаилистская династия Фатимидов (910 – 1171 годы) с центром в Египте с 969 года являлась главным конкурентом для суннитов династии Аббасидов в господстве в исламском мире. Махмуд также намеревался завершить изгнание индуистских шахов, начатое его отцом. Поэтому он напал и изгнал индуистских шахов из Гандхары, а затем из Гандхары отправился дальше, чтобы захватить Мултан.
В последующие годы Махмуд расширил свою империю, захватив восточные регионы до Агры в северной Индии. Грабежи и разрушение богатых индуистских храмов и буддийских монастырей были частью его тактики вторжения. Как и в большинстве войн, вторгающиеся войска часто причиняют как можно больше разрушений, чтобы убедить местное население сдаться, особенно если им оказывают сопротивление. Однако во время этих походов на территорию Индостана Махмуд Газневи не трогал находящиеся в его власти буддийские монастыри Кабула и Бактрии.
При его преемнике и сыне Масуде (1031— 1041) империя Махмуда, в значительной степени державшаяся на его политическом таланте и железной воле, стала распадаться. Вначале Газневиды утратили западные провинции империи — Хорасан и Хорезм, — их захватила новая, поднимавшаяся тюркская династия Сельджуков (1038—1194), основатель которой Тогрыл I (1038—1063) провозгласил себя в Нишапуре в 1038 году султаном. Вся середина XI века прошла в борьбе Газневидов с Сельджуками за Сиджистан и Западный Афганистан. Под ударами Сельджуков Газневидская империя стала слабеть, пока в 1186 году столица династии Газна не была завоевана Гуридами, местной династией Центрального Афганистана.
Караханидское государство просуществовало более двухсот лет (992—1211), пока в 1211 году Мавараннахр не был завоеван хорезмшахом. Оно установило контроль над Трансоксианой, захватив владения к северу от Амударьи (великая река Оксус, которая течет вдоль границ Узбекистана с Туркменистаном), и заключили договор с Газневидами о том, что река должна служить границей их территорий. Как и их соседи, Карахниды покровительствовали процветающим в то время ученым. Пожалуй, один из самых знаменитых сохранившихся текстов – это «Диван лугат ат-турк» (первый энциклопедический словарь тюркского языка) автора Махмуда аль-Кашгари, который утверждает, что центр мира – столица государства Караханидов Баласагун в Центральной Азии. То, как это блестящий эрудит видел мир вокруг, было отражено в прекрасной карте.
Многие другие удивительные тексты создают атмосферу утонченности и рассказывают о динамичном и богатом обществе. Особенно выдающийся текст – поэма Kutadgu Bilig («Благодатное знание»), написанная в конце XI века в Карахнидском государстве Юсуфом Баласагуни. Поэма наполнена советами, которые охватывают множество вопросов, начиная с того, что правитель должен реагировать на проблемы спокойно и не показывать гнева, и заканчивая тем, как вельможе организовать званый обед.
В конечном счете восточные провинции арабо-мусульманской империи (Иран, Средняя Азия, Афганистан и другие) окончательно вышли из состава обще-мусульманского Аббасидского государства и зажили своей самостоятельной жизнью. Прерванная арабским завоеванием история этих стран как самостоятельных национальных образований с этого времени возрождается и развивается независимо от арабского запада.
Границы, которые были установлены мусульманскими завоеваниями в ходе экспансии в Центральной Азии, к XI веку уже практически исчезли. Разнообразные мусульманские династии по всей Центральной Азии долгое время нанимали в армии людей из степей. Так же поступали и халифы Багдада. И только императоры из Константинополя в то же самое время привлекали людей из Северной и Западной Европы.
Начиная с конца X века, сельджуки, выходцы из союза огузских племен (в основном они проживали в районе современного Казахстана), начали активно развиваться. Несмотря на то, что в X-XI веках отдельные тюркские военачальники уже обрели значительную, а временами и абсолютную власть в Месопотамии и Египте, пришествие Сельджуков явило собой первое крупномасштабное проникновение тюрок на Ближний Восток. Ведя свой род (и название) от племенного вождя Сельджука, родина которого располагалась за рекой Оксус (Амударья) близ Аральского моря, сельджуки не только создали высокоэффективную армию, но и своими близкими связями с персидским царским двором в Хорасане и Трансоксании сумели привлечь на свою сторону ряд способных и умелых правителей. Расширив свои владения от Средней Азии до византийских границ в Малой Азии, сельджуки во времена правления своих первых трех султанов – Тогрул-бека (внук Сельджука, родился около 990 г.), Аль-Арслана и Малик-шаха – основали в высшей мере сплоченное и хорошо управляемое суннитское государство, находившееся в формальном подчинении Аббасидским халифам Багдада. Уже к 1030 — 1040 гг. династия начала триумфальное шествие по Азии.
Подробную историю сельджуков см. Приложение.1
Началось же все с того, что сельджукам были необходимы пастбища для их многочисленного скота: овец, лошадей, верблюдов, которым недоставало кормов. Именно это и стало одной из важнейших причин начала завоеваний. В 1038 году Тогрул-бек был провозглашен султаном в Нишапуре — к слову, спустя десятилетие в этом городе родится Омар Хаям. Они доказали, что умелая смена сторон и оказание услуг местным властям могут принести неплохую выгоду. Это было незадолго до того, как они обрели настоящую власть. Между 1020-ми и 1030-ми годами сельджуки умело взяли контроль над многими городами, такими как Мерв, Нишапур или Балх, которые сдавались один за другим. Затем в 1040 году они разбили Газневидов, нанеся поражение сильно превосходящим силам противника в битве при Данданакане.
Под руководством Тогрул-бека сельджуки и обрушились на империю Газневидов. В Данданеканской битве 1040 года войска Газневидской державы были разгромлены. Масуд, сын великого Махмуда, пал на поле боя, а Тогрул-бек был провозглашен султаном Ирана и Туркестана.
Но победоносные сельджукские армии отнюдь не удовлетворились ни этой великой победой, ни баснословными богатствами, захваченными ими у Газневидов. Тогрул-бек оказался не только хорошим полководцем, но и талантливым политиком и администратором. Ему удалось сплотить многочисленные разрозненные тюркские орды и создать из них крупное боеспособное войско, готовое к решению любых стратегических задач. Уже к середине XI века сельджуки завладели всем Ираном, и вышли к границам Византийской империи. Но, прежде чем начинать наступление на христианские твердыни, Тогрул-бек решил укрепить политический и моральный авторитет своей власти.
В 1055 году стотысячная армия сельджуков, почти не встречая сопротивления, вступает в столицу суннитского халифата — Багдад. Весьма примечательно, что Тогрул-беку удалось изобразить этот завоевательный поход как освободительный. Он объявил, что его армии пришли на помощь халифу правоверных, чтобы освободить наместника пророка от узурпаторской династии Буидов, отстранивших верховного владыку мусульман от власти. Таким образом, официально завоевание Багдада выглядело как сугубо легитимная акция, направленная на восстановление справедливости, возвращение власти халифу и наказание неправедных чиновников и эмиров. Сам Тогрул-бек всячески подчеркивал свое уважение к повелителю правоверных и суннитской доктрине и выставлял напоказ свое подчиненное положение. Впрочем, это не могло обмануть никого, даже самого халифа Аль-Каима. Вскоре Аль-Каим выдал за Тогрул-Бека свою дочь и тем самым узаконил претензии новой династии на власть. Затем на пышной церемонии духовный владыка мусульман зачитал патент о назначении Тогрула своим заместителем по светской части, водрузил на его голову подряд две султанские короны — символ владычества над Востоком и Западом, и, немного погодя, удалился в свои покои, чтобы остаться там навсегда. Теперь сельджуки могли торжествовать — власть их вождя была освящена высшим духовным авторитетом исламского мира. Правда, Тогрул-бек недолго наслаждался своим триумфом: через несколько месяцев он скончался, не оставив потомства. Юная дочь халифа осталась бездетной вдовой, и мечта о соединении Сельджукской и Аббасидской династий рухнула.
После небольших неурядиц, которые на Востоке почти всегда сопровождают смену правителя, особенно не оставившего прямого наследника, тюркские военачальники, а вслед за ними и армия, провозгласили новым султаном Альп-Арслана, племянника Тогрул-бека. Халиф, снова пленник в своем дворце, конечно, тут же утвердил это решение. Альп-Арслан, что в переводе означает «Бесстрашный лев», оказался вполне достоин своего имени. Твердой рукой он пресек разброд и шатания, попутно отрубив несколько десятков особо горячих голов, и приступил к продолжению завоеваний. Главным его противником стала Византия.
В 1058 году Альп-Арслан завоевывает Армению, входившую тогда в состав Византийской империи, и ряд пограничных областей. Отсюда сельджуки разворачивают наступление на Малую Азию — последнюю азиатскую территорию, остающуюся в руках христиан. Конные орды сельджуков во главе с отдельными царевичами из Сельджукского дома проникают в Анатолию, выходят к берегам Черного моря, некоторые крупные отряды доходят до Никеи и побережья Эгейского моря. Лишь тогда в Византии, где в это время происходили многочисленные дворцовые перевороты, начинают понимать, что империя стоит на краю пропасти. Под давлением военных кругов базилевсом (императором) становится Роман IV Диоген — неплохой полководец, уже составивший себе имя в европейских войнах. Роман с энтузиазмом берется за дело, в короткий срок проводит три победоносные кампании и отбрасывает сельджуков к старым границам. Но в это время маленькая Армения отказывается вновь подчиниться византийскому престолу и пытается отстоять свою государственную независимость, лавируя между двумя львами, которые грызутся в смертельном поединке.
В 1071 году Роман Диоген собирает огромную армию и ведет ее на восток, наказывать непокорного вассала. Но вскоре стало очевидно, что у армии серьезные проблемы с дисциплиной: солдаты регулярно грабят территорию вокруг своих ночных лагерей. Когда Роман попытался навязать более строгую дисциплину, взбунтовался целый полк немецких наемников, который император смог контролировать с большим трудом.
Роман, во главе 100-тысячной армии, вновь занял Манцикерт. Альп-Арслан не имел никакого желания сражаться с византийской армией, поэтому он предложил мирный договор с выгодными для Романа условиями. Но император, стремясь к решающей военной победе, отклонил это предложение,
Полагая, что Альп-Арслан был далеко от Манцикерта, он решил разделить свою армию. Одну часть армии он отправил атаковать Ахлат, в то время находившийся во владении тюрок. Сам Роман продвинулся с основной частью армии на Манцикерт, и в этот момент его авангард встретил армию сельджуков, которая быстро приближалась к Манцикерту. Роман приказал силам, атакующим Ахлат, воссоединиться с армией, но эта часть армии неожиданно натолкнулась на другую крупную тюркскую армию, и была вынуждена отступить обратно в Месопотамию.
Тем временем легкоконное войско Альп-Арслана настигает византийцев в армянских горах. И здесь, у стен армянского города Манцикерта, 26 августа 1071 года состоялась одна из величайших битв средневековья — сражение из числа тех, которые меняют весь ход мировой истории.
Обе армии выстроились в линию для сражения. Битва длилась весь день, и ни одна из сторон не получила какого-либо решающего преимущества, пока император не приказал части его центра вернуться в лагерь. Правое крыло, однако, неправильно поняло приказ, и Андроник Дукас (сын Цезаря Иоанна Дукаса), командовавший резервами, воспользовался смятением, чтобы предать Романа. Утверждая, что Роман мертв, он ушел с поля боя с 30 тысячами человек, вместо того чтобы прикрыть отступление императора. Тюрки начали наступление на византийскую армию. Когда Роман обнаружил, что произошло, он попытался исправить ситуацию, заняв дерзкую позицию. Он доблестно сражался после того, как его лошадь была убита под ним, но он получил ранение в руку, из-за которого он не мог владеть мечом, и вскоре был взят в плен.
По мнению ряда византийских историков, Арслан сначала с трудом мог поверить, что пыльный и изодранный воин, приведенный перед ним, был римским императором. Затем он сошел со своего места и поставил ногу на шею Романа. Однако после этого знака ритуального унижения Арслан поднял Романа с земли и приказал обращаться с ним как с королем. С тех пор он относился к нему с особой добротой, ни разу не сказав ему жестокого слова во время восьмидневного пребывания Императора в его лагере. Затем он освободил императора в обмен на договор и обещание крупного выкупа.
Но плодами своей великой победы сельджуки воспользовались не сразу. Альп-Арслан отпустил Романа Диогена собирать миллионную контрибуцию, наложенную согласно условиям мира, а сам вместе с победоносным войском двинулся далеко на восток, завоевывать Мавераннахр и Согдиану. К слову сказать, контрибуции он так и не дождался, ибо немедленно по прибытии в Константинополь Роман был изгнан с престола, ослеплен и вскоре убит. Для Византии, правда, это уже не могло ничего изменить: цвет ромейского войска лежал в долине у Манцикерта, и сил для нового сопротивления попросту не было.
Однако и для Альп-Арслана поход на восток оказался роковым. При переправе через Окс (Аму-дарью) гигантское войско сельджуков встретило неожиданный отпор маленького отряда хорезмийцев.
Но сопротивление было быстро подавлено, а вождь хорезмийцев захвачен в плен и вскоре предстал перед султаном правоверных. Взбешенный упорством пленника, Альп-Арслан приговорил его к позорной казни. Однако, услышав страшный приговор, хорезмиец неожиданно выхватил меч у одного из телохранителей и бросился к трону. Альп-Арслан, уверенный в своем высочайшем военном мастерстве, остановил готовых ринуться ему на помощь воинов, решив сам поразить врага. Но все решил случай... «Бесстрашный лев» неожиданно поскользнулся на ровном месте, и хорезмиец, не медля ни секунды, вонзил меч ему в грудь и тут же был изрублен на месте. Так, совершенно неожиданно, погиб один из крупнейших полководцев ислама.
Но смерть Альп-Арслана не разрушила единства империи. Дело в том, что еще при жизни султана его сын Малик-Шах был признан будущим повелителем тюрков. Он сопровождал отца во всех походах, в том числе и в битве при Манцикерте, и пользовался любовью и доверием войска, поэтому попытка его дяди и двух братьев оспорить права на престол была быстро и жестко подавлена. Малик-Шах оказался вполне достоин славы своего отца. При нем империя сельджуков достигла максимальных размеров. В первую очередь новый султан завершил покорение Средней Азии, завещанное отцом, а затем его бесчисленные армии обрушились на двух главных противников на западе — Византию и шиитский (а значит, еретический с точки зрения правоверного суннита, коим являлся Малик-Шах) халифат Фатимидов.
Малик разделил свое войско надвое, отдав одну часть под руководство принца Сулеймана из младшей ветви сельджукидов. Сулейман отправился в Малую Азию и, легко разгромив в нескольких боях разрозненные остатки византийской армии, занял почти всю ее территорию. Так в 1077 году началась история Румского султаната — первого тюркского государства на территории нынешней Турции. Любопытно, что название «Румский» (Римский) явно отражает стремление сельджукских завоевателей унаследовать великую и памятную на Востоке славу Римской империи. До смерти Малик-Шаха румские султаны признавали верховенство этого владыки сельджукского мира, но позднее они провозгласили полную независимость. И как раз против Килидж-Арслана, румского султана, просил помощи у римского папы византийский император Алексей Комнин, что и явилось одной из причин первого крестового похода. И именно румские сельджуки стали первым врагом, с которым столкнулись крестоносцы.
В это же время армия самого Малик-Шаха наносила тяжелые удары войскам Фатимидов в Сирии и Палестине. В течение нескольких лет исмаилитские халифы потеряли здесь почти все территории, за исключением нескольких приморских городов; тогда же в руки сельджуков перешел и священный город Иерусалим. В 1084 году Малик-Шах захватывает и Антиохию — последний византийский анклав в этой части Мира. Завоевание Антиохии было последним крупным военным деянием Малик-Шаха. В истории остались его слова, сказанные на могиле Альп-Арслана после взятия Антиохии: «Прими от меня, отец мой, добрую весть, ибо сын твой, которого ты оставил юношей, распространил границы твоего государства до крайних пределов мира». В свете тюркской географии того времени, считавшей Средиземное море западным краем света, он, в общем, не особенно погрешил против истины. Сельджукская империя Малик-Шаха стала крупнейшим государством мира, простиравшимся от Босфора до границ Китая и Индии. Но в этих ее гигантских размерах уже скрывались зародыши скорого и полного распада.
Еще при жизни Малик-Шаха Сельджукская держава фактически не представляла собой единого целого. Тот же Румский султанат лишь чисто номинально считался частью империи: сам титул султана, принятый малоазийскими правителями, говорит о том, что они явно считали себя равными верховному вождю сельджуков. Вскоре такой же султанат возник и на восточных границах империи — центробежные тенденции в гигантском, но рыхлом и аморфном государстве стремительно набирали силу. Пока был жив Малик-Шах, его авторитет старшего в роду еще позволял как-то сдерживать стихию разрушения. Но его смерть, последовавшая в 1092 году, стала настоящим детонатором взрыва, разорвавшего могучую державу сельджуков на десятки, если не на сотни, частей. Сын Малик-Шаха, Баркаярук, хотя и сохранил титул султана, но реально контролировал только Багдад и его окрестности. Остальные территории были поделены между сыновьями, родными и двоюродными братьями, да и более дальними родственниками последнего сельджукского властелина. Зачастую власть этих родственников — беков и эмиров — тоже была лишь номинальной; реально ею обладали военные вожди не из рода Сельджука, которые назывались атабеками («атабек» по-тюркски — «отец принца», а правильнее было бы перевести — «дядька, наставник»). Все эмиры и атабеки стремились к укреплению и расширению своей власти, и исламский мир быстро захлестнула волна междоусобных войн. На фоне рушащегося господства сельджуков значительно оживились и разгромленные было шииты. Незадолго до прихода крестоносцев Фатимидам удалось вновь захватить Иерусалим и вернуть еще несколько городов.
Если посмотреть на ситуацию с метаисторической точки зрения, нетрудно заметить, что исламская метакультура приступила к выполнению одной из своих задач – сбору и обработке опыта, набранного предыдущими поколениями – тема 7-й Зоны.
К концу XI века в сферу влияния метакультуры входила чуть ли не половина ойкумены -- освоенной человечеством части мира – от Атлантического океана на западе (Кордовский халифат) до верховьев Ганга и китайской Джунгарии на востоке; от земель Черной Африки на юге до половецких степей на севере. И если в период халифата арабы во многом насильственно «втягивали» в ислам другие народы, то к XI веку центростремительный турбулент исламской метакультуры раскрутился с такой силой, что многие окрестные эгрегоры сами стремились к ней присоединиться. Мы рассмотрели эту ситуацию на примере тюрок-сельждуков, но множество других народов к этому времени уже обратились в ислам, а в дальнейшем их число постоянно увеличивалось – метакультура набирала силу.
Медитация 7-й Мастер:
ЭРЭО СООК
ТООН ТУММ
РА КООТ
ЭО ТЕРЦ
ВЕНУС ХОХ