Духовно-рыцарские ордена. Второй и Третий Крестовый поход. Иоанниты - монахи и воины
История возникновения Ордена Святого Иоанна начинается, вопреки широко распространенным представлением, задолго до эпохи Крестовых походов, восходя еще к IV веку, когда паломники из многих христианских стран Западной Европы устремились на поклонение христианским святыням в Святую Землю. Христиане стали отправляться в паломничество в Иерусалим по крайней мере с IV века, задолго до крестовых походов, но никогда он не был для них мирным местом. Большую часть предыдущих 700 лет город и его окрестности находились под властью римских императоров, персидских шахов, халифов из династии Омейядов и сельджукских правителей – эмиров. Начиная с VII века, когда арабы отвоевали город у византийских христианских правителей, и до конца XI столетия Иерусалим был в руках мусульман, которые в то время не вмешивались в местные церковные отношения, сохранившиеся неизменными со времен, когда Иерусалим принадлежал православной Восточной Римской Империи. Однако трудности и опасности путешествия были столь велики, что путешествия к Святым местам стали налагаться в виде публичной кары и средства к искуплению вины. И все же находились люди, презревшие страх и лишения, люди, которых вела вера и любовь к Богу. Они собирали единомышленников, объединялись в группы, нанимали корабли и плыли в Святую Землю. Дальность и трудность путешествия приводили к тому, что многие пилигримы прибывали в Иерусалим усталыми, истощенными, голодными, тяжело больными, зачастую не имея денег для оплаты лечения, еды и ночлега. Заботу о них взяли на себя члены монашеского братства бенедиктинцев, устроившие небольшой госпиталь (странноприимный дом), неподалеку от храма Святого Гроба (Гроба Господня). В середине VI в. римский папа Григорий Великий направил в Святую Землю аббата Проба с целью восстановления старых и постройки новых странноприимных домов для паломников, поток которых в Иерусалим постоянно возрастал.
Сохранились сведения об одном из предшественников Ордена госпитальеров — странноприимном братстве итальянского купца Панталеоне Мауро из итальянского города Амальфи, находившегося в первой половине XI в. в вассальной зависимости от православной Восточной Римской (Ромейской) Империи (Византии). Город Амальфи был, по преданию, основан в IV веке Константином Великим. И символ Ордена госпитальеров — характерной формы «мальтийский» восьмиугольный (впоследствии — восьмиконечный, с «ласточкиными хвостами» на концах) крест — еще задолго до основания Ордена встречался на монетах города Амальфи.
Монах бенедиктинского Ордена Пьер Жерар де Мартиг вместе с другими подвижниками основал в Иерусалиме на месте старого странноприимного дома времен аббата Проба новый госпиталь («странноприимницу») для больных паломников, освященный первоначально во имя патриарха Александрийского первых веков христианства Святого Иоанна Элеимона (Милостынедателя). Рядом вскоре появились церковь, освященная в честь Святой Марии Латинской и госпиталь при ней, на расстоянии всего лишь «одного броска камня из пращи от Гроба Господня». В нем было 2 отдельных здания: одно для мужчин, другое — для женщин. В церкви служили монахи-бенедиктинцы («братия черного облачения»). Постепенно День рождества Иоанна Крестителя, как бы «вытеснившего» первого покровителя госпитальеров — Иоанна Милостынедателя — становится у них особо чтимым праздником, а за монахами-госпитальерами вскоре закрепляется еще одно имя — «иоаннитов»
Пример Жерара и его товарищей вдохновил многих современников, которые с радостью приняли на себя монашеские обеты целомудрия (безбрачия), нестяжания (бедности) и послушания, и дали клятву «бедных братьев госпиталя Святого Иоанна»: «служить рабами и слугами своим господам и повелителям, каковыми являются все слабые и больные». Одеянием госпитальерам-иоаннитам служили черные рясы вышеупомянутых монахов-бенедиктинцев (членов древнейшего монашеского Ордена Европы, основанного Бенедиктом Нурсийским в VI в. п. Р.Х.; первым монастырем монахов-бенедиктинцев стал знаменитый монастырь Монте-Кассино).
В те времена слово «госпиталь», происходящее от латинского «госпиталис», означало «комнаты для гостей». Но невероятные трудности пути, непривычный климат сухой и жаркой Палестины приводили к тому, что большая часть пилигримов добиралась до святых мест уже серьезно больными. А в этой «гостинице» принимали усталых и больных паломников, обеспечивали им заботу и уход, лечили от болезней. При госпитале появлялись лекари, монахи и монахини превращались в братьев и сестер милосердия. Госпиталь постепенно начинал все более соответствовать современному значению этого слова.
До начала крестовых походов маленький госпиталь худо-бедно справлялся со своими обязанностями, поскольку паломников было сравнительно немного. Но завоевание Святой Земли крестоносцами резко изменило ситуацию. К отвоеванным христианским святыням хлынул огромный поток пилигримов, «Христовых воинов» и просто искателей приключений. Для приема больных паломников, к которым добавились и раненные в сражениях крестоносцы, не хватало помещений, лекарств, денег, не хватало людей. С началом Крестовых походов (1096-1291 гг.) значение братства госпиталя Святого Иоанна оказалось поистине трудно переоценить. Больные и раненые прибывали в огромных количествах, и все они требовали лечения, ухода, а нередко и христианского погребения.
И тогда провансальский рыцарь Жерар де Дорн, участник первого крестового похода, вместе с несколькими своими соратниками принимает решение посвятить свою жизнь страждущим и скорбящим. В клятве, принесенной иерусалимскому патриарху, он и его товарищи дают обет отказаться от всего своего имущества в пользу странноприимного дома, отрекаются от всех мирских радостей и обязываются повиноваться во всем патриарху или лицу, им назначенному. И этот рыцарский обет бедности, целомудрия и послушания с целью облегчить чужие страдания нашел отклик и у первых крестоносцев, и у власть имущих.
Принявший титул «звщитника Святого Гроба», герцог Готфрид Бульонский (считающийся также основателем духовно-рыцарского Ордена Святого Гроба Господня) даровал госпитальерам полную автономию, а «ректор» иоаннитов Жерар, уже при жизни прозванный Блаженным, реорганизовал свое братство в постоянно действующий монашеский Орден, члены которого стали, в память о своих основателях-бенедиктинцах, носить черные рясы и плащи, позднее украшенные белым крестом, поначалу прямым, а впоследствии — восьмиконечным, который с середины XVI в., когда иоанниты под натиском магометан перебрались на остров Мальту, стали именовать «мальтийским».
В 1113 году римский папа Пасхалий II дал «святому братству странноприимного дома иерусалимского госпиталя Святого Иоанна» статус и устав нового монашеского ордена госпитальеров. По указанию папы госпитальерам передают земли, строения и даже замки, как в самой Палестине, так и за ее пределами. Число членов ордена неуклонно растет.
Первоначально орден госпитальеров ничем не отличался от обычного монашеского братства, кроме того, что его членами становились, как правило, не простые люди, а рыцари-дворяне, освободители «Господнего града Иерусалима». Члены ордена давали обычные монашеские обеты, носили темные одежды из грубой верблюжьей шерсти, питались только хлебом и водой, а главной своей целью провозглашали милосердие к страждущим. Однако в 1118 году произошли серьезные события, приведшие к превращению монашеского братства в собственно духовно-рыцарский орден.
В начале 1118 года умирает основатель братства, бывший рыцарь Жерар де Дорн. И в сдерживаемой доселе авторитетом основоположника монашеской обители вспыхивает раскол. Девять «братьев» во главе с французским рыцарем Гуго де Пайеном выходят из состава ордена – они не согласны с политикой госпитальеров, провозгласивших своим предназначением лишь милосердие и помощь скорбящим. Провозгласив свою собственную цель — охранять с оружием в руках паломников на пути из морского порта Яффы в Иерусалим — они образуют новое братство. Гуго де Пайен с единомышленниками находят приют во дворце иерусалимского короля Балдуина II . Королевский дворец в Иерусалиме стоит на месте знаменитого храма Соломона, и они называют себя «рыцарями Храма», или тамплиерами (от французского «тампль» — «храм»). Но о тамплиерах еще будет речь впереди.
По существу, у иоаннитов было только два пути. Либо они останутся монашеским братством с сугубо мирными целями, но тогда резко ослабеет приток дворянства в орден, ведь для рыцарей-воинов цели тамплиеров были гораздо ближе и привлекательнее. Либо — сами пойдут по тамплиерскому пути, отказавшись от первоначальных принципов милосердия, сострадания и помощи скорбящим. В этой ситуации многое зависело от того, кого госпитальеры изберут своим новым главой. Окончательное утверждение руководителя ордена произошло только через два года, в 1120 году. Новым лидером иоаннитов стал выдающийся воин, участник многих битв с сарацинами, рыцарь из Прованса Раймунд дю Пюи. Этот незаурядный воин, политик, монах, твердой рукой правивший братством в течение сорока лет, и стал, по сути, подлинным основателем ордена госпитальеров.
Сам Раймунд дю Пюи, прирожденный солдат, был безусловным сторонником второго, тамплиерского пути. Но блестящий ум и организаторские способности позволили ему найти и провести в жизнь третий путь, который устраивал обе группы госпитальеров. Дю Пюи разделил всех членов ордена на три разряда. Первый разряд — кавалеры — набирался из потомственных рыцарей-дворян, главной задачей которых была защита паломников на их пути в Иерусалим. Второй — капелланы, или священники — брал на себя духовную миссию молитв и сострадания раненым и недужным. Третий разряд — сервиенты (служащие) — набирался из простых свободных людей (как правило — не дворян), и именно на них падала основная работа по попечению за беспомощными странниками, заболевшими пилигримами и ранеными воинами. Эта система, предложенная дю Пюи, в корне изменила положение, и с этого времени начинается новый период в истории иоаннитов. Мирная монашеская община превратилась в духовно-рыцарский орден.
В дальнейшем Раймунд дю Пюи развил многие свои идеи в сторону усиления военного начала. Так, капелланы обязаны были сопровождать рыцарей-госпитальеров в их военных походах, а сервиенты получили название «сервиенти д'арми» («военнослужащие») и, помимо работы в госпиталях, могли теперь служить оруженосцами при рыцарях или пешими воинами. Вскоре дю Пюи издает новый устав ордена, который оказал огромное влияние на всю его дальнейшую историю. В 1155 году папа римский подтверждает этот устав и дает ордену новый статус, а Раймунд дю Пюи становится первым великим магистром «Ордена рыцарей Иерусалимского госпиталя Святого Иоанна».
Булла римского папы Пасхалия II и последующие акты папы Луция II, освободившего иоаннитов от юрисдикции местных епископов, превратили Орден госпитальеров в суверенную корпорацию, независимую от светских властей и церковной иерархии на местах. Папы римские Адриан IV, Александр III и Иннокентий III также предоставили Ордену иоаннитов ряд привилегий, а папа Климент IV даровал главе Ордена титул «Великого Магистра Святого Госпиталя Иерусалимского и Настоятеля Рати Христовой».
Что же представлял собой орден госпитальеров в период своего расцвета?
Устройство ордена было простым и четким. Верховной и почти неограниченной властью обладал великий магистр госпитальеров. Ему напрямую подчинялись восемь великих приоров («приор» переводится с латинского как «первый»), каждый из которых возглавлял один из «языков» рыцарского братства — английский, французский, итальянский и т. д. По два члена от каждого «языка» избирались в священный капитул, обсуждавший самые важные вопросы. Однако, окончательное решение всегда оставалось за великим магистром, беспрекословное подчинение которому было священной обязанностью всех членов ордена — от сервиента до великого приора. Великим приорам подчинялись приоры, тем, в свою очередь, командоры, каждый из которых командовал несколькими рыцарями. Такая жесткая, почти военная система подчинения во многом и позволила госпитальерам выстоять в последующей череде почти непрерывных войн, длившейся более шестисот лет.
После того, как орден из монашеского превратился в духовно-рыцарский, были введены особо строгие правила ношения одежды. Для рыцарей высшего разряда обязательными считались два типа одеяний. Первым из них был красный супервест — что-то вроде полукамзола без рукавов, который надевался через голову. На груди у него нашивался белый восьмиконечный крест, символизирующий восемь блаженств Христовых, которые ожидают соблюдающего клятвы рыцаря в загробном мире.
Об этом кресте стоит сказать особо. Сейчас он больше известен под названием Мальтийского; официально же он всегда назывался «крестом Святого Иоанна Иерусалимского», того самого, который более знаменит как Иоанн Креститель. Сам крест представляет собой стилизованное изображение четырех скрещенных копий. Восемь его углов символизируют, помимо уже упомянутых восьми блаженств, и принятое в средние века деление на восемь сторон света, и восемь «языков» ордена иоаннитов. Считают также, что крест хранит память об основателях ордена во главе с рыцарем Жераром: четырех рыцарях (четыре копья) и их четырех оруженосцах. Мальтийский крест получил в мире широкую известность: его изображение лежит в основе многих государственных наград разных стран, а в течение двадцати лет, с 1797 по 1817 гг., крест Святого Иоанна, введенный императором Павлом, был одним из главных орденов Российской империи.
Главной частью официального костюма госпитальеров был черный шерстяной плащ с нашитым на левом плече белым крестом Святого Иоанна. В эпоху крестовых походов этот плащ стал cвоеобразным «фирменным знаком» иоаннитов, его ношение было обязательным для всех рыцарей ордена. Вообще, эффектная одежда госпитальеров, вместе с блестящими латами и золотыми шпорами, являлась объектом вожделения многих рыцарей, но разрешение на ее ношение давалось только самым знатным европейским аристократам, при условии выплаты ими в орденскую казну умопомрачительной по тем временам суммы в четыре тысячи золотых.
Ритуал приема в орден новых членов был чрезвычайно интересным. Еще до посвящения в рыцари кандидат принимал обязательный обет послушания, целомудрия и бедности, давал клятву отдать свою жизнь за Иисуса Христа, животворящий крест и за своих друзей, исповедующих католическую веру. Перед посвящении рыцаря-госпитальера неофит должен был представить ордену доказательства своего безупречного дворянского происхождения. Только тот, кто имел не менее восьми поколений предков-дворян, мог быть избран рыцарем ордена.
Важной традицией ордена, идущей со времен Раймунда дю Пюи, была и передача кандидату меча — как символа борьбы с неверными. В первоначальный текст клятвы, узаконенной еще уставом 1155 года, входило обещание до самой смерти вести борьбу с оружием в руках против врагов Христовой веры. И, наконец, после еще целого ряда церемоний, неофит произносил заключительные слова клятвы: -- «Клянусь до конца своей жизни оказывать безусловное послушание начальнику, который будет мне дан от ордена или от великого магистра, жить без всякой собственности и блюсти целомудрие». После чего новоиспеченного рыцаря под пение псалмов облачали в орденское одеяние, и каждый из присутствующих троекратно целовал своего нового собрата в губы.
Официальное признание нового ордена римским папой изменило жизнь госпитальеров. После 1155 года орден стал быстро расти. Этому способствовали и огромные привилегии, дарованные папой иоаннитам. Главным из них быдо право экстерриториальности — неподчинения законам и должностным лицам той страны, где они находились: члены ордена подчинялись и несли ответственность только перед папой римским и его наместником в ордене — великим магистром. Далее, госпитальерам предоставлялось преимущественное право строить замки и укрепленные здания в любом месте Святой Земли, разрешалось иметь собственные церкви и кладбища, пользоваться услугами только своих священников.
Огромное значение для дальнейшего процветания ордена госпитальеров имел принятый в рыцарском братстве обет бедности и нестяжания. Каждый вступающий в орден передавал ему все свое движимое и недвижимое имущество. Благодаря этому орден сосредоточил в своих руках огромные богатства, которые шли на благородные цели. Гигантские средства вкладывались в строительство многочисленных госпиталей, главный из которых — Иерусалимский — стал уже к 1170 году уникальным для того времени заведением подобного рода. Внушительное здание вмещало в себя две тысячи коек для пациентов и жаждущих отдыха странников, а обслуживающий персонал превышал тысячу человек. Все больные и раненые получали в госпитале безвозмездную помощь; три раза в неделю для паломников из числа бедноты устраивались довольно обильные бесплатные обеды (в меню входил, например, целый фунт вареного или жареного мяса). При госпитале был даже открыт роддом, и все родившиеся там младенцы получали от ордена приданое. Ранг пациента не имел в госпитале никакого значения — и аристократ, и последний простолюдин получали равные порции пищи из общего котла, и все койки, халаты и больничное белье были одного качества. По слухам, эту обитель милосердия однажды инкогнито посетил знаменитый султан Саладин и, потрясенный увиденным, воздал должное госпитальерам, к которым с тех пор относился с неизменным уважением, хотя это были его самые непримиримые враги.
Одной из важнейших обязанностей госпитальеров была оборона от мусульман крепостей и замков, расположенных в Святой Земле. На это уходили огромные силы и средства, требовались немалые людские ресурсы. Поэтому большинство иоаннитских рыцарей постоянно находилось на этом переднем крае обороны. В конце XII века, в целях противодействия усилившемуся в эти годы давлению мусульман, орден развернул строительство грандиозной Маркибской крепости. Построенная в неприступной местности, она имела гарнизон в тысячу человек, располагала продовольственными запасами на пять лет осады; в ее стенах имелась собственная церковь, жилые здания и мастерские ремесленников и даже небольшая деревня с садами, огородами и пашнями. И такая крепость у госпитальеров была не одна, их укрепленные форпосты стояли в Антиохии, Триполи, на Тивериадском озере и во многих других местах. Уже к 1180 году орден владел в Святой Земле двадцатью пятью замками.
Подлинной жемчужиной среди иоаннитских замков был знаменитый Крак-де-Шевалье, переданный госпитальерам графом Раймундом Антиохийским в 1144 году и хорошо сохранившийся до наших дней. В нем постоянно несли службу шестьдесят тяжеловооруженных рыцарей-госпитальеров, около двухсот сервиентов и несколько сотен простых воинов, набранных по большей части среди местного населения. Прекрасное географическое положение, мощные укрепления и хорошая планировка делали его практически неприступной твердыней, утверждающей господство иоаннитов над всей Северной Сирией.
По мере роста славы и заслуг Ордена Святого Иоанна в него вступало все больше аристократов и рыцарей со всей Европы. Великий Магистр Раймонд дю Пюи правил Орденом госпитальеров 30 лет. За этот период братство, решавшее поначалу чисто местные задачи, стало фактором большой политики. Орден госпитальеров одержал немало военных побед над мусульманами, увеличил за счет военной добычи и доброхотных даяний свою казну и земельные владения, а также основал немало госпиталей по всей Европе.
Все эти факторы обусловили постоянный рост военно-политического значения Ордена Святого Иоанна. По мере расширения его владений в христианских государствах, обеспечивавших Ордену Святого Иоанна возможность выполнять уставные задачи, он стал во все большей степени превращаться в наднациональную организацию, которой надлежало вести войны против мусульман и охранять паломников на Святой Земле вместе с двумя другими военно-духовными Орденами — «бедных рыцарей Христа и Храма Соломонова (тамплиеров)» и «Пресвятой Девы Марии» (тевтонских рыцарей).
Эта новая задача самым решительным образом повлияла как на внешнюю форму, так и на внутреннее устройство Ордена госпитальеров. Как для ведения боевых действий, так и для управления своими владениями, разбросанными всей Европе, Малой Азии и Ближнему Востоку Ордену иоаннитов было необходимо придать четкую централизованную организационную структуру. Поэтому уже в 1187 г. в Антиохии (к тому времени султан Египта и Сирии Саладин из курдской по происхождению династии Эйюбидов уже отнял Святой Град Иерусалим у латинских христиан), была предпринята первая попытка преобразования рыцарского братства иоаннитов в своеобразное орденское государство.
К XIII веку орден достиг наивысшего расцвета. Земельные угодья и имения иоаннитов были разбросаны по всей Западной Европе. Братству воинов Христа принадлежало девятнадцать тысяч наследственных рыцарских вотчин. Службы в иоаннитских церквах вели четырнадцать тысяч собственных капелланов; госпитали и странноприимные дома стояли во всех крупных портовых городах Европы и чуть ли не в каждом городе Палестины. По своей финансовой и боевой мощи орден не уступал иному крупному европейскому государству. Казалось, у него впереди блестящее будущее, но...
XIII век стал определенным рубежом не только для духовно-рыцарских орденов, но и для всего крестоносного движения. Первые неудачи крестоносцев и даже потеря Иерусалима все же не слишком отразились на положении госпитальеров.
В течении всего ХII в. Орден Святого Иоанна играл главную роль в вооруженной защите христианских государств в Палестине. Долгое время рыцари-госпитальеры обороняли Иерусалим от мусульман, но в 1187 г., после разгрома армии иерусалимского короля и его «латинских» вассалов сарацинскими войсками султана Саладина в битве под Хиттином (в которой пали почти все иоанниты и был пленен их Великий Магистр фра Роже де Мулэн) Орден госпитальеров, как говорилось выше, был изгнан из этого города Саладином. Приорство Ордена Святого Иоанна перебралось в Акру, отвоеванную у мусульман в 1191 г. участниками Третьего крестового похода во главе с английским королем Ричардом I Львиное Сердце, королем Франции Филиппом II Августом и предводителем германских крестоносцев герцогом Леопольдом Австрийским.
Иоанниты, вошедшие в состав армии короля Ричарда Английского, двинувшейся на освобождение Иерусалима, покрыли себя неувядаемой славой в знаменитой битве с сарацинами под предводительством султана Саладина при Арсуфе 7 сентября 1191 г.
Однако в дальнейшем, следующие одно за другим поражения все больше подтачивали боевую мощь «воинов Христа», а резкое снижение количества вступающих в орден новых членов (из-за тех же поражений и общего упадка интереса к крестоносному движению) начало все больше сказываться и на материальном положении ордена. Гром грянул в 1244 году. В битве под Газой (Ла-Форбье) иоанниты понесли огромные потери: более 9/10 госпитальерского рыцарства погибло или было взято в плен мусульманами. Орден еще смог оправиться от этого поражения: велик был пока запас прочности. Но наступление воинов ислама продолжалось, поражения следовали за поражениями. В 1291 году для иоаннитов наступил «судный день» — мусульманские войска осадили и начали штурм главного оплота госпитальеров в Святой Земле, города-крепости Акры. Несмотря на беспримерный героизм и чудеса храбрости, проявленные «Божьими рыцарями», после двухмесячной осады и непрерывных штурмов Акра пала. Остатки крестоносного воинства бежали на лежащий неподалеку остров Кипр, и с этого времени начинается другая (и не менее яркая) история Ордена рыцарей госпиталя Святого Иоанна Иерусалимского — история бесконечных скитаний, побед, поражений, бегства и обретения новой родины.
Гордые рыцари Храма
Ни один духовно-рыцарский орден не окружен такой тайной, не вызывает столь противоречивых оценок, как орден тамплиеров.
Первым автором, который упоминает орден тамплиеров, является Вильгельм (Гийом) Тирский, в последней четверти XII века написавший историю крестоносных государств на Востоке. Согласно этому автору, орден «бедных рыцарей Христа и Храма Соломона» был основан в 1118 году группой из девяти рыцарей, во главе с Гуго де Пайеном, вассалом графа Шампанского. Большинство из них принадлежали к среднему дворянству французской провинции Шампань, а один — Андре де Монбар — приходился родным дядей одному из знаменитейших церковных деятелей того времени — Бернару Клервоскому, которого католическая церковь впоследствии причислила к лику святых.
Существует версия, что первоначально девятеро будущих тамплиеров входили в монашеский орден госпитальеров Святого Иоанна. Интересно, что в дальнейшем между двумя крупнейшими католическими орденами существовала непримиримая вражда.
Как бы то ни было, около 1118 года в Иерусалимском королевстве произошло не слишком заметное для современников событие. Однако последствия его и для крестоносного движения, и для всей средневековой истории оказались исключительно важными. 1118 год вообще особый в истории крестоносцев. Весной 1118 года умирает основоположник и бессменный руководитель иоаннитского монашеского братства французский рыцарь Жерар де Дорн. Почти тут же вслед за ним сходит в могилу король Иерусалимский Балдуин I —участник Первого крестового похода и основатель династии королей-крестоносцев.
Не сдерживаемые более духовным авторитетом вождя госпитальеров, Гуго де Пайен, Годфруа де Сент-Омер, Андре де Монбар с шестью своими сподвижниками предстают перед только что взошедшим на иерусалимский трон Балдуином II. Они предлагают молодому королю нечто доселе неслыханное в христианском мире: дать согласие на основание совершенно особенного монашеского объединения — братства монахов-воинов. Молодой король, не отягченный предрассудками предшественников, загорается необычной идеей и становится ярым ее сторонником. Вскоре девятка рыцарей перед лицом патриарха Иерусалимского дает обычные монашеские обеты бедности, послушания и целомудрия, но своей главной целью провозглашает не служение Богу в стенах монастыря, а защиту паломников на пути в Иерусалим и борьбу против неверных с оружием в руках. Патриарх дает свое пастырское благословение, а Балдуин II выделяет под нужды нового братства большое здание, расположенное на территории бывшего Иерусалимского храма. Новый орден к первоначальному «бедные братья: во Христе» добавляет «и рыцари Иерусалимского храма» (другой вариант — «рыцари Храма Соломонова») и под этим названием навсегда входит в историю. «Храм» по-французски — «temple», и рыцарей-монахов сразу начинают называть «тамплиерами», т. е. храмовниками.
Следующие девять лет истории нового ордена окутаны тайной. Вильгельм Тирский утверждает, что за эти годы в состав ордена не было принято ни одного нового члена. В то же время, есть сведения, что именно в эти годы в тамплиерское братство вступают два крупнейших феодала той эпохи — принц Фульк Анжуйский, впоследствии король Иерусалимский, а также граф Гуго Шампанский, вассалами которого были и Гуго де Пайен, и другие отцы-основатели ордена.
В 1127 году начинается второй, и очень важный этап в истории ордена рыцарей Храма. Гуго де Пайен, с несколькими своими соратниками из числа тех же девяти, выезжает из Палестины в Европу. Главная цель его поездки — вербовка новых членов в состав ордена – до этого храмовники особой популярностью не пользовались. На помощь «бедным Христовым братьям» снова пришел случай, точнее — случайное родство. Как уже упоминалось выше, один из пресловутой «девятки», Андре де Монбар, приходился дядей цистерцианскому монаху Бернару. Но к 1127 году этот еще молодой (род. в 1091 году) цистерцианец стал известен всему христианско-католическому миру как «неистовый Бернар из Клерво». Его авторитет в Европе был огромным, а его ставленник восседал на папском престоле. С этим деятелем католической церкви и встретился, при посредничестве де Монбара, первый великий магистр тамплиеров Гуго де Пайен. После встречи с де Пайеном Бернар Клервоский становится главным и самым активным сторонником тамплиерской идеи. Вскоре он пишет трактат «Хвала новому воинству», в котором безудержное восхваление тамплиеров сочетается с уникальным даром убеждения, присущим Бернару.
Горячие призывы Гуго де Пайена, подкрепленные непререкаемым духовным авторитетом Бернара, были, наконец, услышаны христианской Европой. В 1128 году римский папа Гонорий II собирает церковный собор в Труа, вблизи от родных мест де Пайена, на котором официально утверждает новый католический орден и призывает рыцарей и крупных феодалов оказать всяческую помощь новому объединению.
Это был окончательный перелом в пользу тамплиеров. В храмовники вступают десятками, орден быстро растет, и не только количественно. Обет бедности понуждает свежеиспеченных членов братства передавать все свое имущество во владение ордену. Организация храмовников начинает стремительно богатеть, и, когда в 1130 году, всего через два года после собора в Труа, Гуго де Пайен, посчитав свою основную миссию выполненной, уезжает вновь в Святую Землю, его отъезд из Европы, сильно отличен от приезда. В 1127 году он — никому не известный вожак группы монахов-раскольников. Спустя три года — великий магистр могущественного духовно-рыцарского союза, обладающего в Европе сотнями крупных феодальных владений, целой сетью командорств и немалыми денежными средствами.
В 1131 (по другим данным, в 1136) году основатель и великий магистр тамплиеров Гуго де Пайен умирает. Этот фанатичный католик и, в то же время, рыцарь без страха и упрека, уходит из жизни с сознанием хорошо исполненного долга. Орден рыцарей Храма живет и процветает, дело его жизни передано в надежные руки преемника Робера де Краона, а на престол королевства Иерусалимского в том же году восходит бывший тамплиер (пожертвовавший монашескими обетами ради светской власти) Фульк Анжуйский. «Бедные рыцари Христа и Храма Соломона» всего за несколько лет превратились в мощную силу, с которой вынуждены считаться и владетельные сеньоры, и даже короли.
Через восемь лет, в 1139 году новое положение ордена тамплиеров было окончательно подтверждено папой Иннокентием II (тоже, кстати, протеже клервоского монаха), который своим указом утверждает экстерриториальность ордена, т. е. его неподчинение каким-либо светским властям, и делает храмовников подотчетными только непосредственно римскому папе. Так тамплиерское братство превращается по существу в «государство в государстве» с собственным королем в лице великого магистра, собственным судом (королевский суд теперь не мог осудить тамплиера даже за убийство), своими священниками и даже палачами. Единственным законом для членов тамплиерского союза становятся утвержденные папой орденские уставы. Эти уставы разрабатывались при непосредственном участии Бернара Клервоского, несли в себе магнетизм его личности и отражали всю ту эпоху фанатичной веры, неистовой борьбы и искреннего рыцарства.
Устав и правила нового ордена, достаточно простые и строгие, весьма походили на правила цистерцианских монахов. Согласно этому внутреннему закону тамплиеры должны быть привержены бедности, целомудрию и послушанию. Они должны стричь волосы, но не брить бороду, которая являлась отличительной и легко узнаваемой чертой в ту эпоху, когда большинство мужчин-аристократов брились. Все рыцари должны носить одежду — рясу или накидку — белого цвета (сервиенты или оруженосцы одевались в черное), которая станет потом знаменитым плащом, неотделимым от их имени и явно символичным: служитель Бога покидает жизнь мрачную, чтобы посвятить своему Создателю жизнь, полную чистоты и света.
В 1146 году, во время правления папы Евгения III, на белом плаще тамплиеров появляется красный крест с раздвоенными «лапчатыми» концами; во втором крестовом походе они участвуют под этим знаменитым и прославившимся знаком. Этот крест из алой материи, расположенный слева, над сердцем, папа утверждает в качестве герба, этот знак станет для них «щитом, чтобы они не обратились в бегство перед неверными». Впрочем, рыцари никогда не бежали и всегда показывали себя достойными своей репутации: гордыми до спеси, храбрыми до безрассудства, удивительно дисциплинированными, не находящими себе равных среди всех армий мира. Попав в плен, тамплиер не должен просить ни пощады, ни выкупа; ему разрешается отступать лишь в том случае, если число нападающих больше в три раза.
Боевым знаменем рыцарей Храма был прославленный Босеан (старофранц. — «пегая лошадь») — черно-белое полотнище с вышитым на нем девизом «Не нам, не нам, но имени Твоему». Происхождение этого тамплиерского символа до конца не ясно. Скорее всего, по первоначальному замыслу эти цвета отражали боевое построение тамплиеров при конной атаке на врага: первую атакующую линию составляли тяжеловооруженные рыцари с белыми плащами поверх доспехов, во второй линии наступали оруженосцы в черном одеянии. Однако очень скоро в Босеане стали видеть другую символику — Свет и Тьма, находящиеся в непрерывной борьбе. Подобное религиозное учение уходит далеко в глубь веков. Мы не знаем, были ли тамплиеры сторонниками этого дуалистического мировоззрения, но впоследствии именно это двухцветное знамя позволит противникам ордена Храма обвинить Христовых братьев в манихейской ереси.
Тамплиерский устав вводил также строгую организацию. Она во многом походила на устройство ордена иоаннитов, но имела и некоторые отличия. Высшая власть в ордене, законодательство, назначение высших должностных лиц, включая великого магистра, решение важнейших дел, касающихся всей тамплиерской общины, принадлежали генеральному капитулу. Он состоял из высших иерархов ордена и наиболее опытных и прославленных рыцарей и созывался лишь в особо важных случаях. Во главе ордена стоял великий магистр (гроссмейстер), подотчетный капитулу, но обладавший очень широкой самостоятельностью, например, в решении кадровых вопросов. Первым заместителем гроссмейстера был великий сенешаль, обладавший более представительскими полномочиями, чем реальной властью.
Функции трех других должностных лиц были строго разграничены. Великий маршал являлся военным министром и полководцем ордена. В период военных действий его власть не уступала власти великого магистра и ему подчинялись все рыцари и сервиенты. Великий прецептор был главным казначеем ордена, надзирал за всеми поселениями, имениями и фермами. Он же распоряжался военной добычей и держал в своих руках всю морскую торговлю тамплиеров. В обязанности великого комтура города Иерусалима входило выполнение первоначальной задачи ордена: вместе с десятью рыцарями, несшими черно-белое орденское знамя, он должен был сопровождать паломников и снабжать их необходимыми припасами и лошадьми.
Будучи по своему составу многонациональным образованием, орден рыцарей Храма делился на несколько великих комтурств или провинций. Каждая провинция управлялась комтуром, первым из которых по рангу являлся упомянутый великий комтур города Иерусалима. Члены ордена тамплиеров делились на рыцарей, капелланов (священников) и служащих братьев или servientes. Последние подразделялись на оруженосцев, сопровождавших рыцарей в походах, и ремесленников. Сервиенты имели своих собственных должностных лиц, которые, однако, подчинялись верховным иерархам ордена из числа рыцарей. К четвертому классу относились светские члены ордена. Они состояли из мужчин и женщин, не давших полного монашеского обета, но выполнявших все орденские предписания или большую их часть.
Согласно данным обетам, тамплиеры не имели никакой личной собственности и должны были жить совместно, в монастырях или общежитиях. Впрочем, это правило не было чересчур строгим, хотя очень часто практиковались совместные трапезы и другие мероприятия. Многие храмовники проживали в орденских замках и, по существу, мало чем отличались от обычных дворян того времени. Постоянное участие в походах и войнах тоже не слишком способствовало формальному выполнению всех предписаний ордена.
Тамплиеры принимали самое активное участие в крестоносном движении. Сотни рыцарей Храма покрыли славой и себя, и орден в многочисленных битвах с сарацинами. Подсчитано, что за время крестовых походов двадцать тысяч рыцарей-тамплиеров пало на полях сражений. Храмовники блестяще выполняли и другую важную военную функцию — защиту крепостей.
Но, уже начиная с середины XII века, в военно-политической деятельности тамплиеров становится заметной тенденция, когда погоня за богатством (и это несмотря на обет бедности, даваемый каждым тамплиером), улучшение материального положения ордена стали самодовлеющей идеей для очень многих рыцарей Храма. Показателен в этой связи эпизод, произошедший при осаде Аскалона крестоносцами в 1153 году. Христианским воинам удалось обрушить часть стены, и они тут же бросились в пролом, уже торжествуя победу. Впереди всех были тамплиеры, и когда часть их проникла в город, они заградили путь остальным, чтобы одним завладеть богатой добычей. Однако опомнившиеся мусульмане, поняв, что врагов очень мало, перешли в контратаку. В завязавшемся бою погибли все сорок прорвавшихся в Аскалон храмовников, и в их числе сам великий магистр Бернар де Трамбле. Уныние от этого поражения в «Христовом воинстве» было так велико, что только увещевания священников заставили крестоносцев продолжить осаду и, в конце концов, взять город.
Во второй половине XII века тамплиеры окончательно сформировались в могучую, никому не подчиняющуюся силу, располагающую огромными материальными средствами, лучшей в мире по боевым качествам армией, сотнями крепостей и замков и тысячами феодальных земельных владений в Святой Земле и в Европе. В период наивысшего расцвета орден насчитывал более десяти тысяч рыцарских держаний, а его годовой доход превышал сто двенадцать миллионов франков — сумму, сопоставимую с доходами крупнейших европейских государств. О богатстве ордена складывались легенды, которые нередко подтверждались фактами: например, в 1194 году тамплиеры уплатили Ричарду Львиное Сердце за завоеванный им Кипр небывалую по тем временам сумму в сто тысяч золотых безантов. Даже катастрофа 1187 года при Хаттине почти не поколебала мощь ордена. Но находящееся на вершине могущества братство храмовников подстерегала другая беда — духовное перерождение.
Корыстолюбие тамплиеров, в конечном итоге, сыграло роковую роль и в судьбе Иерусалимского королевства. После смерти малолетнего короля Балдуина V великий магистр тамплиеров Жерар де Ридефор поддержал претензии на трон узурпатора Гвидо Лузиньянского, презрев клятву, данную им отцу покойного короля. Действия Ридефора поставили христианскую общину в Святой Земле на грань междоусобной войны и, что еще хуже, спровоцировали военное вмешательство мусульман, во главе с султаном Саладином. «Лев ислама» великолепно воспользовался расколом среди христиан, и, в роковой для христианства битве при Хаттине, наголову разгромил крестоносное воинство, следствием чего стало падение Иерусалима (об этом ниже).
Всячески стремясь увеличить свое влияние, тамплиеры не гнушались ростовщичеством – занятием, презренным для любого рыцаря. Они под солидные проценты ссужали деньги обедневшим монархам, превращаясь в банкиров почти всех европейских королевских домов и даже некоторых мусульманских властителей. Филиалы ордена по всей Европе и на Ближнем Востоке осуществляли выдачу денег в кредит купцам, постепенно попадающим в зависимость от храмовников. Таким образом, «бедные Христовы воины» стали крупнейшими ростовщиками своей эпохи, а парижский орденский дом превратился в центр европейских финансов. У тамплиеров была сложная система финансового делопроизводства: бухгалтерские книги, документы приходно-расходной отчетности и др. Рыцари Храма первыми ввели в обращение банковские чеки, какими до сих пор пользуются в мире.
Используя свое финансовое могущество, вожди храмовников быстро превратили орден во влиятельную политическую силу на международной арене. В Европе и Святой Земле тамплиеры действовали, зачастую, как посредники между королями и владетельными феодалами. Почти на всех политических уровнях храмовники могли действовать как третейские судьи, по существу, выполняя функции верховных арбитров, и часто короли вынуждены были признавать их авторитет.
Безмерные богатства храмовников, их чрезмерная независимость и гордыня возбуждали зависть и неприязнь у крупнейших европейских монархов, ревниво относящихся к своей власти. Но до тех пор, пока шла священная война в Палестине, тамплиеры, прикрытые авторитетом папы, были неуязвимы, и даже сами позволяли себе грозить королям. Как же дорого заплатили тамплиеры за эти заносчивые фразы! Многое бы отдал последний великий магистр ордена Храма, чтобы эти слова никогда не были произнесены.
В конце XIII века резко изменилась ситуация в Святой Земле. Победоносные воины ислама брали одну христианскую твердыню за другой и, наконец, в 1291 году пал последний оплот крестоносцев на Востоке — крепость Акра, в которой находилась штаб-квартира ордена тамплиеров. Оставшиеся в живых храмовники бежали, как и иоанниты, на Кипр, но, в отличие от них, они избрали себе другую дорогу — дорогу, которая привела их к гибели.
После окончательного провала попыток освободить Святую Землю путем организации нового крестового похода, оба главных католических ордена встали перед выбором — как жить дальше. В 1306 году рыцари-иоанниты все свои силы бросили на завоевание острова Родос и после затяжных сражений добились успеха, превратившись в родосских рыцарей. Тамплиеры во главе с великим магистром Жаком де Моле переселяются во Францию под крыло французского короля Филиппа IV Красивого, многим обязанного храмовникам. Но, как в годы основания ордена все случайности шли только на пользу тамплиерам, так теперь все решения и действия рыцарей Храма только приближали и усугубляли роковой конец. Но об этом — в других лекциях.
Тевтонский орден
Первые сведения о немецких крестоносцах в Святой Земле появляются в хрониках на рубеже 1127— 1128гг. Несколько рыцарей из Германии основали так называемый «госпиталь для приема бедных и больных немцев». Формально он подчинялся ордену госпитальевов. После падения Иерусалима, в 1189 году, купцы из Любека и Бремена вовремя осады Акры основали полевой госпиталь. Когда крепость пала, немецкий госпиталь переехал к воротам храма Святого Николая. Римский понтифик Целестин III 21декабря 1196 года даровал автономию немецким крестоносцам, чем вызвал негодование госпитальеров. Уже при папе Иннокентии III в 1199 году община немецких рыцарей-монахов утвердилась в статусе ордена. Их устав и основные функции сочетали в себе важные направления деятельности тамплиеров и иоаннитов.
Первые годы немногочисленного духовно-рыцарского братства были непростыми: вплоть до 1258 года госпитальеры требовали возвращения немецкого учреждения в состав ордена Святого Иоанна. После смерти императора Генриха VI перспективы рыцарей-монахов в Святой Земле оставались неясными. Но как только на имперском престоле оказался Фридрих II Гогенштауфен, Немецкий орден начал своё возвышение. Четвертый магистр ордена Герман фон Зальц, будучи искусным дипломатом и талантливым стратегом, смог связать интересы братства и волю правящей династии. Он являлся другом императора и часто выступал третейским судьёй в его спорах с папой Григорием IX. При этом двор Штауфенов пользовался поддержкой рыцарей Немецкого ордена.
Беспрецедентный случай в практике крестового движения на Восток: император Фридрих II в 1229 году договорился с султаном аль-Камилем и завладел Иерусалимом, не пролив при этом ни капли крови. Ордену вернули его первое пристанище, однако резиденция всё ещё располагалась в Акре. В 1230 году она переехала в крепость Монфор. Позиции тевтонцев в Святой Земле постепенно ослабевают, и немецкие воины-монахи постепенно возвращаются на европейские земли. Уже в 1207 году у ордена появляются свои церкви в Северном Гессене. В тоже время рыцари получают владения в Тюрингии, в городе Марбург. В начале XIII столетия король Венгрии Андраш II пригласил рыцарей на свои земли дабы получить защиту от набегов половцев, но он быстро пожалел о содеянном: орден быстро окреп, стал требовать независимости и начал теснить венгерскую знать.
Как нельзя кстати в 1225 году польский князь Конрад Мазовецкий предложил тевтонцам стать протекторами северных границ его владений. Племена пруссов доставляли ему немало хлопот. Грамота князя 1230 года ипапская булла развязали Немецкому ордену руки: отныне Кульмская земля ивсе вдальнейшем завоёванные территории объявлялись владением тевтонских рыцарей. Перейдя через Вислу, воинственные монахи начали жёстко вытеснять язычников с насиженных мест идовольно быстро строить свои опорные пункты, крепости игорода. В 1236 году ливонские миссионеры потерпели поражение отлитовцев под Шауляем и были вынуждены присоединиться к Немецкому ордену. Ливония стала филиалом тевтонцев.
Исламский джихад
Создание духовно-рыцарских орденов и их стремительное развитие в значительной мере изменили всю стратегическую расстановку сил в Святой Земле. Вся первая четверть XII века — это, по существу, борьба новых христианских государств, причем лишь изредка выступающих единым фронтом, против отдельных мусульманских эмиров, которые с не меньшей яростью воевали и между собой. Рождение наднациональных корпоративных союзов, не признающих государственных границ и получающих постоянную материальную и людскую подпитку из Европы, дало новый толчок развитию крестоносной идеи. Ведь помимо чисто военного усиления христианских сил на Востоке, не меньшую роль играла и мощная пропагандистская кампания, проводимая иоаннитами и тамплиерами в Европе. Трактат Бернара Клервоского «Хвала новому воинству», по сути, подвел философскую базу под принцип христианской священной войны. Во главу угла теперь становится не культ святых мест, идущий из Темных веков, но идея борьбы за христианскую веру вообще, против мусульман и язычников. Завоевание Святой Земли, с этой точки зрения, — очень важный, но всего лишь первый шаг: за ним должны следовать новые, вплоть до полного торжества христианства.
Но исламский мир, для которого нашествие крестоносцев было словно гром среди ясного неба, начал довольно быстро приходить в себя. Изменившаяся историческая ситуация вдохнула новую жизнь в идеологию исламского джихада — борьбы за веру.
Автором первичной концепции джихада был сам пророк Мухаммед: «Сражайтесь с теми, кто не верует в Аллаха и в последний день, не запрещает того, что запретили Аллах и его посланник, и не подчиняется религии истины — из тех, которым ниспослано Писание, пока они не дадут откупа своей рукой». Заметим, что идея джихада, как ее высказывает Мухаммед, сложна и многослойна. Основой его является борьба за веру внутри своего народа; внешняя война — вторична. Да и само острие этого «внешнего» джихада у Мухаммеда направлено против язычников-многобожников, а не «людей Писания» — христиан и иудеев. Ислам, например, запрещает насильственное обращение в свою веру «людей Писания», так как они идут по верному пути, но лишь впали в заблуждение. Платят они джизью — тот самый «откуп своей рукой» — и пусть заблуждаются дальше — все равно, рано или поздно, придут к правильной вере.
До начала крестовых походов такое понимание джихада было, в целом, господствующим. Стремление распространить ислам «до краев мира» — одна из основ мусульманского вероучения («джихад» и переводится как «стремление»), но войны с христианами — это не борьба с врагами, а лишь желание наставить «заблудших» на путь истинный. Мусульмане часто воевали с христианами — так, знаменитый Гарун-ар-Рашид считал своим долгом раз в два года идти походом на Византию — но эти войны не отличались ни особой яростью, ни каким-то необыкновенным упорством. Первый крестовый поход серьезно изменил ситуацию, а концепция «священной войны», озвученная св. Бернаром и принятая на вооружение рыцарями-монахами, потребовала адекватного ответа от мусульман.
В 1105 году суннитский ученый из Дамаска аль-Сулами написал трактат «Китаб аль-Джихад» («Книга джихада»). Аль-Сулами не путал, в отличие от своих современников, франков с византийцами, и видел в крестоносной экспедиции христианский джихад. Триумф франков он объяснял моральным и политическим разложением ислама и халифата. Он требовал от мусульман очищения и сплочения перед лицом сильного и беспощадного врага, но заверял в неизбежности конечной победы ислама.
Идеологическое обоснование новой версии джихада было продолжено последователями аль-Сулами. Сильная группа алимов из числа сторонников «джихада до победного конца» осела в Дамаске, постепенно усиливая свое влияние за счет беженцев из захваченных областей. Теоретики джихада действовали и в других суннитских областях — Халебе и Мосуле. Именно из Халеба вышло наиболее полное, энциклопедическое описание учения и правил джихада — «Бахр эль-Фаваид» («Море драгоценных добродетелей»). В этом трактате самым подробным образом рассмотрены все вопросы, связанные со священной войной — ее виды, основные принципы, права и обязанности участников, правила раздела добычи.
Шиитское направление ислама имело иное понимание джихада. Шииты считали, что джихад может объявить только имам, а поскольку он сокрыт от людей, то и джихад до приближения конца света объявлен быть не может. Поэтому Фатимиды Египта не использовали понятие «священной войны» в своей борьбе с крестоносцами.
Но нужен был военный вождь, способный поднять знамя священной войны. Им стал атабек (т. е. наставник эмира) Мосула Имад ад-Дин Зенги, который в течение года завоевал всю Северную Месопотамию, а в 1128 году, стремительно вторгшись в Сирию, овладел Халебом, находящимся у самых границ Антиохийского княжества.
Зенги выделялся на фоне своих неудачливых предшественников не столько полководческими талантами, сколько ясным пониманием своих политических целей. Его главной задачей было объединение всех мелких мусульманских эмиратов Сирии и Северной Месопотамии (а в стратегической перспективе — и присоединение Египта), с тем, чтобы уже объединенными усилиями обрушиться на крестоносные государства.
Зенги многое сделал для идеологической обработки мусульман, он организовывал и поддерживал медресе и суфийские ханаки, в которых проповедовались идеи возрождения и очищения ислама, объединения исламских сил перед лицом крестоносной опасности. Фанатики джихада из числа алимов и суфиев активно агитировали за Зенги как избранного самим Аллахом вождя священной войны. Однако большую часть времени он тратил на борьбу против своих соперников-мусульман, дважды ходил походом на непокорный ему Дамаск, умный правитель которого, Муин ад-Дин Анар, в конце концов в 1139 году решился вступить в союз с крестоносцами.
Дамаск так и не покорился Зенги. Однако исламский вождь сумел произвести и несколько серьезных ударов по крестоносцам. В 1137 году он нанес им тяжелое поражение при Барине и едва не взял в плен иерусалимского короля Фулька Анжуйского. А в 1144 году, используя благоприятную политическую ситуацию (незадолго до этого скончались Фульк Анжуйский и византийский император Иоанн Комнин, сын Алексея), Зенги двинулся на восточный форпост христиан — Эдессу, и после недолгой осады взял эту важнейшую крепость штурмом. В результате христианское владычество за Евфратом рухнуло, и в опасности оказалась уже столица христианской Сирии — Антиохия.
Известие о падении Эдессы вызвало настоящую панику в странах Латинского Востока. Со дня на день ожидали наступления Зенги на Антиохию или Иерусалим. Казалось, наступил последний час крестоносных государств — такой грозной виделась мощь армий Имад ад-Дина. Но, к счастью для франков, как раз в это время вспыхнуло восстание в Мосуле, Зенги двинулся на его подавление, а оттуда уже не вернулся, так как в 1146 году он был убит своим собственным рабом. Но до этого положение представлялось критическим, и крестоносцы обратились с мольбой о помощи к папе римскому и европейским государям.
Просьба левантийских христиан сначала вызвала в Европе неоднозначную реакцию. Папство в это время переживало не лучшую эпоху в своей истории, и апостольскому престолу было не до Палестины. Не откликнулись на восточный призыв и свирепые италийские норманны Рожера Гвискара — наследники славы великого Боэмунда. Так же прохладно отреагировали вначале и немцы — для них поход в Святую Землю казался помощью извечным соперникам — французам, которые составляли 4/5 всех крестоносных ополчений Леванта.
Но и в самой Франции единства не было. Молодой и энергичный король Людовик VII рвался в поход: ему очень хотелось загладить тяжелый грех — в 1143 году по его приказу сожгли церковь в Витри (шла распря с графом Шампанским), и в огне погибло около тысячи христиан. Короля в его рвении поддерживали и молодые соратники, но мудрый и осторожный аббат Сугерий отговорил Людовика от скоропалительного решения. Наконец, постановили обратиться к главному духовному авторитету Европы — Бернару Клервоскому.
Святой Бернар оправдал надежды «Христова воинств». На съезде в Везеле в 1146 году, получив формальный карт-бланш от римского первосвященника (который, кстати, был его учеником), Бернар произнес яркую проповедь в пользу крестового похода. Проповедь имела огромный успех: крест принимали сотнями, так что и результате приготовленных заранее матерчатых крестов не хватило, и Бернару пришлось вырезать их из собственной одежды.
Весну и лето 1146 года клервоский монах провел в непрерывных проповедях во Франции. Путешествие его было триумфальным, и, как он сам писал папе Евгению III, «когда я проповедовал и говорил, число их (принявших крест) умножалось. Замки и города стоят пустыми, семь женщин едва могут найти одного мужчину».
Этот грандиозный успех и последовавшее за ним приглашение архиепископа майнцского посетить германские земли подтолкнули Бернара к мысли привлечь к походу и германского императора Конрада III, а с ним и до этого индифферентный к крестовой идее немецкий народ. Речь Бернара в Шпейере перед императором и немецкой знатью стала подлинным шедевром ораторского искусства. Конрад III, ранее и не помышлявший ни о каком походе, в слезах просил у Бернара крест, а за императором потянулись и многочисленные дворяне. Сам клервоский затворник изумлялся этому достижению и называл духовную победу над Конрадом чудом из чудес. Но и этим не удовольствовался неистовый францисканец. Он и сам проповедовал перед народом в западной части Германии, и рассылал десятки посланий по всем германским землям.
Триумф был не меньшим, чем во Франции: казалось, вернулись времена Клермонского призыва. Крестовая лихорадка охватила сотни тысяч людей; под знамена Людовика и Конрада собирались гигантские армии, в ходу было предсказание, что воины Христа завоюют Багдад и Вавилон, а затем поставят на колени и весь Восток.
Второй крестовый поход закончился сокрушительным провалом. Причин тому немало, но главной все же была потрясающая некомпетентность вождей похода — Конрада III и Людовика VII. Пожалуй, не было такой ошибки, которой бы они не допустили.
Все крестоносное движение пережило тяжелый удар. Со всей очевидностью была показана неэффективность старой крестоносной стратегии. Гигантские армии, обремененные не менее огромными обозами и сотнями тысяч фанатично настроенных, но плохо вооруженных крестьян, оказались неспособны преодолеть обширные пространства, отделяющие Европу от Палестины. Второй поход, вообще, стал последним крупным крестовым деянием, в котором приняли участие большие массы крестьянства. С этого времени новые крестоносные экспедиции становятся в полной мере военными предприятиями, с более продуманной системой снабжения, транспортировки и вооружений. И с этого момента крестоносное движение начинает терять что-то очень важное — то, что составляло дух великого Первого похода. Духовный подвиг, конечно, не сразу, а постепенно, превращается в сугубо практическую задачу военной и политической стратегии.
Однако, как это ни парадоксально, сильного ухудшения в положении латинских государств Востока не наступило. «Старая гвардия» и без серьезной поддержки извне оказалась вполне способна выполнять основную задачу — оборону границ и крепостей. И, в то же время, неожиданным следствием Второго похода, даже несмотря на его неудачу, стала приостановка мусульманского натиска на христианский Левант.
Это было связано с тем, что партия сторонников джихада, фактическим вождем которой был Hyp ад-Дин, занявшись объединением исламских земель, захватила Дамаск и вступила в борьбу с Египтом. Египетские Фатимиды были шиитами исмаилитского толка, то есть еще большими врагами правоверных суннитов, чем католики, поэтому они готовы были идти на любые уступки христианам, лишь бы спасти свою шкуру. Иерусалимский король Амальрих, толковый политик, сменивший недалекого Балдуина III, сполна воспользовался новой ситуацией и фактически сделал Египет своим протекторатом.
Однако курдскому военачальнику Ширкуху в 1169 году, после нескольких попыток, удалось овладеть Египтом, воспользовавшись разрывом Фатимидов с крестоносцами по вине последних. Уже через несколько месяцев Ширкух умер, и реальная власть в Египте перешла к его племяннику Салах ад-Дину из курдского рода Эйюбидов, более известному в истории как Саладин.
Саладин показал себя выдающимся политиком (а впоследствии и хорошим полководцем). Уже в 1171 году, после смерти султана аль-Адида, он отстранил Фатимидов от власти, сделал суннизм государственной религией и сам объявил себя султаном. Уже в 1177 году новый султан почувствовал себя достаточно сильным, чтобы начать, наконец, с крестоносцами войну на уничтожение. Но первый блин вышел комом: его огромная армия была наголову разбита небольшой ратью семнадцатилетнего иерусалимского короля Балдуина IV Прокаженного. После этого было еще целое десятилетие чередующихся побед и поражений. Но если решительная победа над крестоносцами Саладину долго не давалась, то в борьбе с мусульманскими противниками удача оказалась на его стороне. В 1183 году он без боя овладел Халебом, а еще через три года уже и Мосулом. Можно сказать, что в исламском мире врагов он у него больше не было.
Крестоносные государства султан окружил почти со нсех сторон и начал подготовку к решающему столкновению. Важнейшей задачей было повышение эффективности армии, которая, хотя числом и превосходила крестоносную, но заметно уступала ей по боевым качествам. Здесь Саладин сделал ставку на дисциплину и личную преданность. С этой целью он полностью отказался от услуг добровольцев джихада, и, говоря современным языком, перевел армию на профессиональную основу. Ядро войска составляли воины-курды, для которых Саладин был не только султаном, но и родовым вождем. Родственные связи у курдов-горцев чрезвычайно важны, и потому каждый курдский воин был готов идти за своим лидером хоть на край света и против любого врага, а при необходимости готов был отдать за него жизнь. Большую часть войска представляли тюркские солдаты — потомки покорителей Востока, сельджуков. Тюркская кавалерия считалась одной из лучших в мире, была вооружена дальнобойными, сложносоставными луками длиной более одного метра. Но, быстрая и маневренная, при лобовом ударе она не могла выдержать натиск тяжелой рыцарской конницы, что не раз приводило мусульман к поражениям. Саладин прекрасно понимал, где самое уязвимое место в его войске, и для противодействия рыцарям создал специальный корпус мамлюков — тяжеловооруженных конников, которые при необходимости могли биться и в пешем строю. По своему социальному статусу мамлюки были рабами, лично преданными господину, который был владыкой жизни и смерти для любого из них. Но в первую очередь это были высокопрофессиональные воины, постоянно совершенствовавшиеся в воинском искусстве, и по боевой выучке они не уступали гордому франкскому рыцарству.
Вот с таким войском, подкрепленным наемными отрядами легкоконных туркмен и бедуинов, Саладин в июне 1187 года перешел Иордан — границу Иерусалимского королевства — и двинулся в район Тивериадского озера. По-видимому, в тот момент исламский лидер не имел намерения вступить с крестоносцами в решающую битву. Его целью была Тивериадская крепость, которая могла бы затем стать плацдармом для дальнейшего наступления. Но жизнь решила иначе, и это вторжение, начавшееся как обычный набег, каких раньше были десятки, завершилось самой тяжелой катастрофой для всего крестоносного движения. 5 июля 1187 года у деревушки Хаттин крестоносное войско только что избранного иерусалимского короля Гвидо де Лузиньяна было наголову разгромлено армией Саладина. Сам король, иерусалимский патриарх, великий магистр тамплиеров Жан де Ридефор, сеньор Трансиордании Рено де Шатийон, а с ними и еще сотни рыцарей попали в плен, а армия была почти полностью перебита.
Катастрофа под Хаттином произвела ошеломляющее впечатление в христианском Леванте. Уныние и панику, охватившие франков, трудно описать словами. «Все погибло» — таким было господствующее мнение. И, пожалуй, только этим можно объяснить полное отсутствие сопротивления Саладину в первые месяцы после Хаттина. Ведь несмотря на тяжелое поражение, крестоносцы обладали еще довольно значительными силами и целым рядом мощных крепостей. Но крепости сдавались, едва завидев передовые разъезды султанской армии, замки крестоносцев гостеприимно распахивали ворота перед небольшими мобильными отрядами тюркской кавалерии. Уже девятого июля (!) без сопротивления сдалась Саладину крупнейшая крепость и важнейший порт крестоносцев — Акра. Затем в течение нескольких недель пали Бейрут и Сйдон, Арзуф и Хайфа, Яффа и Аскалон. Казалось, христианскому владычеству в Святой Земле пришел конец.
Крестоносцев спас стратегический просчет Саладина. Вместо того, чтобы двигаться на север и уничтожить последние приморские твердыни «Христовых воинов» — Тир, Триполи и Антиохию (с Лаодикеей), султан повернул на восток и направился к Иерусалиму. С военной точки зрения — решение абсурдное, ведь захват побережья фактически ликвидировал бы всякую возможность помощи извне.
Как военный, Саладин, видимо, понимал, что Иерусалим — всего лишь не самая сильная крепость. Но он был еще и вождем джихада... А для сторонников священной войны Иерусалим имел колоссальное значение как третий священный город ислама (после Мекки и Медины) с одной из главных мусульманских святынь — мечетью Омара. Религия одержала верх — Саладин повернул к Иерусалиму, и второго октября город пал.
Взятие Иерусалима было высшей точкой карьеры великого курдского полководца. Но то время, которое Саладин потратил под Иерусалимом, сыграло с ним злую шутку. За эти месяцы крестоносцы, наконец, оправились от первоначального шока после Хаттинского поражения и сумели собраться с силами. Когда поздней осенью султан двинулся на Тир, его уже ждал город, хорошо подготовившийся к осаде. После нескольких безуспешных штурмов Саладин был вынужден отступить. На следующий год курдский военачальник двинулся уже на Антиохийское княжество.
Весть о Хаттинской катастрофе и падении Иерусалима повергла Западную Европу в траур. Римский папа Урбан III, получив известие об этом, от огорчения скончался на месте. Во всех католических храмах служили траурные мессы, печальная новость передавалась из уст в уста, а новый папа объявил на семь лет повсеместный Божий мир до тех пор, пока не будет освобожден Иерусалим. Перед лицом такого несчастья примирились многие старые враги — император и папа, французский и английский короли, вечно враждующие между собой итальянские государства. Призыв Клемента III к новому крестовому походу вызвал такое воодушевление, что скоро уже стали интересоваться не тем, кто принял крест, а удивлялись на того, кто его не принял. В первый же месяц 1188 года приняли крест Филипп II Август, Генрих II Плантагенет и его сын и наследник Ричард Львиное Сердце. В массовом порядке вербовались в крестоносцы и немецкие рыцари и бароны, хотя сам старый император Фридрих Барбаросса отнюдь не спешил.
Воодушевление было очень велико — не меньше, чем после Клермонской проповеди. Но уже через несколько месяцев наступило отрезвление. Начало этому положил сбор «Саладиновой десятины» — т. е. десятой части всех доходов и движимого имущества на нужды крестового похода. За сто лет, прошедших после Клермона, времена сильно изменились. Европа научилась считать деньги, и когда сбор налога пошел полным ходом, многие начали отказываться от его уплаты. Светские тенденции в Европе все более набирали силу, банальная жадность активно противостояла религиозному рвению. Многие бароны и рыцари рвались повоевать, но не желали выкладывать за это собственные деньги. И именно с Третьего похода начинает развиваться своеобразное «крестовое наемничество». Во-первых, рыцарь, отправлявшийся в поход, освобождался от десятины, а во-вторых, многие вассалы стали требовать от своих сюзеренов плату за участие в походе.
Все эти дискуссии и проблемы оттягивали начало «святого странствования». А тут еще английский принц Ричард поднял мятеж против своего отца и вступил в союз с французским королем Филиппом Августом. В Европе вновь заполыхала война. Лишь к лету 1189 года этот конфликт разрешился со смертью Генриха II. Ричард I был провозглашен королем Англии, и после долгого перерыва подготовка к походу была продолжена.
В результате германский император Фридрих Барбаросса, последним принявший крест, в поход отправился первым. В то время еще сохранялась опасность, что Саладин завоюет все морские порты Леванта, и Фридрих решил идти в Сирию сухим путем — старой доброй дорогой Боэмунда и Готфрида. Его войска двинулись в путь весной 1189 года. Не обошлось, как водится, и без стычек с византийцами; хотя на этот раз они не переросли в полномасштабную войну. Поэтому лишь в марте следующего года германская армия переправилась в Малую Азию. Войско Фридриха было далеко не так велико, как армии предыдущих походов — во всяком случае, не более ста тысяч человек, включая обозную и другие вспомогательные службы, а также прислугу. Собственно боевой состав армии можно оценить в тридцать-пятьдесят тысяч человек, если исходить из численности тяжеловооруженных рыцарей — у разных авторов она колеблется от трех до пяти тысяч человек. Но теперь это была армия почти полностью профессиональная, лишенная плохо вооруженной крестьянской массы.
Долгое время поход Фридриха I протекал весьма успешно. Все атаки сельджуков были легко отбиты, удалось даже взять столицу турецкого султаната — Иконий. В начале лета 1190 года немцы перевалили через Тавр и вышли в киликийские долины. Путь на Сирию был открыт. Но здесь нелепая случайность перечеркнула все расчеты. При переправе через горную речку старый император поскользнулся и был сбит водным потоком. Вытащили его уже мертвым.
Смерть Фридриха Барбароссы произвела сокрушительное впечатление. Войско, лишенное руководства, фактически распалось. Большинство немецких рыцарей и солдат отказались идти дальше, считая, что гибель великого императора предвещает и гибель всей крестоносной рати. В итоге лишь небольшая часть армии двинулась в дальнейший путь под руководством сына Барбароссы, Фридриха Швабского. Этот отряд дошел до Антиохии и вскоре принял участие в осаде Акры. Остальное войско морем вернулось на родину.
Для французских и английских крестоносцев поход протекал более гладко. Ими был избран более легкий морской путь (и с этого времени все крестоносные экспедиции будут исключительно морскими), и весь 1190 год отряды «Христовых воинов» прибывали на сборный пункт — Мессину на Сицилии. Уже здесь, на Сицилии, начались серьезные трения между французами и англичанами и, как следствие, между их лидерами. В конце концов Филипп II Август 30 марта 1191 года отплыл из Мессины, не дожидаясь союзника, и вскоре благополучно прибыл под стены осажденной Акры.
Более эффектно складывалась крестоносная эпопея у Ричарда Львиное Сердце. Под стены Акры он прибыл последним из крестоносных вождей, в июне 1191 года. До его появления осада Акры крестоносцами продолжалась уже два года. Шла она довольно вяло. Крестоносцы отрезали Акру с суши, построив мощный укрепленный лагерь вдоль городской стены. Штурмовать, однако, не осмеливались, ожидая все новых подкреплений. Тем временем Саладин окружил уже сам крестоносный лагерь, и осаждавшие оказались одновременно и осажденными. Это мало влияло на снабжение пилигримов — европейский флот полностью господствовал на море — но обстановку в лагере, безусловно, создавало нервную. Добавлял неразберихи и чрезвычайно пестрый состав «Христова воинства». Кого тут только не было — итальянцы и немцы, испанцы и шведы, англичане и французы, шотландцы и австрийцы — словом, едва ли не все европейские народы. А если добавить к этому соперничество вождей, Гвидо де Лузиньяна и Конрада Монферратского — героя обороны Тира, Фридриха Швабского и австрийского эрцгерцога Леопольда, великих магистров обоих рыцарских орденов... Прибытие французского короля Филиппа Августа на время притушило амбиции: по рангу он был, безусловно, высшим среди всех. Но тут явился Ричард Львиное Сердце, сам претендующий на руководство походом, и национальные трения разгорелись с новой силой.
Акра в итоге все же была взята в июле 1191 года, но к тому времени раскол среди крестоносцев зашел уже слишком далеко. Между «французской» и «английской» партиями дело едва не дошло до открытых схваток; взятие Акры нисколько этих противоречий не сгладило, и в результате взбешенный Филипп Август объявил, что нездоровье не позволяет ему продолжать поход, и 3 августа покинул Акру вместе со всем своим войском.
Потеря почти половины армии предрешила дальнейшую судьбу похода. Еще целый год Ричард Львиное Сердце, оправдывая свое грозное прозвище, сражался как лев. Дважды он двигался на Иерусалим и дважды был вынужден отступить. Выдающиеся победы чередовались у этого «великого воина, но слабого полководца» с нелепыми поражениями. Ричард I заслужил в походе свою бессмертную славу: еще долго исламские матери пугали его именем своих детей; но в конце концов он должен был смириться с тем, что великая мечта — освобождение Иерусалима — осталась только мечтой. Разочаровавшийся во всем английский король заключил в итоге перемирие с Саладином на условиях последнего и отбыл в Европу.
Третий крестовый поход закончился относительной неудачей. В актив крестоносцам можно занести лишь взятие Акры и нескольких небольших приморских городов. Иерусалим был потерян, и теперь крестоносные владения составляли только узкую полоску суши вдоль восточного побережья Средиземного моря. Но в то же время такой результат похода стабилизировал ситуацию. Наследники Саладина — а сам великий султан умер в 1193 году — больше не стремились к войне, которая требовала от них напряжения всех сил и огромного количества денег. Крестоносные государства получили передышку. Подсчитано, что из следующих ста лет восемьдесят были мирными. Страна получила возможность развиваться, строить, торговать, а не только воевать — ив этом главная заслуга Третьего крестового похода.
Медитация 2-й Мастер
СООК РОН
ТООН ЭТОЛ
ФЕР АГАР
ИНН УНИТ
ОСТЕР ЭОХ
© 2001—2024 «Литан» — Центр Открытого Сознания
Графика и дизайн: Ольга Генерозова
Тех. поддержка: Всеволод Кузьмин