Том же лете, по грехом нашим придоша языци незнаеми.
Новгородская летопись, 1224
Битва при Калке
Том же лете, по грехом нашим придоша языци незнаеми.
Новгородская летопись, 1224
В отличие от тех завоевателей, которые возомнили себя богами, Чингисхан отлично понимал, что он смертен, и пытался подготовить для себя наследников. Согласно степному обычаю каждый из сыновей получал какой-то вид скота, которым владела семья, а также часть семейных пастбищ. Точно так же Чингисхан планировал наделить каждого из своих сыновей миниатюрной империей, что отражало бы в некоторой степени разнородное устройство его огромных владений. Каждый из его сыновей должен был стать ханом над большим числом кочевников вместе с их стадами и пастбищами, а также получил бы в надел часть территории оседлых стран с городами, деревнями и мастерскими. Выше всех других должен был стоять один из сыновей, Великий Хан, который бы возглавлял центральное правительство, высшую судебную инстанцию и вместе с братьями ведал бы иностранными сношениями монголов, в особенности в том, что касалось бы объявления войны. Эта система зависела от умения и желания братьев работать вместе и сотрудничать под началом Великого Хана.
Еще перед тем, как Чингисхан отправился на войну против Хорезма, он собрал семейный курултай, чтобы решить именно этот вопрос. Из-за конфликта между двумя ставшими братьями выбор пал на третьего сына — спокойного, добродушного и крепко пьющего Угедея.
После смерти Чингисхана Угедей и стал Великим Ханом.
В пьяном угаре щедрости во время празднества по поводу восхождения на престол Великого Хана Угедея, он сам открыл сокровищницу своего отца и стал свободно раздавать богатства, лежавшие там. Он раздаривал жемчуга, которые так ценили монголы, целыми коробами. Мотки шелка просто швыряли в толпу. Коней и верблюдов пышно украшали, и все монголы получили шелковые дэгелы (длинный халат или кафтан, доходящий до колен, со стоячим воротом с золотой оторочкой). У них было столько ярких цветных одежд, что придворные могли каждый день обряжаться в одеяния одного цвета, а на следующий день был предписан другой цвет.
Они пили, пировали и играли в разные игры на протяжении всего лета 1229 года в Аварге, где были в свое время возведены хранилища для огромной части добычи, привезенной Чингисханом из его походов. День синего шелка сменялся днем желтого, зеленого и белого. Самая влиятельная семья в мире праздновала восхождение нового Хана. Спиртное лилось рекой. Мужчины и женщины пили до потери сознания, затем они забывались пьяным сном, а когда просыпались, то продолжали пить.
Примерно в это время семья приняла имя Золотой Семьи или Золотого Рода. Золото символизирует у монголов ханскую власть, но оно также легко могло отражать и несметное богатство, которым обладала семья, и которое она тут же начала использовать. Без Чингисхана некому было укротить безумное веселье, его наследники упивались сокровищами, которых не заслужили, и вином, к которому успели пристраститься. Пьяная оргия во славу Хана Угедея задала тон всему его правлению, и на какое-то время овладела духом всей империи. Как вскоре написал Ата-Малик Джувайни*, Угедей «всегда расстилал ковер увеселения и ткал узор наслаждения вином и прекрасными женщинами».
Во время междуцарствия после смерти Чингисхана и во время монгольского празднества по поводу избрания Угедея некоторые из недавно покоренных народов откололись и перестали посылать монголам дань. Угедею пришлось посылать большие армии обратно в северный Китай и Среднюю Азию, чтобы вновь утвердить там власть монголов. Как только его утвердили в 1230 году, он послал три тумена, то есть примерно тридцать тысяч солдат, чтобы усилить монгольский контроль в Средней Азии, но большая часть сокровищ уже была вывезена. Он послал туда армию оккупантов, а не завоевателей. Они даже брали с собой свои семьи. Уровень дани, которая поступала в Монголию из северного Китая и Средней Азии, тем не менее, оставался вполне скромным по сравнению с первичным разграблением.
Угедей не поехал со своей армией, завоевания его мало интересовали. Он решил, что как и все другие великие цари, он должен иметь свою собственную столицу — не просто несколько гэров, а самые настоящие здания с крышами стенами и окнами. Вопреки мнению своего отца, Угедей считал, что империя, завоеванная в седле, не обязана из седла управляться. А ведь то, что управление осуществлялось очень мобильным ханом и его двором, было одним из главных факторов, который принес монголам военный успех. Угедей попробовал создать стационарный центр для управления всей империей — это была одна из первых серьезных ошибок его короткого правления.
Поскольку родина монголов на реках Онон и Керулен теперь принадлежала, согласно монгольскому обычаю, Тулую, младшему сыну Чингисхана, Угедей решил построить столицу на своей собственной земле на западе страны. Он выбрал местность в монгольских землях в долине реки Орхон на территории, которая раньше принадлежала Он-хану из племени кераитов, а еще раньше была столицей нескольких тюркских царств. Он выбрал место для столицы, как будто выбирал место под кочевую стоянку. В широкой степи, где сильный ветер отгонял бы комаров, с источником воды на достаточном расстоянии, чтобы жители не загрязнили его, и с горами неподалеку, чтобы отгонять туда стада на зиму. По всем этим статьям Каракорум (так называлось это место) был превосходен. Возникала только одна проблема: город с постоянным населением имеет несколько другие требования, чем прекрасный, но временный лагерь. Необходим был постоянный приток пищи в течение всего года, а силу неумения ее производить, город зависел от постоянных и очень дорогостоящих товаров, которые везли за тысячи миль с южной оконечности Гоби. Расположенный в открытой степи город не давал никакой защиты от ледяных зимних ветров. В отличие от стад и табунов, которые могли на зиму укрыться в горах, город нельзя было так просто перенести, как лагерь из шатров. Из-за всех этих проблем монгольская столица с самого начала была обречена.
Угедей, вероятно, начал строительство своего дворца в обычном монгольском стиле, то есть пустил стрелу в воздух и стал строить первое крыло в направлении полета стрелы. Согласно монгольской системе измерения здание вытянулось в длину на один полет стрелы. Он построил еще одно крыло таким же образом и возвел высокий павильон в центре, чтобы соединить их. Он выстроил крепкую стену, чтобы окружить дворцы, и по этим стенам столица получила имя Каракорум, то есть «черные камни» или «черные стены». Рашид ад-Дин** описал дворец Угедея, как «удивительно высокое строение с длинными колоннами, которые будто бы поддерживали высокое звание этого царя. Мастера завершили здание, раскрасив его разноцветными картинами и узорами».
Монголы продолжали жить в своих гэрах (шатрах) в открытой всем ветрам степи вокруг Каракорума. Ханский двор переезжал с места на место, в зависимости от времени года — зачастую он перемещался на несколько дней, а то и недель пути от столицы. Здания Каракорума возвели китайские архитекторы и строители, но личный дворец Угедея был построен в арабском стиле. В отличие от других мировых столиц, которые становились воплощением силы и величия правящей фамилии, Каракорум служил в первую очередь огромным хранилищем и мастерской. Сами монголы нечасто заезжали туда, включая и самого Угедея. Город стал для них базой, где они хранили свои богатства, а среди этих богатств числились и умелые ремесленники, работавшие на них. Город производил мало товаров, но в нем собиралась дань, взятая со всех земель империи. Там жили также писцы и толмачи из каждого народа в империи. Они занимались перепиской с каждой провинцией в отдельности.
Самое древнее описание Каракорума приводит Джувайни. Он описывает сад окруженных стеной, в которой были устроены четверо врат, по числу сторон света. Внутри сада китайские мастера возвели «замок с дверями, подобными дверям того сада; а внутри него поставили трон с тремя ступенями: одна для Хана Угедея, другая для его женщин, а третья — для его виночерпиев и столовых». Перед этим дворцом Угедей устроил несколько озер, «где вскоре развелось много птиц». Он завел себе привычку любоваться на то, как птицы охотятся, прежде чем обратиться к радостям попойки. Его пристрастие к спиртному выразилось также в том, что в центре дворца стояли золотые и серебряные цистерны, такие большие, что рядом держали верблюдов и слонов, которые должны были «помогать доставать оттуда напитки, когда приходило время пира и праздника».
Кроме дворцов для себя и всех членов Золотой Семьи, Угедей построил несколько храмов для своих последователей их буддистов, христиан, мусульман и даосистов. При Угедее христиане пользовались особым почетом при монгольском дворе, поскольку сам он, как и его братья, в свое время взял себе жен-христианок еще во время похода против кераитов и найманов. Его потомки тоже были христианами, и ту же веру исповедовал его любимый внук, Ширемун (Соломон). Христианство было для монголов привлекательно еще и благодаря имени Иисуса. Они называли его «Есу», а это слово по-монгольски звучало как священное число девять, и еще было созвучно с именем Есугея, отца Чингисхана и основателя всей династии. Несмотря на особое благоволение к христианам, небольшой город Каракорум был, наверное, самым открытым и терпимым городом в тогдашнем мире. Нигде больше представители стольких разных вероисповеданий не могли отправлять свои религиозные обряды бок о бок в мире и покое.
Чтобы привлечь в свою новую столицу торговые караваны, Угедей бесконечно щедро платил за любые товары, которые прибывали к его двору, несмотря на их количество, качество и вообще необходимость. Рашид ад-Дин пишет, что Угедей «каждый день садился перед двором своим, а перед ним складывали груды всяческих товаров, какие только можно найти в мире. Их раздавал он всякому своему подданному – монголу или правоверному, и часто случалось так, что он приказывал человеку высокого положения брать столько, сколько он только сможет унести». Кроме множества скота и пищи, купцы привозили ткани, слоновую кость, жемчуг, охотничьих соколов, золотые кубки, украшенные самоцветами кушаки, ивовые рукояти для кнутов, обезьян, луки, стрелы, одеяния, шапки и рога редких животных. В Каракорум стекались так же артисты и искусники: актеры и музыканты из Китая, борцы из Персии и даже придворный шут из Византии.
Угедей-хан часто платил вдвое против запрошенной цены за привозные товары, чтобы показать свою милость купцам, проделавшим такой долгий путь и поощрить других делать то же самое. Угедей также постановил, что купцам следует платить запрошенную цену с десятипроцентной премией. Монгольская столица также при необходимости предоставлял торговцам помощь в организации и финансировании караванов. Чтобы развить торговлю, Угедей ввел стандартизированную систему мер и весов, которая постепенно заменила собой разнобой расчетов и мерных единиц, использовавшихся в разных странах. Поскольку слитки золота и серебра было так тяжело и опасно перевозить, монголы создали систему бумажных денежных облигаций, которые ускорили и обезопасили торговлю.
Армия Угедея утвердила монгольское владычество в Средней Азии. Его войска под водительством опытного военачальника Субэдея в союзе с империей Сун окончательно разделили между собой земли и богатства чжурчженей. Его отец обеспечивал постоянный приток богатств в Монголию тем, что жил в седле и постоянно завоевывал новые земли. Угедей же последовательно использовал мощь своей армии для того, чтобы сделать торговлю более удобной и безопасной, а вместе с тем и привлечь на родину купцов из других стран.
Он установил постоянные гарнизоны по охране дорог и ликвидировал сложную систему местного налогообложения и практику вымогательства, которые очень увеличивали расходы на любой торговых караван. Монголы высаживали вдоль дорог деревья, чтобы они давали укрытие от летнего солнца и указывали дорогу в зимних снегах. Там, где деревья не росли, они воздвигали каменные верстовые столбы. Джувайни отмечает, что монгольские дороги были созданы так, что «если где только мелькал призрак прибыли и выгоды, на западе или на востоке, правоверные купцы тут же отправлялись в путь».
Когда Угедей спешился в Каракоруме и стал возводить там каменные здания, которые так ненавидел его отец, он сделал первый шаг в сторону от заветов Чингисхана. Таким образом, начался процесс перестройки, которая за сорок лет превратила монголов из воинов-кочевников в обычный оседлый двор, которому не удалось избежать всех ловушек и деградации цивилизованных монархий. Наследие Чингисхана было тогда предано забвению.
К 1235 году Угедей умудрился расточить почти все богатство своего отца. Его город отнял много средств на строительство, да и поддерживать в нем жизнь было недешево, а сами привычки и образ жизни хана тоже требовали огромных затрат. Со всей империи исправно поступала дань, но объемы ее не могли сравниться со временами Чингисхана. Что бы Угедей ни предпринимал, чтобы построить столицу и реформировать систему управления, Монгольская империя основывалась на завоеваниях. Ему было критически необходимо открыть новый источник богатств, чтобы продолжать вести тот образ жизни, к которому и он сам и другие монголы уже привыкли. Монголы не выращивали злаков и не производили никаких товаров, да к тому же они и думать не хотели о том, чтобы продавать своих лошадей, которых выращивали в таких несметных количествах. Чтобы сохранить империю, Угедей-хан должен был снова повести ее на войну против земель, которые еще не были покорены и разграблены. Но где была такая земля?
Чтобы определить цель будущего завоевания, Угедей созвал курултай в степи неподалеку от своей новой столицы. Единодушия не было и в помине. Одни хотели двинуть армию на юг, в Индию, от покорения которой Чингисхан в свое время отказался из-за невыносимой жары. Другие настаивали на том, что нужно развивать наступление вглубь Персии и дальше, на знаменитые города арабов — Багдад и Дамаск. А третьи вообще советовали ударить по Китаю династии Сун, с которым монголы еще недавно были в союзе.
Впрочем, один человек придерживался другого мнения. Субэдей, который только что вернулся с победоносной войны против чжурчженей, был самым влиятельным военачальником армии Чингисхана. Он отлично разбирался в ведении осадной войны и использовании огромных боевых механизмов, без него не обходилось ни одно значительное завоевание монголов. Тогда ему уже исполнилось шестьдесят, он, видимо, был слеп на один глаз, и, говорят, так растолстел, что не мог ездить на коне, поэтому его приходилось перевозить в железной боевой колеснице. Несмотря на физические недостатки, его ум был острым и проницательным, и сам он был готов начать новую войну.
Вместо того, чтобы вновь выступать против мусульман и китайцев, чьи войска он уже неоднократно побеждал, Субэдей хотел изменить общему плану Чингисхана и организовать полномасштабный поход на запад, в Европу. Это была ранее неизвестная монголам цивилизация, которую Субэдей недавно обнаружил практически случайно. Он настаивал, что, как Китай, Индия и исламские страны, Европа тоже обещала большие богатства. Он уже сталкивался с европейскими армиями и знал, как легко можно их разбить.
Для большинства монголов, собравшихся на курултай, Европа была чем-то совершенно неизвестным. Субэдей был единственным оставшимся в живых военачальником, который побывал там и малыми силами испытал тамошние войска. Он попал в Европу почти десять лет тому, в 1221 году, во время похода Чингисхана на Хорезм. Субэдей и Джебе обошли Каспийское море в погоде за султаном Хорезма. После его смерти они получили разрешение отправиться дальше на север, чтобы разведать тамошние земли. Там они наткнулись на христианское Грузинское царство, которым правил в то время Георгий III.
Джебе повел свой тумен в бой, чтобы испытать защиту грузин. После столетий войн с мусульманскими соседями Грузия могла похвастаться умелой и дисциплинированной армией. Действуя на своей территории, грузины приготовились встретить монголов так же, как они до этого встречали многочисленные тюркские и мусульманские армии. Монголы Джебе подъехали к ним, сделали несколько залпов и тут же повернули обратно. Грузины решили, что войска врага в панике бегут с поля боя и бросились в погоню. Конечно же, это был обычный прием монголов — ложное отступление. Самоуверенные войска грузин сломали ряды и в беспорядке стали преследовать монголов, которым едва удавалось держаться впереди. Грузинские лошади постепенно стали уставать, ослабшие стали отставать и войска растянулись в длинную линию.
Оказалось, что воины Джебе привели усталых врагов прямо в ловушку, которую приготовили солдаты Субэдея. Когда они бросились в атаку на грузин, воины Джебе спешились, пересели на свежих коней и тоже ввязались в бой. Через несколько часов грузинская армия была полностью уничтожена вместе со всеми аристократами этого маленького народа. Субэдей сделал Грузию вассальным государством, которое еще долгие поколения оставалось самым верным союзником монголов в Европе.
Закончив с этим испытанием, Субэдей и Джебе двинулись с гор вниз, чтобы исследовать равнины восточной Европы и узнать, чего стоят тамошние воины на поле боя. Монголы вели разведку организованно и настойчиво. Благодаря осторожному и внимательному сбору информации, они скоро выяснили число народов, расположение городов, политическую ситуацию и конфликты между ними. Монголы обнаружили тюркское племя кипчаков, которые жили между северными побережьями Черного и Каспийского морей. Кипчаки (половцы) были кочевниками и вели понятный и знакомый монголам образ жизни. Играя на общности обычаев и сходности языка, монголы сумели заручиться поддержкой некоторых из них и многое от них узнали. Особый интерес Субэдея вызывали земледельческие княжества на севере и западе. В тех землях было много городов, и все они были объединены Православием и общим славянским языком. Тем не менее, их горделивые князья постоянно воевали между собой. Субэдей повел войска против них, чтобы проверить, как они отреагируют. Он достиг берегов Днепра в конце апреля 1223 года.
Православные русичи сумели кое-как объединиться, чтобы дать отпор язычникам. В спешке были собраны войска, которые выступили из всех маленьких княжеств и городов-государств Руси — Смоленска, Галича, Чернигова, Киева, Волыни, Курска и Суздаля. К ним даже присоединились некоторые силы кипчаков.
Половцы были не только противниками русских князей. Они принимали участие в княжеских распрях, а порой и выступали в роли союзников при отражении внешней агрессии. Ко времени описываемых событий некоторые из их могущественных ханов были крещены в православие, как, например, поверившие монголам и вероломно ими убитые Юрий Кончакович и Данила Кобякович.
Неудивительно поэтому, что еще один знаменитый хан Котян Сутоевич привел в Киевскую землю всех своих подданных и стал просить русских князей о заступничестве. «Ныне они взяли нашу землю, завтра возьмут вашу», — говорил он. К словам половецкого хана прислушались.
Три самых больших армии привели три князя Мстислава — Галицкий, Черниговский и Киевский. Самым влиятельным из них был Мстислав Романович, князь Киевский. Он привел самую большую дружину вместе с двумя своими зятьями. Великий князь киевский Мстислав Романович Старый пригласил на совет других могущественных князей. Первую скрипку в их оркестре играл Мстислав Мстиславович Удатный (Удачливый), зять хана Котяна. Всего за пару лет до этого он с помощью тестя утвердился на галицком престоле, изгнав из Галицкой земли венгров.
К тому времени он уже был опытным полководцем, выигравшим немало битв. Особенно прославился Мстислав Удатный победой в междоусобном сражении при Липице, где во главе новгородцев разгромил численно их превосходившую армию владимиро-суздальских князей. Именно Мстислав Удатный стал главным инициатором похода в Степь. Галицкий князь на совете «представлял убедительно, что утесненные половцы, будучи оставлены ими, непременно соединятся с монголами и наведут их на Русь, что лучше сразиться с опасным неприятелем вне отечества, нежели впустить его в свои границы».
Мстислав Романович Киевский, Мстислав Святославович Черниговский и все остальные князья вняли столь веским аргументам. Решено было собирать войска и идти в Степь навстречу противнику. Половцы с воодушевлением восприняли благое известие. Один из их ханов даже сразу принял крещение. И вот из разных городов земли русской двинулись на соединение конные и пешие рати. К Варяжьему острову на Днепре стянулись дружины и ополчения из Киева, Чернигова, Путивля, Трубчевска и Смоленска.
Пока русские войска медленно стягивались к месту сбора, монголы послали к ним посольство из десяти человек, чтобы оговорить условия сдачи или союза. Обратившись к князьям, они заявили: «Слыхали мы, что вы идете против нас, послушавши половцев, а мы вашей земли не трогали, ни городов ваших, ни сел ваших; не на вас пришли, но пришли по воле Божией на холопов и конюхов своих — половцев. Вы возьмите с нами мир; коли побегут к вам — гоните от себя и забирайте их имение; мы слышали, что и вам они наделали много зла; мы их и за это бьем».
Обольстительная речь на князей не подействовала. Они знали, что точно так же полководцы Чингисхана вбили клин между половцами и аланами. Желая убедить степных союзников в верности данному слову и по их настоятельной просьбе, русские князья приказали всех послов казнить.
Казнь послов (распространенная в древности и Средневековье) отчасти имела цель ликвидации в их лице лазутчиков, но главным образом она «повязала кровью» русских князей и половецких ханов. После этого демонстративного акта союзники уже не имели пути к отступлению и могли полностью довериться друг другу. Другой причины сознательного и грубого попрания «дипломатического этикета» у князей, по-видимому, не было.
Русские тут же казнили послов, не имея никакого представления, как грубо они нарушают правила монгольского дипломатического этикета, и какую огромную цену им и их потомкам придется за это заплатить.
Соединенное войско двинулось вниз по Днепру. Пехота в подобных случаях следовала на ладьях, а конница шла вдоль берега. Владимиро-суздальскую дружину, посланную в помощь южнорусским собратьям великим князем Юрием Всеволодовичем, дожидаться не стали.
Галицкое войско Мстислава Удатного и рать волынян под командованием Даниила Романовича берегом Днестра (конные дружины) и по его течению (пешее ополчение в ладьях) достигли Черного моря. Затем они по морю и по его берегу перебрались к устью Днепра, где встретили еще одно монгольское посольство.
В этот раз послов отпустили целыми и невредимыми. Причины убивать их уже не было. И это еще раз подтверждает то, что первое посольство князья казнили вовсе не из-за пренебрежения к его статусу или собственного невежества, а сознательно лишая себя возможности избежать столкновения. Галичане и волынцы после этого поднялись вверх по Днепру до его порогов и у острова Хортица соединились с остальными русско-половецкими силами. Тут же произошла и первая стычка с монголами, разведывательный отряд которых подошел к левому берегу реки.
Услышав об этом, молодой тогда еще князь Даниил Романович (будущий «король галицкий») с небольшим числом дружинников переправился через Днепр и «осмотрел сие новое для них войско». Мнения о противнике после возвращения в лагерь разделились.
Молодые воины отзывались о монголах пренебрежительно, но опытный воевода Юрий Домаречич в противовес им заявил, что «сии враги кажутся опытными, знающими и стреляют лучше половцев». Проверить, как дело обстоит на самом деле, решил сам Мстислав Удатный.
Взяв с собой тысячу всадников, он пересек с ними реку и, «ударив на отряд неприятельский, разбил его совершенно». При этом у врага было отбито множество скота и захвачен в плен раненый предводитель монголов, которого половцы, «с дозволения Мстислава, умертвили».
Эта быстрая и легкая победа вскружила голову князьям и простым ратникам. Переправившись через Днепр, все они устремились вглубь Степи, не ведая о том, что опытнейшие полководцы Чингисхана умышленно завлекают их к заранее выбранному для решающего сражения месту.
Монголы сознательно начали битву коротким столкновением, после которого тут же откатились на восток, как будто боялись сражаться с таким могучим врагом. Отряды русичей и некоторая часть их союзников-кипчаков отправились в погоню, но день за днем монголы оказывались чуть-чуть впереди преследователей. Некоторые дружины вообще еще не прибыли и потому не могли присоединиться к погоне, тяжелые отряды стали отставать от более мобильных, которые сидели буквально на хвостах монгольских коней. Русичи не хотели прекращать погоню, так как боялись потерять возможность захватить огромное количество монгольских коней и другую добычу, которую монголы захватили в Грузии, Персии и Азербайджане. В погоне за славой и богатством русские князья стали подгонять своих солдат, обещая награду тем, кто первыми нанесет удар монголам. Тем не менее, они не выработали никакого плана организованного отступления или перегруппировки войск.
Погоня длилась почти две недели. Когда авангард русских войск нагнал монголов на реке Калке, они «вынудили» монголов принять бой именно на том месте, которое для этого тщательно выбрали Джебе и Субэдей. Не задерживаясь, чтобы дать роздых своим утомленным погоней людям, русские князья приготовились к атаке. Отряд противника после незначительной стычки на берегу реки Калки (ныне Калец, приток Кальчика) бежал в направлении расположения своих главных сил. Монгольские предводители провоцировали русско-половецкое войско на движение в том направлении, которое им было нужно, попутно вселяя в умы русских князей и воинов губительную для них самоуверенность…
В авангарде скакала половецкая конница. Командование над ней Мстислав поручил своему опытному воеводе Яруну. Позади половцев двигались конные дружины волынцев и галичан. Их возглавил Даниил. Сам Мстислав Удатный, будучи бывалым полководцем, следовал позади. За ним шла только пехота.
Передовой отряд монголов после яростной схватки был опрокинут. Но когда половцы бросились его преследовать, из-за пригорка показалось все войско Субэдэя и Чжэбэ. Встречного натиска монголов половцы сдержать не смогли и сразу же побежали.
Субэдэй нанес этот удар очень своевременно, в тот момент, когда между половцами и русскими образовался разрыв. Фактически он сразу же начал бить противника по частям. Хотя Даниил во главе русских дружин проявил упорство и храбрость, монголы, из-за бегства половцев получившие большой численный перевес, смели вслед за половцами и русских всадников. Затем очередь дошла до галицко-волынской пехоты, брошенной конницей на произвол судьбы. Она тоже подверглась быстрому разгрому.
Началось общее повальное бегство. Мстислав Черниговский, увидев завязку битвы, поспешил было на помощь, но его войско даже не успело полностью переправиться через реку. Бегущие массы половцев, галичан и волынцев смешали ряды попытавшихся держать оборону, а преследующие беглецов монголы яростно атаковали скучившихся и дезорганизованных черниговцев. Сражение очень быстро превратилось в одностороннее избиение.
Войско Мстислава Киевского в это время оставалось на другом берегу Калки. Не придя к согласию с Мстиславом Удатным относительно плана сражения, киевский князь решил укрепиться в лагере, чем его воины к началу битвы и занимались. А когда он увидел бегущих соотечественников и половцев, было уже слишком поздно что-либо предпринимать. Часть монголов быстро окружила его укрепленный стан, не позволяя никому из него выйти. Другая часть преследовала разбежавшихся по степи русских и половецких всадников.
Мстислав Удатный бежал до самого Днепра. Там он сел в одну из лодок и переправился на противоположный берег, приказав оставшимся с ним немногим дружинникам продырявить все остальные челны. Так, опасаясь настойчивого преследования, он обезопасил себя, но обрек на гибель тех воинов, которые смогли добраться до переправы после него.
Удалось спастись также Владимиру Рюриковичу Смоленскому, раненому в сражении Даниилу и еще шести князьям. А девять других князей погибли в ходе битвы и во время их преследования монголами. Что же касается участи Мстислава Киевского и двух его зятьев, то она оказалась еще более тяжелой. И в прямом, и в переносном смысле…
Осажденные в своем лагере киевляне быстро ощутили нехватку воды. Дело в том, что спуститься к реке они не могли, а другого источника влаги не имели. Тем не менее они стойко оборонялись в течение трех суток. Монголы при попытках взять их укрепления штурмом понесли потери и не желали эти потери множить. И тогда они опять прибегли к хитрости.
На сторону монголов ранее перешли так называемые «бродники», до этого считавшиеся союзниками русских князей. Это были предшественники низовых казаков. Люди отчаянно храбрые, но не обремененные какими-то моральными принципами, жившие разбоем, грабежом и участием в войнах на стороне того, кто хорошо заплатит. Они увидели в монголах своих единомышленников и добровольно примкнули к войску Субэдэя и Чжэбэ.
По поручению монгольских полководцев их предводитель Плоскыня стал убеждать киевских князей сдаться. Клятвенно целуя крест, он от имени монголов обещал, что пленных потом отпустят за выкуп. В этом не было ничего необычного. Половцы нередко поступали именно так. И князья согласились, поверив предателю.
Киевляне вышли из лагеря и сложили оружие. Бродники связали князей, а остальных безоружных воинов монголы стали беспощадно убивать. Сам же Мстислав Романович Старый и два его зятя были почетно казнены по монгольскому обычаю. В отместку за казнь послов их положили под доски, на которых монголы устроили пир в честь победы. Под тяжестью пирующих князья и несколько других брошенных под настил знатных воинов погибли от удушья. Так монголы исполнили обещание не проливать их крови.
Одной из причин поражения русичей были отличия в организации войска:
Монгольское войско сплошь состояло из людей, с детства не вылезавших из седла. Умение точно стрелять на скаку из лука в движущуюся цель считалось обыденностью и нормой. Дисциплина в войске поддерживалась железная. Согласно требованиям Ясы Чингисхана, за бегство в бою одного воина казнили весь его десяток, за бегство десятка — сотню и так далее. Но общее бегство по команде начальника не считалось зазорным. Сами начальники не обязаны были показывать подчиненным пример храбрости. Их место на поле битвы находилось позади строя, на возвышенности, откуда они могли видеть общую картину боя и эффективно руководить подчиненными.
В русских и европейских армиях той эпохи военачальники шли на врага если и не впереди всех, то уж точно в первых рядах. Тактика была довольно бесхитростной, прямолинейной, не предполагала умышленного отступления и других сложных маневров. Да и управлять рыцарским войском или той же княжеской дружиной было возможно только отчасти: каждый знатный воин сам выбирал себе цель и сам ставил себе задачу. Европейское сражение в Средние века почти всегда сводилось ко множеству личных поединков между отдельными воинами.
Еще хуже было то, что отряды феодалов зачастую вообще не имели общего командования. Так случилось и в битве на Калке. Князья пошли в поход вроде бы и вместе, но предводителя для всей армии не избрали. А после того, как им показалось, что монголы в страхе бегут от них, каждый князь переживал только лишь о том, чтобы кто-то из собратьев не опередил его и не обошел в славе победителя над новыми, не виданными доселе врагами.
Самым славолюбивым из трех главных князей оказался Мстислав Удатный. Не оповестив о своих намерениях двух других Мстиславов — черниговского и киевского, он перешел с Даниилом Волынским и половцами через реку и начал наступление, «желая один воспользоваться честию победы».
Позднейшие летописи дают различное число русских воинов, который приняли участие в битве, оно колеблется от сорока до восьмидесяти тысяч человек. Таким образом, русичи имели как минимум двойное численное преимущество. Но воины Руси набирались все больше из крестьян, которые, будь они в хорошей форме, могли бы оказаться полезными в случайной стычке, но никак не идущих в сравнение с профессиональными солдатами монголов. Это усугублялось тем, что битва произошла после долгой зимы, во время которой крестьяне питались весьма скудно, что, разумеется, не сказалось лучшим образом на их боевых качествах. Большинство из них больше привыкли косить и пахать, чем воевать. Князья уверяли своих воинов в быстрой и легкой победе. Крестьяне сомкнули ряды и выставили вперед щиты. Каждый воин нес при себе то оружие, какое смог добыть — самодельный меч, копье, булаву или просто дубину. Небольшой отряд лучников стоял неподалеку, а закованные в броню гордые дружинники князей гарцевали позади пехоты.
Русские войска сплотили ряды, стояли плечом к плечу, не зная чего ждать от монголов, но решительно не настроенные разрушать свой боевой порядок. Но монголы не пошли в бой так, как этого ждали от них русские. Вместо этого они стали вдруг петь и бить в барабаны, а затем они вдруг все одновременно замолчали. Настала напряженная тишина. Поскольку выдался ясный весенний день, монголы решили использовать систему сигнальных флагов для передачи команд. По этому знаку конные лучники молча поскакали в сторону позиций русичей. Топот копыт их коней сотрясал землю и отдавался в ноги пешим воинам. Русские приготовились отразить атаку конницы, но так и не дождались ее. Монголы остановились на некотором расстоянии и выпустили тучу стрел прямо в плотные ряды противника. Воины падали один за другим в лужи крови, а нанести ответный удар было некому, некого было ударить мечом или оглушить палицей. Они могли только вести заградительный огонь, но монголы специально сделали стрелы таким образом, что русские не могли подобрать их и послать обратно в монголов, так что все, что могли делать русичи, — это в ярости ломать древка, чтобы монголы уже не смогли больше использовать эти стрелы.
Пока пехоте устраивали кровавую баню, лучники русичей сделали несколько залпов по монголам, но их слабые европейские луки не шли ни в какое сравнение с монгольскими, так что редкие стрелы достигли цели. Монголы подхватывали их и тут же отправляли обратно, так как выемки на них позволяли легко использовать и монгольские луки. Ошеломленные войска русичей в панике откатились назад. Монголы последовали за ними, как будто они гнали на охоте стадо оленей или газелей. Когда бегущие воины столкнулись с рядами тех, кто еще только подходил к полю боя, они запрудили дорогу и только усилили хаос.
Русские князья восседали на своих огромных боевых скакунах, со своими сияющими копьями, острыми мечами, яркими хоругвями и знаменами, облаченные в стальные доспехи. Их европейские боевые кони были очень сильны, так как им приходилось носить на себе владельца в его тяжеленных доспехах, но они не отличались ни выносливостью, ни скоростью. В обычной войне закованным в броню князьям нечего было особо бояться на поле боя, но теперь, когда их пехота обратилась в бегство, им тоже пришлось бежать. А их прекрасные боевые кони не могли долго нести такую тяжесть. Монголы догоняли облаченных в доспехи воинов, и одного за другим сбрасывали на землю и убивали князей русских городов-государств. Монголы продолжили преследование до самого Черного моря. В Новгородской летописи сказано, что «вои толико десятый прииде». Впервые со времен нашествия гуннов, которое произошло почти тысячу лет тому, азиатские кочевники вторглись в Европу и полностью уничтожили огромную армию.
После этого похода Джебе и Субэдей повели своих солдат на юг, чтобы провести весну на отдыхе на полуострове Крым. Они отпраздновали победу пьяным пиром, который длился много дней подряд. Почетным гостем на пиру были князь Мстислав и оба его зятя, но то, как с ними обошлись, показывает, как сильно изменились монголы со времен Чингисхана. Монголы одели их в войлочные халаты, как и подобает аристократам, и положили их под доски пола в своем праздничном гэре (шатре). Действовали монголы по закону Ясы. По этому закону ни одной капли крови князей не должно пролиться, но в то же время смерть для убивших послов должна быть жестокой. То, что нам представляется зверством и садизмом, с точки зрения монголов выглядит благородством. По их поверьям, бескровное умерщвление – довольно милосердный поступок. С кровью, душа человека уходит в землю и не может возродиться. Знатным монголам обычно ломали хребет или давили досками. По-своему престижными у монголов считались казни, не связанные с кровопролитием. Поскольку именно кровь считалась у них вместилищем души, то, оставаясь в теле, она облегчала человеку путь в иной мир, согласно верованиям. Так ушел из жизни, например, военачальник Джамуха, который был другом юности Чингисхана, но впоследствии соперничал с ним в борьбе за власть.
Таким образом, они медленно и бескровно убили их, пока день и ночь веселились в шатре. Монголам было важно, чтобы русичи поняли, какое суровое наказание их ждет за убийство монгольских послов, но их предводителям было настолько же важно показать, какая месть ждет всякого, кто посягнет на жизнь монгола. Важным принципом монгольского международного законодательства был принцип неприкосновенности послов. И в каждом случае, когда враг нарушал этот принцип, следовало суровое возмездие
Хотя летописцы Армении, Грузии и Древней Руси отметили появление монголов, они не имели ни малейшего представления о том, что это был за народ, и куда он ушел после того. Летописцы объясняли ужасное поражение, которое потерпели русичи от рук этих странных людей, как наказание Божье. Поскольку монголы не оккупировали их земли, а вернулись обратно в Монголию, европейцы быстро забыли о них и вернулись к своим внутренним склокам. С христианской точки зрения, монголы уже исполнили свою роль бича Божьего, и потому Господь вернул их обратно в их земли.
Медитация:
5-й Мастер
СООК РОН
ТУММ АРР
ЭНА АГАР
ИЛИССО ЙЕНН
ПРИСЦЕЛЬС ГРОН
6-й Мастер
ТЛПЛ РОН
СООК АРР
ЭРИС СС
КИНЬ УНИТ
ЦЕРС КРОН
* Среди современных монголам авторов, оставивших их описание, нет более значимого, чем Джувейни – персидский государственный деятель и историк эпохи Хулагуидов, автор исторического труда «Тарих-и джахангушай» («История завоевателя мира»). Он был лично знаком со многими действующими лицами изложенных им драматических событий. Он пользовался доверием ильхана Хулагу, монгольского завоевателя Багдада. Он сам был непосредственным участником одного из наиболее интересных эпизодов своего повествования — разгрома центра секты ассасинов в Аламуте. Более того, он был историком, унаследовавшим лучшие мусульманские традиции, человеком разносторонних интересов и литературного дарования
** Рашид ад-Дин (1247 – 1318) — персидский государственный деятель, врач и учёный-энциклопедист. Составил исторический труд на персидском языке «Джами' ат-таварих» («Сборник летописей»), являющийся важнейшим историческим источником, особенно по истории Монгольской империи и Ирана Хулагуидов.