Так, Киевское княжество расширило свою территорию на юг, достигнув р. Рось. Осваивало земли на западе между реками Горынь и Тетерев. Территория Переяславского княжества выросла в восточном и южном направлениях, охватив бассейн р. Сула и дойдя до р. Ворскла. Черниговские князья расширяли свою территорию, главным образом, в северо-восточном направлении, включив в нее земли по р. Лопасня, левому притоку Оки. На юге их владения перешли приток Десны Сейм и достигли р. Остер. Территория Галицкого княжества росла за счет земель, находившихся по правому берегу верхнего течения Днестра. Полоцкие князья увеличивали свои владения на северо-запад, захватывая земли латгалов по нижнему течению Западной Двины. Смоленские князья двигались на северо-восток, стремясь контролировать верхнее течение Волги. Здесь они соперничали со встречным движением суздальских, позднее владимирских, князей, стремившихся закрепить за собой путь по Волге от Зубцова до Ярославля. Другим направлением расширения территории Северо-Восточной Руси было восточное, где во второй половине 60-х - начале 70-х гг. XII в. на левом берегу Волги был основан Городец Радилов (современный Городец), а в 1221 г. при впадении Оки в Волгу - Новгород, позднее получивший название Нижнего. В Подвинье (бассейне Северной Двины) суздальцы сталкивались с новгородцами, осваивавшими эту территорию с запада, со стороны Ладожского и Онежского озер, а также с севера. Новгородцам принадлежит основная роль в покорении и хозяйственном освоении обширной территории к востоку от Ладоги и Онеги вплоть до р. Печоры.
Резкое увеличение числа городов в середине XII в. происходило прежде всего за счет так называемых “малых городов”, площадь которых, выявленная археологически, колебалась от 0,2 до примерно 2 га. Рост числа именно таких обнесенных деревянными стенами городов объясняется тем, что княжества, достигнув политической независимости, начинали укреплять свои границы. Так появились столь известные ныне города, как Москва, Тверь, Кострома, Нижний Новгород, первоначально не игравшие сколько-нибудь заметной экономической или политической роли, но выполнявшие функции порубежных крепостей. Тем не менее, опираясь на такие крепости, население различных княжеств получало возможность в более безопасной обстановке вести внутреннюю колонизацию и хозяйственное освоение территорий. Так, к 1237 г. потомки Всеволода Большое Гнездо владели в общей сложности 27 городами.
Положительные результаты политического дробления длительное время перевешивали негативные последствия такой расчлененности. Поэтому дробление продолжало нарастать. К 1237 г., началу Батыева нашествия, на территории древней Руси существовали Новгородская республика и множество княжеств. На востоке это было княжество Рязанское, включавшее в свой состав в качестве удела княжество Пронское; Муромское, с которым граничило великое княжество Владимирское. Из состава последнего в 1212-1218 гг. выделились княжества Переяславское (Переяславля-Залесского), Юрьевское, Ростовское, Ярославское и Угличское. К западу от них располагалось Смоленское княжество, а далее княжества Витебское, Полоцкое и Пинское. На юг от Смоленского княжества лежало княжество Черниговское, в составе которого было несколько удельных княжеств: Козельское, Курское, Рыльское, возможно, Новгород-Северское и Путивльское. На юг от Черниговского лежало княжество Переяславское (Переяславля Южного). Крупнейшим древнерусским княжеством оставалось Киевское, где также было несколько уделов: княжества Вышгородское, Каневское и Торгское. Западное Владимиро-Волынское княжество включало в себя такие уделы, как княжества Бельзское, Червенское и Луцкое. Примыкавшее с юга к Владимиро-Волынскому княжеству Галицкое княжество имело в своем составе единственный удельный центр - Перемышль.
Таким образом, накануне Батыева нашествия на территории, занятой преимущественно древнерусским населением, насчитывалось 19 крупных государственных образований, а если считать вместе с мелкими, то по меньшей мере 25. В них по письменным источникам насчитывалось в общей сложности 340 городов.
В первой трети XIII в. население концентрировалось в тех городах, которые являлись в княжествах главными: Киеве (300 га), Чернигове (160 га), Владимире на Клязьме (145 га), Смоленске (100 га), Переяславле Южном (80 га), Полоцке (58 га), Рязани (53 га), Галиче (45 га). Другую группу городов составляли города, которые являлись или были центрами вассальных княжеств: Псков (150 га, но без окольного города значительно меньше), Суздаль (49 га), Переяславль Залесский (40 га), Переяславль Рязанский (более 37 га), Новгород Северский (33 га), Белоозеро (30 га), Путивль (25 га). То есть в древней Руси городское население распределялось по пунктам, где концентрировались властные структуры, и уровень заселенности городов находился в определенной зависимости от ранга пребывавших в них властей – что вполне естественно, поскольку заселение городов регулировалось властью, заинтересованной в получении для себя продуктов различных ремесел и промыслов, а также услуг, а потому или насильно переводившей сельское население в крепости, или приглашавшей в города нужных ремесленников и мастеров. В городе также поселялось военное окружение князя, высшее и подотчетное ему духовенство.
В список из 15 крупных городов попадают 4 города Северо-Восточной Руси, что может свидетельствовать об опережающем росте к 30-м гг. XIII в. населения в этом регионе. Есть и третья группа достаточно крупных городов. Это киевский Белгород (97,5 га), Торческ (90 га), Городец Радилов (60 га), Городец Остерский (30 га), Воинь (27 га). Их географическое положение указывает на то, что это были большие пограничные крепости. Кроме Городца Радилова все они находились на юге Руси. Строительство там таких крупных крепостей свидетельствует о том, что хотя динамика роста народонаселения была выше на Северо-Востоке, основные людские ресурсы оставались на Юге. Об этом же говорят и данные о городах по княжествам. Из 340 городов 242 города (71,2%) относились к Киевскому, Черниговскому, Владимиро-Волынскому, Галичскому, Переяславскому (Южному) княжествам – всего 5 княжествам. Остальные 14 княжеств имели в своем составе 98 городов (28,8% общего числа). Это показатель того, что преобладающая часть древнерусского населения проживала в южных княжествах. Земли этих княжеств были освоены лучше и заселены плотнее, чем в средней и северной частях Восточно-Европейской равнины.
Что касается численности населения Руси к 1237 г., то тут приходится довольствоваться приблизительными цифрами, характеризующими количество городского населения. Так, в рязанских городах должно было проживать около 14 000 человек. В их число входили феодалы, их военное окружение, духовенство, ремесленники. К сожалению, древнерусские источники не дают сведений о соотношении городского и сельского населения. Если для Руси верно соотношение, выводимое для стран Западной Европы (население городов - это 2% всего населения), то тогда численность населения в Рязанском княжестве должна будет составлять около 700 000 человек. В городах Владимирского княжества должно было проживать примерно 28 000 человек, Для городов Переяславского (Переяславля Залесского) княжества цифры будут более 6 700 жителей. Для городов Ростовского княжества менее 4000 человек, В Ярославском княжестве соответствующие цифры - 330 и 275, т. е. более 600 человек. В Новгородской земле в городах проживало всего около 44 500 человек. В Смоленском княжестве – более 15 500 человек. Очевидно, население столичного Смоленска превышало население остальных городов княжества, взятых вместе. В Киевском княжестве в городах могли проживать немногим менее 60 000 человек, причем в Киеве — 33 000 человек. Всего в русских землях ко времени Батыева нашествия согласно предложенной методике расчета проживало около 300 000 (298475) городских жителей. Если городское население Древней Руси составляло 2% от сельского, то все население Руси первой трети XIII в. должно исчисляться примерно в 15 млн человек.
Теперь немного расширим нашу оптику и сравним процессы, происходящие в Древней Руси и средневековой Европе – как развились две ветви европейской цивилизации – Древнерусское государство и империя Карла Великого: прародители современных государств. В закономерностях формирования и существования раннесредневекового Франкского государства и Древнерусского государства больше общего, чем обычно думают.
Раннее Средневековье в Европе характеризуется наличием крупных государственных образований, включавших в себя территории нескольких современных национальных государств. Империя Каролингов (распалась в 887 году) в Западной Европе и держава Рюриковичей в Восточной Европе – самые яркие примеры такой государственности. Оба государства были довольно рыхлыми, аморфными. К ним вообще трудно подходит современное понятие «государство», если понимать под последним чётко организованный аппарат управления, единый свод законов, упорядоченную систему сбора налогов. Тогдашнее состояние путей сообщения не позволяло быстро и эффективно управлять всей территорией из одного центра.
Коммуникация между разными частями этих раннесредневековых империй была весьма затруднена. В конечном итоге они распались. Существовали они во многом за счёт того, что центральная власть оставляла в неприкосновенности сложившиеся ранее местные учреждения и имела дело не с отдельными подданными, а с целыми общинами, к которым они принадлежали (племена, города), выступавшими как автономные политические единицы.
Из империи Карла Великого возникли впоследствии Германия, Франция и средневековая Италия. На её территории сложились позднее Австрия, Швейцария, Нидерланды, Бельгия, а также автономный регион Каталония. Киевская Русь стала прародительницей Российского государства, Украины и Белоруссии. Таким образом, оба государства стоят у истоков целых семейств современных национальных государств. Оба государства вошли в историю по именам сравнительно немногочисленных господствующих племён завоевателей: франков в одном случае, русов в другом.
Обе державы успели стать центрами формирующихся цивилизаций. Это отчётливо выразилось в расколе христианской церкви, активными участниками которого стали империя Каролингов и Киевская Русь.
В 794 году при Карле Великом Франкфуртский собор западных церковных иерархов отверг решения Седьмого Вселенского собора в Никее, сделав решительный шаг к последующему разделению на римско-католическую и греко-православную церкви. Интересно, что тогдашний римский Папа Адриан I только задним числом решил присоединиться к решениям сепаратного Франкфуртского собора, хотя первоначально поддерживал постановления собора в Никее.
Его преемник на троне Святого Петра Лев III (795-816) уже целиком и полностью шёл в русле политики Карла Великого. Он в 800 году короновал Карла короной «императора Запада». Тем самым в Западной Европе сложился церковно-государственный агрегат, выступавший геополитическим антагонистом Византии с её православием.
Киевская Русь в конце Х – начале ХI веков окончательно вошла в цивилизационный альянс, возглавляемый Византией. Руси отнюдь не принадлежала в нём главенствующая роль до тех пор, пока существовала Византия. Но уже тогда, во времена Киевского государства, складывались условия для осознания исключительной роли Руси как всемирного оплота православия, сыгравшего определяющую роль в идеологии Русского централизованного государства начиная с ХV века, особенно после исчезновения Византии с карты мира. Таким образом, империя Каролингов и Киевская Русь стали очагами формирования двух в чём-то взаимодополняющих, в чём-то антагонистичных вариантов европейской цивилизации – романо-германской католической и греко-славянской православной.
Влияние этих раннесредневековых империй на последующую историю Европы и христианства вплоть до наших дней невозможно переоценить. Но следует сказать и об их различиях. Вообще, оба государства по самому характеру своего формирования оказались многонациональными. Франкская империя сложилась в результате завоевания германскими народами территории, населённой, в основном, сильно романизированными кельтами. На периферии в процессы этногенеза примешались не подвергшиеся романизации кельты, арабы, венгры, славяне. В конечном итоге на большей части территории бывшей империи Каролингов говорят на языках романской группы (французском, итальянском, каталонском и т.д.). Но в восточной части, которая никогда раньше не входила в состав древней Римской империи, господствующими остались германские языки (немецкий, нидерландский и т.д.).
Языками преобладающей части населения Киевской Руси всегда были славянские. Большинство лингвистов сейчас считают, что единого древнерусского, как и праславянского, разговорного языка никогда не было. Тот и другой всегда распадались на множество диалектов. Но лингвистическое родство почти всей территории Древнерусского государства очевидно. Лишь местами преобладали языки финской и балтской групп, а на окраинах державы Рюриковичей в процессах этногенеза принимали участие массивы тюркского населения. В результате Древнерусское государство стоит у истоков только славянских государств современности, а обломки империи Карла Великого говорят на языках различных групп.
Самое большое различие, обусловившее разные пути развития обеих цивилизаций, состояло в стартовом уровне. Большая часть империи Каролингов находилась на землях, где уже много веков развивалась античная культура. Нашествие «варваров» (к которым принадлежали и франки) в конце римской эпохи не имело разрушительного воздействия. Франки лишь возглавили уже существовавшие структуры стратифицированного общества.
Древняя Русь возникла без какого-то предшествовавшего цивилизационного фундамента. В лесах Восточной Европы она была первой в истории. Ей всё приходилось начинать с нуля, придумывать самой, а не использовать готовые формы и учреждения, а также кем-то ранее построенные городские стены, мощёные дороги и водопроводы. Конечно, большую роль играли технические заимствования извне, особенно от греков. Но культурная почва самой Руси была девственной. На Западе франки пришли в богатую страну. Русы (независимо от того, кем они были) могли найти в земле славян только глухие деревни, которым ещё предстояло подняться до уровня цивилизации.
Поэтому столь похожие государства существовали совсем не синхронно. Держава Рюриковичей складывалась в то время, когда империя Каролингов уже распадалась. Франкское государство было объединено Пепином Геристальским на рубеже VIII-IX вв., а в 888 году оно окончательно делится между потомками Карла Великого. Единая Русь возникает только в 882 году, а последний потомок Рюрика, владевший всею Русью – Мстислав Владимирович – умирает в 1132 году. Начало распада Древнерусского государства на самостоятельные княжества наиболее часто датируется годом смерти Мстислава Великого.
Христианизация Древней Руси
Рассматривая историю Древней Руси, мы много говорили о процессах ее христианизации. В них можно выделить три составляющих: самая очевидная – создание Православной Церкви как организационной структуры (религиозного эгрегора), вторая – христианизация населения, и третья (ради чего это все на самом деле и затевалось) – проведение Тока Христа, что было одной из основных задач Российской метакультуры.
Начнем с первой составляющей. Мы много говорили о том, какую роль в этом процессе играла Византия и как это выглядело со стороны Древней Руси. Посмотрим со стороны Византии.
Взаимодействие Византии со славянским миром началось очень рано, в эпоху правления византийских императоров Юстина и Юстиниана. Именно в это время стала формироваться пока еще не дипломатия Византии со славянским миром, в то время разобщенным, но во всяком случае вырабатывалось определенное отношение, которое впоследствии ляжет в основу дипломатических отношений с Русью, в XI-XV вв. А в правление императора Юстиниана (482 - 565 гг.), началось непосредственное знакомство Византии со славянским миром Одной из особенностей правления этого императора-воина, царствовавшего 38 лет, была та, что 32 года он непрерывно вел войны на всех рубежах обширной Византийской империи: войны с арабо-мусульманским миром, войны с Западом, войны с печенегами, с персами, со славянами. При Юстиниане особенно интенсивно начинается вторжение славян на территорию Византийской империи, которое происходило в контексте Великого переселения народов. Сначала славяне осели на нижнем и среднем Дунае и оттуда делали набеги на Византию, возвращаясь обратно на Дунай с богатой добычей. Позже они заселяют территорию империи: Балканы - Македонию, побережье Эгейского и Адриатического морей, их острова. Юстиниан был встревожен этой ситуацией, поэтому по всей береговой территории Дуная, примыкавшей к границам Византийской империи, он строит систему крепостей против славян. Но эта мера оказалась малоэффективной: славяне по-прежнему продолжали проникать на территорию империи, все более и более широко заселяя территорию Балкан. Постепенно славяне становятся вторым этносом Византийской империи на Балканах (после греков) и начинают играть заметную роль в жизни Византийской империи.
Стратегия и тактика славян, их расселение на территории Византии, постепенное ославянивание завоеванных регионов формируют у императора отношение неприятия славянского этноса и враждебную настороженность. Это отношение ляжет в дальнейшем в основу византийско-русской дипломатии, определит политику Византии по отношению к Киевской и, в значительно меньшей степени, к Московской Руси.
О восточных славянах византийцы имели представление из сочинений византийских писателей-историков, в частности, Прокопия Кесарийского. С восточными славянами Византия столкнулась вплотную в VIII-IX вв., когда руссы начали нападать на византийские территории в Крыму и на побережье Черного моря. Существует предположение, что легендарный поход Аскольда в Константинополь в 860 г. значительно изменил русско-византийские отношения. По преданию, Аскольд и его свита приняли крещение в Византии. Вернувшись в Киев, этот князь начинает первые шаги по пути христианизации населения древнерусского государства. Таким образом, можно считать, что уже с IX в. начинаются первые, еще очень робкие, попытки к мирным контактам Киевской Руси и Византии. Эти попытки предпринимались не только верховной властью того и другого государства, но и купцами, воинами, которые в X в. постоянно появлялись на побережье Малой Азии и стремились к установлению стабильных торговых и политических отношений с Константинополем-Царьградом.
Во время правления киевского князя Олега (882-912) внешняя политика Киевской Руси по отношению к Византии отличалась довольно легко прослеживаемой двойственностью: вражды и мира. Эта двойственность пройдет через всю историю дипломатии Руси и Византии. Князь Олег дважды предпринимал походы на Византию – в 907 г. и в 911 г. И последующие великие киевские князья также будут либо совершать походы, либо возглавлять (или снаряжать) посольства в Византию. В результате этих походов подписывался двусторонний договор, в который включались торговые, военные и политические статьи. Договоры, заключенные в результате походов князя Олега, были выгодными для Руси. По договору 911 г. Русь получала право беспошлинно торговать на рынках Константинополя. Византийская сторона обязывалась содержать за свой счет купцов и послов Руси во время их пребывания на территории империи, а также снабжать их всем необходимым для обратного пути в Киевскую Русь. После заключения договоров 907 и 911 гг. русы стали принимать активное участие в византийских военных экспедициях, в частности, против Хазарского каганата, печенегов, половцев и арабов. Византия вела многочисленные войны и остро нуждалась в русских воинах. После походов Олега Русь и Византия, разделенные морем, стали как бы ближе друг другу – по крымским и причерноморским владениям Византии. Торговые связи Византии и Руси приобретают регулярность. Ежегодно, летом флотилия руссов появлялась в Босфорском проливе. Купцы поселялись не в самом Константинополе, а в пригороде, но торговать они имели право и в самой столице. Особенно высоким спросом у русских купцов пользовались богатейшие шелковые ткани, которые Византия получала из Китая и Средней Азии.
В 941 г. великий киевский князь Игорь (912-945) совершил сокрушительно неудачный поход на Византию. Его войско было сожжено под Константинополем знаменитым «греческим огнем». Историки до сих пор не могут прийти к единому мнению, зачем после такого серьезного поражения Игорю в 944 г. понадобилось снова отправиться в Византию - возможно, это был поход-реванш. Судя по всему, Игорь учел все недостатки своего первого похода, и второй его поход был подготовлен очень тщательно. Он шел в Византию с огромной флотилией и большими сухопутными силами. Узнав о том, что в Византию движется русское войско, император отдает приказ встретить руссов на Дунае, не дожидаясь, когда они подойдут к столице империи. На Дунае Игоря встречают византийские послы с богатыми дарами и с почестями сопровождают его в Константинополь. В 944 г. в Константинополе князь Игорь и византийский император подписывают договор, который был для Руси столь же удачным, как и договор 911 г. Он также включал в себя торговые и военно-политические статьи. Русские купцы получили еще более широкие права и привилегии на территории Византийской империи, а византийским купцам предоставлялись такие же права на территории Киевской Руси. Договор 944 г. впервые признает Русь суверенным государством. Признание суверенности Руси Византией, несомненно, явилось значительным достижением русской дипломатии. Тем не менее, не стоит обольщаться такими блестящими результатами. Следует помнить, что Византия в то время постоянно воевала и сильно нуждалась в новых воинах. Естественно, ей необходимо было заручиться мирными отношениями с набиравшим силу соседом – Киевской Русью. Подписывая договор 944 г., такой выгодный для руссов, византийский император действовал, прежде всего, в своих собственных интересах.
Древнейшими документальными памятниками русско-византийских отношений являются договоры Руси с греками 907, 911, 944 и 971 гг. Они сохранены «Повестью временных лет» и известны тем самым только в древнерусской версии: ведь международные договоры, по практике тех лет, заключались как на греческом языке, так и на языках византийских контрагентов. Составлению дипломатических документов всегда предшествовали походы русских князей на Византию — Олега, затем Игоря и, наконец, Святослава. Правовые акты были призваны юридически закрепить результаты кампаний.
Договоры с Византией следует считать древнейшими письменными источниками русской государственности. Вместе с тем, будучи международными договорными актами, они зафиксировали нормы международного права, а также правовые нормы договаривающихся сторон, что означает вовлечение каждой из них в орбиту другой культурно-юридической традиции. Дипломатическое оформление русско-византийских договоров во многом обязано византийскому канцелярскому протоколу.
Учет византийской концепции политической иерархии в мире и дипломатической практики империи в отношениях с другими государствами помогает оценить русско-византийские договоры и взаимоотношения обоих государств. Принципы и методы византийской дипломатии во взаимоотношениях с «варварскими» государствами включали в себя, прежде всего, установление межгосударственных договорных отношений, вводивших международную политику в правовое русло, теоретически препятствовавшее совершению неожиданных набегов, разгрому городов, оказанию военного давления.
Международно-политическая концепция Византии, ее отношения с другими странами и народами, в том числе и с Русью, была обусловлена традиционализмом идеологических установок. Они заключались в римском имперском универсализме, в эллинистическом противопоставлении греков и «варваров», в христианском экуменизме с идеей общей церкви и в библейском представлении об избранном народе, сочетавшемся с византийской идеей самодержавия. Одновременно нельзя не отметить удивительную пластичность и гибкость византийской дипломатии в балансировке между традиционной теорией и учетом политических реалий современности.
Вся история русско-византийских отношений после первого крупного военного конфликта в 860 г. и, вероятно, первых шагов к христианизации Руси, — это история войн и перемирий, конфликтов и союзов, заключения брачных контрактов и ведение скрытых войн без оружия, выражавшихся в организации дипломатической изоляции, протокольных унижениях, в проведении политики «разделяй и властвуй».
Походы Олега и Игоря способствовали оформлению регулярных дипломатических отношений между Византией и Русью. Последующие русские князья главным аспектом своей внешней политики считали поход-посольство в Византию. В 946 г. туда отправилась великая киевская княгиня Ольга. Этот поход сыграл огромную роль как в развитии русско-византийской дипломатии, так и в дальнейшей судьбе самого древнерусского государства. В 955 г. Ольга совершает второе посольство в Константинополь и принимает там крещение. В это время императором Византии был Константин VII (945-959) Багрянородный. Как писатель он оставил целый ряд сочинений, в том числе о Киевской Руси и о посольстве Ольги.
Крещение Руси в 988 г., несомненно, придало мощный импульс тесному культурному взаимодействию Византии и Руси. Однако это событие имеет глубокую предысторию, относящуюся еще ко второй трети IX в. Тогда, судя по одному из посланий константинопольского патриарха Фотия, росы приняли христианство, и к ним направили византийского иерарха. Таким образом, появление греческого клира в русской среде произошло более чем на сто лет раньше христианизации Руси князем Владимиром. Представление о Руси как христианской, дружественной Византии державе укрепилось с конца IX в. не только в греческих памятниках, но отчасти, если судить по «Уставу князя Владимира» в составе «Софийской кормчей» XIII в. и по предисловию к «Киево-Печерскому патерику» и «Минеям-Четьим», и в русской традиции, восходящей к греческим источникам.
Византийское «Жизнеописание императора Василия», составленное в середине X в. при непосредственном участии Константина Багрянородного, хорошо знавшего Русь, сохранило известие о направлении патриархом Игнатием на Русь греческого архиепископа в 70-х годах IX в. Здесь повествуется об учреждении архиепископии на Руси, созданной заботами императора Василия I и патриарха Игнатия. Описывается своего рода ритуал «выбора веры», подкрепленного чудом с неопалимым Евангелием. Вслед за крещением (части) русской дружины ок. 860 г. при императоре Михаиле III и патриархе Фотии новый этап христианизации Руси, судя по данным анонимного автора хроники «Продолжателя Феофана», относится к периоду правления Василия I и патриарха Игнатия, возможно, ко времени ок. 874 г.
Анонимное сочинение было создано, вероятно, ок. 950 г. в кругах императора Константина Багрянородного и освещает период с 813 по 961 г. В книге, посвященной правлению Михаила III, сообщается о набеге росов в момент церковного противоборства в византийской столице сторонников патриарха Фотия и будущего патриарха Игнатия. В этой связи и сообщается о нападении росов на Константинополь 18 июня 860 г. и их последующем обращении: «Щедрыми раздачами золота, серебра и шелковых одеяний он (Василий) склонил к соглашению неодолимый и безбожный народ росов, заключил с ними мирные договоры, убедил приобщиться к спасительному крещению и уговорил принять рукоположенного патриархом Игнатием архиепископа, который, явившись в их страну, стал любезен народу таким деянием. Однажды князь этого племени собрал сходку их подданных и воссел впереди со своими старейшинами, кои более других по многолетней привычке были преданы суеверию, и стал рассуждать с ними о христианской и исконной вере. Позвали туда и иерея, только что к ним явившегося, и спросили его, что он им возвестит и чему собирается наставлять. А тот, протягивая священную книгу божественного Евангелия, возвестил им некоторые из чудес Спасителя и Бога нашего и поведал по Ветхому завету о чудотворных Божьих деяниях. На это росы тут же ответили: "Если сами не узрим подобного, а особенно того, что рассказываешь ты о трех отроках и печи, не поверим тебе и не откроем ушей речам твоим". А он, веря в истину рекшего: "Если что попросите во имя мое, то сделаю" и "Верующий в меня, дела, которые творю я, и он сотворит и больше сих сотворит, когда оное должно свершиться не напоказ, а для спасения душ", сказал им: "Хотя и нельзя искушать Господа Бога, но если от души решили вы обратиться к Богу, просите, что хотите, и все полностью ради веры вашей совершит Бог, пусть мы жалки и ничтожны". И попросили они бросить в разложенный ими костер саму книгу веры христианской, божественное и святое Евангелие, и если останется она невредимой и неопаленной, то обратятся к Богу, им возглашаемому. После этих слов поднял иерей глаза и руки к Богу и рек: "Прославь имя твое, Иисус Христос, Бог наш в глазах всего этого племени",— и тут же метнул в пламя костра книгу святого Евангелия. Прошло немало времени, и когда погасло пламя, нашли святой том невредимым и нетронутым, никакого зла и ущерба от огня не потерпевшим, так что даже кисти запоров книги не попортились и не изменились. Увидели это варвары, поразились величию чуда и уже без сомнений приступили к крещению».
Хорошо известна роль в деле распространения христианства и просвещения на Руси византийской принцессы, ставшей русской княгиней, Анны — сестры императора Василия II Болгаробойцы и жены киевского князя Владимира. Брак Владимира и Анны тесно связан с условиями крещения Руси в 988 г. Последние искусствоведческие исследования выявили выдающееся место гречанки в деле христианского строительства, создания первого храма в Киеве, разработки программы фресковых композиций св. Софии.
История русской церкви и ее связей с византийским православием известна в основном по древнерусским источникам. Греческие памятники содержат упоминания иерархов Руси; известны также некоторые сохранившиеся как в оригинале, так и в русском переводе произведения древнерусских митрополитов-греков.
После 988 года контакты с Византией стали интенсифицироваться. Но при этом греки не проявляли уж слишком большого миссионерского пыла. Достаточно сказать, что, отправив под военным давлением принцессу Анну замуж на Русь, ее венценосный брат Василий Второй и не подумал послать священников и необходимый для крещения инвентарь — и то и другое Владимиру пришлось самовольно вывезти из захваченного им Херсона. Да и позднее греки действовали с прохладцей: первые сведения о киевской митрополии у нас появляются лишь спустя полвека после крещения. Отдаленность затрудняла не только физический контакт, но и шансы на вовлечение новокрещенных северных территорий в культурно-политическую орбиту империи — так во имя чего же было грекам стараться?
Говоря о контактах двух стран, всегда следует помнить, что между ними пролегала огромная и очень опасная степь, в которой господствовали сначала хазары, потом печенеги, потом половцы, потом татары. О том, с какими ужасающими трудностями осуществлялся транзит торговых караванов по Днепру, подробно рассказывает император Константин Багрянородный в своем трактате «Об управлении империей». Он называет путешествие русов «мучительным и страшным, невыносимым и тяжким» — явно с их собственных слов: их ждал долгий сплав по Днепру, через многочисленные пороги, вокруг которых челны нужно было перетаскивать на руках, под непрерывными налетами степняков; а ведь обратный путь был еще труднее — вверх по течению Днепра.
Здесь коренится важнейшее отличие Руси от ее сестры по «Византийскому Содружеству» — Болгарии, которая всегда была ближайшей соседкой империи. Да и в бытовом отношении — в климате, кухне, танцах, одежде — греки имели очень много общего с болгарами и сербами — и сильно отличались от Руси, страны суровой и северной. Конечно, из Константинополя добирались до Киева, до Новгорода и даже севернее греческие священники, монахи, дипломаты, купцы, ремесленники и художники, но это всегда были специальные случаи. В Киево-Печерском патерике рассказываются две истории о том, как греки попадают на Русь, и всякий раз дело представляется как невероятное, приуготованное высшими силами. В одном случае константинопольских архитекторов посылает в Киев сама Богородица в обличье императрицы, но они явно этим недовольны: «О госпожа царица! В чужую страну посылаешь ты нас, — к кому мы там придем?» Во втором эпизоде греческих иконописцев приглашают (и платят им) явившиеся с того света русские святые, и опять же византийцы недовольны: «…Нам они показали церковь малую, так мы и урядились с ними перед многими свидетелями, эта же церковь очень уж велика; вот возьмите ваше золото, а мы вернемся в Царьград».
И тем не менее контакты Византии с Русью постоянно расширялись. Нам видна лишь малая их часть — все-таки письменных источников дошло мало, да и произведений искусства уцелела лишь ничтожная доля, но зато уцелели лексические заимствования — драгоценные свидетельства низовых контактов.
Тут необходимо сделать важную оговорку. Конечно, с христианизацией на Русь были принесены сотни переведенных в Болгарии книг, и через них в наш письменный язык проникло около 1200 греческих слов: не только христианской лексики, но и политической, и военной, и всякой. Однако это изобилие само по себе еще не свидетельствует о том, что все слова находились в живом употреблении. Это мог быть искусственный язык ужайшего круга переводчиков и переписчиков.
Для того чтобы судить о реальных человеческих контактах, гораздо важнее оказывается сфера некнижных заимствований, отложившихся в непереводных, оригинальных древнерусских текстах — именно они и только они свидетельствуют о плотных и длительных связях на самом низовом, массовом уровне, и вот тут можно говорить о следах реального влияния Византии в разных сферах жизни. Достаточно назвать такие важные слова, как «огурец», «свекла», «уксус», «лохань», «скамья», «палаты», «литавры», «каморка», «финифть», «хрусталь», «парус» и многие другие. Самым значимым из всех заимствований, несомненно, является числительное «сорок» (вместо общеславянского «четырдесеть») — единственное заимствованное числительное русского языка, воспроизводящее греческое числительное «сараконта». Почему именно оно? Да потому что собольи шкурки на Руси продавали партиями по сорок штук. Очевидно, это и был самый желанный русский товар на константинопольских рынках, и оттого слово, которое произносили греческие покупатели, крепко засело в купеческом жаргоне, а из него перешло в общее употребление.
Переводная литература играла в Древней Руси несоизмеримо бо?льшую роль, чем сегодня. Не менее 90 процентов всего корпуса древнерусской письменности составляли переводы, и на 99 процентов — с греческого. Подавляющее большинство переводных сочинений были в готовом виде привезены из Болгарии в процессе христианизации. Разумеется, прикладной характер этой литературы наложил сильнейший отпечаток на структуру переводного корпуса. Византийская литература действительно включала в себя языческий, античный компонент, но его ценила лишь светски ориентированная часть общества, тогда как христианство на Русь несла другая, клерикальная и монашеская часть, которая этот светский компонент ненавидела и уж точно не собиралась смущать им вчерашних язычников. В результате античные сочинения не существовали на славянском языке почти совсем (за исключением басен и сборников изречений), а современная византийская литература переводилась невероятно выборочно: всемирные хроники — но не авторская историография, гадательные книги — но не философия. Разумеется, никогда не переводилась светская поэзия, любовный роман, эпистолография, военные трактаты и т. д. Даже в собственно христианской литературе выбиралось далеко не все: например, догматическое богословие переводили мало, упор делался на более простые жанры — житийную литературу, вопросы и ответы и т. п. Непропорционально большую часть переводного корпуса составляют апокрифы, поскольку славяне, видимо, особо интересовались теми «тайнами» религии, которые, как им казалось, греки от них скрывали.
В 1274 году митрополит Кирилл ввел на Руси Кормчую книгу — славянский перевод Номоканона (Номоканон – составленный патриархом Фотием в IX веке византийский сборник церковных правил и императорских указов, касающихся церкви, один из источников византийского права), сделанный св. Саввой Сербским. Однако именно в области юридических и исторических сочинений русские выказали наибольшую независимость от византийских наставников. И «Русская Правда», и так называемый «Устав князя Владимира» — это оригинальные узаконения, хотя в них и видно знакомство с византийской юридической традицией. Еще более впечатляют оригинальность и богатство русских летописей. Составители, используя греческие образцы, создали самостоятельную, исключительно красочную и исторически информативную картину русской истории. Их произведения несравненно выше историографических сочинений других славянских народов. Русские были слишком отдалены от Константинополя географически, их земли никогда не были административной частью империи, и они не могли удовлетвориться переводной византийской историографией. Отразившееся в летописях национальное самосознание, ощущение целостности Руси не зависело от Византии. Впрочем, летописи составлялись служителями церкви, и в них никогда не упускается из виду православная византийская ойкумена, в которую Русь входит как составная часть.
На Руси довольно рано начали переводить самостоятельно, то есть дополнительно к тому, что досталось от болгар. И эти переводимые сочинения вырывались из той жанровой сетки, внутри которой они существовали в самой Византии. И на выходе получалась литература, лишь очень отдаленно напоминавшая византийскую. К примеру, светский и развлекательный роман о приключениях Александра Македонского воспринимался как часть Священной истории. Конечно, уровень грамотности в те времена был довольно низок (новгородские берестяные грамоты отражают бытовую, а не литературную грамотность), но тем не менее переводная литература была важным источником византийского влияния на древнерусскую культуру.
Это влияние было почти исключительно клерикальным, но все же имелось и исключение. Единственное произведение, переведенное не в церковной среде, — это византийский героический эпос о Дигенисе Акрите. Видимо, им увлеклись русские наемники, служившие в греческой армии. В результате появилось сочинение, именуемое «Девгениево деяние» и отражающее какую-то не дошедшую до нас версию этого эпоса: в ней герой побеждает императора и сам садится на трон. Очевидно, что эта версия не дошла по-гречески в силу ее крамольного характера, но именно она больше всего и приглянулась русам. Интересно, что произведение на Руси бытовало в той же самой дружинной среде, из которой вышло и «Слово о полку Игореве»: в единственной, погибшей рукописи, содержавшей «Слово», эти произведения шли друг за другом.
Сам объем переведенного еще не свидетельствует о силе влияния. Например, богатая юридическая литература империи переводилась, но вряд ли применялась на практике — судили все равно по «Русской правде».
Византийцы принесли с собой навыки каменного строительства, какого до них не было на Руси. Нет сомнений, что самый первый храм, построенный в Киеве, Десятинная церковь, имел вид типичной византийской базилики (от нее остались фундаменты). Однако второй храм, Святая София Киевская, уже отклоняется от норм византийского храмового строительства. То же касается и более поздних церквей, особенно Святой Софии Новгородской, у которой вообще обнаруживаются признаки влияния западной архитектуры. Таким образом, уже с первого шага строительство на Руси пошло несколько своими путями. Тут сыграло роль и отсутствие сейсмической угрозы, преследовавшей абсолютно все византийские территории, и разница в строительном материале, но все же в первую очередь — различие в эстетических представлениях.
То же касается монетной чеканки: с одной стороны, до появления византийцев своей монеты у Руси не было, и, казалось бы, первые монеты должны были быть «варварскими подражаниями», то есть точным воспроизведением греческого образца вплоть до портрета византийского императора. Однако первые монеты князя Владимира весьма непохожи на византийский образец. Дело не в одной лишь неискусности чеканщиков — самые надписи на них не имеют аналогов в империи: фразы типа «Владимир на столе» или «Владимир, а се его серебро» беспрецедентны в нумизматике, ведь они поясняют то, что должно было быть понятно из самого изображения. Подобный способ саморепрезентации власти был жителям Руси еще в новинку.
Безусловно византийской оказывается древнерусская иконопись. Видимо, дело в том, что, в отличие от строительства и монетной чеканки, живопись могла твориться греками без всякого соучастия местных подмастерьев. Лишь очень исподволь русские мастера начинают различаться, особенно во фресковой живописи, но следование греческому образцу все равно достигает такой степени, что в отношении многих произведений мы вообще не можем отличить греческую руку от русской. Например, Мирожский монастырь в Пскове наверняка создавался той же разъездной бригадой греческих художников, что и ансамбль Мартораны в Палермо на Сицилии, в норманнском королевстве. В Новгороде найдена усадьба живописца Олисея Гречина, известного нам также и по письменным источникам. Скорее всего, он был человеком древнерусской культуры, однако провел много лет в Византии.
Но влияние греческой византийской цивилизации не ограничивалось переводами и заимствованиями традиций искусства. Немало греков перебиралось на Русь и занимало там заметное положение. Особенно это касается церкви: из двадцати трех митрополитов, которые упоминаются в летописях домонгольской эпохи, семнадцать были греками и только два — русскими (национальность четверых неизвестна). Хотя большинство епископов избиралось из среды местного духовенства, некоторые были, несомненно, греками. Источники говорят о наличии греческих учителей и книг во многих областях Руси.
???
Административный контроль греков над русской церковью в значительной степени объясняет буквальное тождество русских и византийских литургических текстов и обрядов; в этом кроется одна, по крайней мере, причина проявления большей инициативы и самостоятельности русских в сфере светской (например, юридической) культуры, нежели церковной. Даже после обретения церковной независимости, консервативный инстинкт преданности «греческим книгам» определял строй русской церковной культуры.
Конечно, вслед за церковными иерархами и чиновниками на Русь потянулись греческие дипломаты, купцы, ремесленники и иконописцы. В то же время, русские служили в византийской армии. Русские князья бывали в Константинополе и иногда женились на греческих аристократках. Одна из частей города стала обычным местом пристанища приезжих русских. Русские монахи селились на Афоне и в других монастырях Среднего Востока; через Константинополь тек постоянный поток русских паломников в Святую Землю.
Однако на Руси сами греки были скорее редкостью. Но не менее важно и то, что они держались замкнуто и не очень охотно вступали в общение с местным населением. Так, в храме греки (не клирики, а миряне) стояли за литургией отдельно от местной паствы. В силу греческого языкового снобизма очень немногие из них были готовы учить местный язык. Это относилось даже и к клирикам, которым это вроде бы полагалось по самой сути их миссионерской деятельности. До нас дошли сочинения митрополита Руси Никифора (XI век) в их славянском переводе, однако нет сомнений, что его проповеди произносились на греческом языке и лишь переводились местными толмачами — в одной из них Никифор прямо говорит: «Не был мне дан дар язычный, и потому безгласен пред вами стою и молчу много». До нас дошло несколько сочинений, написанных греческими клириками на Руси: все они не только созданы по-гречески, но и посвящены темам, совершенно не актуальным для новокрещенной страны, прежде всего антилатинской полемике, — ясно, что их писали с расчетом на византийского читателя.
Грекам было крайне неуютно в суровом климате Руси: есть переписка митрополита Иоанна, который жалуется, что не только состояние благочестия у аборигенов оставляет желать лучшего, но и по причине морозов приходится нарушать правила и поддевать под литургическую одежду меха — иначе не выжить. В самых древних рукописных книгах Древней Руси сохранились миниатюры, выполненные греческими художниками, — в них они явно выражают свою ностальгию по далекой теплой родине: на полях славянских рукописей бродят львы, павлины, стоят сказочные дворцы, каких не было на Руси. А на могиле византийской принцессы, жившей в Суздале, замужем за местным князем, нарисованы пальмы, выглядящие довольно экзотично в холодной северной Кидекше, где принцесса нашла последнее упокоение.
Как же воспринимали византийцев сами русы? С одной стороны, паломники с благоговением описывали Царьград, куда они ходили почти как в Иерусалим. Гигантский каменный город производил ошеломляющее впечатление, отраженное в таком литературном жанре, как хождения — то есть наполовину мемуар, а наполовину путеводитель по священным местам. Греки признавались высшей цивилизацией — но при этом уже в самом раннем летописном свидетельстве мы читаем: «Суть бо греки льстивы и до сего дни», речь идет о неискренности. Жалобы на лукавство, двуличность греков встречаются в летописях и позднее. Это была естественная реакция на различие поведенческих и речевых стереотипов: вежливость, ритуальность, обильная риторика были украшением греческой речи в Средние века, но воспринимались неискушенным местным населением как затемняющие смысл. Византийцы представлялись смешными путаниками, которые топят в сложных, никому не нужных тонкостях прелесть простой веры.
Греческий язык на Руси мало кто знал. Конечно, клирики, дипломаты, купцы и наемники владели навыками устной речи, но письменная была доступна единицам, так что культурное взаимонепонимание усугублялось языковым. Был ли греческий язык, пусть и неизвестный, престижен? Мы уже отмечали, что самые первые монеты несут надписи по-славянски. При этом надписи на княжеских, митрополичьих и епископских печатях, указывающие обычно имя и должность обладателя, а зачастую и молитвенное обращение к Богу или патрональному святому, в XI веке сделаны все-таки по-гречески. Однако уже в XII веке князья переходят на славянский, а в XIII веке так же поступают и иерархи церкви. Интересно отметить, что если в Софии Киевской, законченной в середине XI века, мозаичные надписи выполнены по-гречески, то в Михайловском Златоверхом соборе в том же Киеве, относящемся к концу того же столетия, надписи уже на славянском, притом что техника мозаики в обеих церквях одинаковая — это значит, что при византийских мозаичистах состояли местные заказчики, приказывавшие им выкладывать надписи на местном языке. Все это свидетельствует о постепенном вытеснении греческого из всех сфер жизни.
Измерить долю византийской религиозности в том, что составляет основу нашей культуры, совсем не просто. Априори понятно, что ни Византия, ни Русь не прошли через Реформацию и Контрреформацию, через «дисциплинарную революцию» и все то, что из нее последовало для западноевропейской цивилизации. Однако общее отсутствие каких-то черт не делает русскую цивилизацию похожей на византийскую. К примеру, византийцы были в целом весьма законопослушны, но это свойство не передалось Руси. Представление о святости у двух культур хоть и схожи во многом, но во многом и различаются: Борис и Глеб, первые русские святые, не имели прямых параллелей в Византии — там никогда не канонизировали неудачливых претендентов на престол, погибших во внутридинастической распре. Образ правителя на Руси рождается, как и во всяком «варварском королевстве», из культа воинской доблести, плодородия — чего угодно, но только не той чиновно-бюрократической атмосферы, вне которой был немыслим византийский император и которая, в свою очередь, была немыслима в молодых государствах.
Православное христианство в Византийской империи было сложным и разнообразным явлением. Для недавно пришедших к христианству русских его высшие интеллектуальные аспекты были, естественно, недоступны, но русские быстро стали хорошими учениками в тех областях, которые требовали интуитивного постижения красоты и истины. Уже в XI веке преп. Антоний Печерский воспринял традиции афонского монашества, а преп. Феодосии Печерский ввел на Руси монастырский устав преп. Феодора Студита. Русские были сразу захвачены красотой византийского богослужения и вскоре усвоили искусство мозаики, фрески, книжной миниатюры. На Русь приглашали лучших греческих художников, и их русские ученики вскоре сравнялись с учителями. А поскольку в восточном христианстве иконопочитание и иконопись связаны с богословием воплощения, то успешное освоение византийского искусства имело не только эстетическое значение: оно учило содержанию веры. В языке богослужения и искусства, всеобъемлющем содержании таинств и обрядов (освящение воды, урожая, плодов, домов, кораблей), в утверждении, что всяк живущий может достичь Царствия Небесного, православная вера Византии была достаточно доступной и гибкой, чтобы стать «культурой», в равной степени понятной для простых и образованных русских людей.
Что же касается организационной структуры церкви Древней Руси, она была лишь одной из митрополий церкви Византийской, возглавляемой константинопольским (царьградским) патриархом, и попытки дважды добиться автокефалии успеха не имели.
Начало феодальной раздробленности на Руси и установление после смерти Ярослава триумвирата князей: Изяслава в Киеве, Святослава в Чернигове и Всеволода в Переяславле — привели к возникновению наряду с Киевской двух новых митрополий — Черниговской и Переяславской. Создание двух новых митрополий на Руси (они могли быть титулярными, т. е. утверждёнными на определённый срок по соглашению между светскими и церковными властями Киева и Константинополя) было значительным политическим успехом сыновей Ярослава, навстречу требованиям которых пошёл Константинополь. Изменение в соотношении сил основных политических деятелей Руси после смерти Святослава в 1073 году сделало раздробление церковной власти излишним и не отвечавшим интересам княжеской власти. Традиционные связи Всеволода с Византией помогли ему, когда он стал киевским князем, объединить церковное управление на Руси в руках подвластного ему митрополита.
К середине XII в. окончательно оформилась полицентрическая политическая структура, просуществовавшая вплоть до 2-й пололовины XVI в. В эпоху политической раздробленности митрополия оказалась единственным институтом, скреплявшим общегосударственное единство, что не только поднимало значение Церкви, но предъявляло к ней особые требования, в первую очередь к иерархам. Привыкнув действовать в русле политики киевских князей, митрополиты по началу не уловили принципиального характера тех изменений в политическом строе Руси, которые совершились в 40-х гг. XII в. и в результате которых Киев стал предметом не ослабевавшей борьбы различных княжеских группировок.
Всё это наряду со стремлением князей использовать церковь как политический инструмент имела следствием затяжную смуту, которая потрясала Русскую Церковь в течении XII в. Попытка создания на Руси наряду с Киевской митрополией другой, противопостановленной ей, была предпринята князем Андреем Боголюбским в 60-х годах ХII века. Однако эта попытка не удалась. Политика владимировского князя, стремившегося к объединению Руси и действовавшего в тесной связи с местным церковником, кандидатом в митрополиты, и не могла получить одобрения и признания со стороны императора и патриарха. Однако в течение XII века, несмотря на непрекращающуюся борьбу, между княжествами сохранялось культурное единство. При отсутствии неоспоримого политического центра, единство нации в значительной степени поддерживалось благодаря церкви. Национальное единство Руси фактически было неотделимо от приобщения к христианскому универсализму, представителем которого был назначавшийся в Византии митрополит.
В 1204 Царьград был захвачен крестоносцами, в результате чего более чем на полвека превратился в столицу латинской империи, а Патриарший Престол в 1208г. переместился в Никею. Для Русской Церкви это влекло за собой известные организационные сложности, но главное заключалось в радикальном ухудшении международной церковно-политической ситуации. Римляне требовали пресечь «греческую схизму» и заставить русских соблюдать латинские обряды, если известно, что они, упорствуя в греческих обрядах, отделяются от главы, то есть Римской Церкви.
Медитация 6-й Мастер
ТЛПЛ РОН
СООК АРР
ЭРИС СС
КИНЬ УНИТ
ЦЕРС КРОН
© 2001—2024 «Литан» — Центр Открытого Сознания
Графика и дизайн: Ольга Генерозова
Тех. поддержка: Всеволод Кузьмин