Как Тело Христово Церковь трансцендентна, то есть бесконечно превосходит все земное и никаким земным законам не подлежит, но как человеческое общество она подчиняется общим условиям земного порядка: в частности, вступает в те или иные отношения с государствами и другими общественными образованиями, а также имеет свою внутрицерковную жизнь, означающую организационное устройство Церкви, взаимоотношения между церковными общинами и институтами, а также между отдельными членами Церкви. Таким образом, христианская Церковь образует несколько религиозных эгрегоров, каждый из которых в идеале должен был бы быть некоей проекцией в человеческое сообщество этого мистического Тела Христова, в том числе создавать условия для проведения «тока Христа» по всему диапазону. Как этот идеал реализуется? Как не странно, хотя сама природа эгрегора (даже религиозного) создает множество препятствий для точного проведения и высоких, и плотных, и горизонтальных энергий, тем не менее это все-таки постоянно происходит – как усилиями единичных подвижников, так и отдельных групп (причем не только монахов, отшельников, священнослужителей, но и людей, живущих «в миру»). В «христианский теме» на Тонком плане задействовано огромное количество сущностей (в том числе «человекодухов» – имевших опыт воплощения в физическом плане) – разного масштаба, разной специализации, которые играют в этих процессах важнейшую роль. Поэтому даже в самые мрачные периоды истории и метаистории (в том числе истории и метаистории нашей страны), прохождение «тока Христа – Планетарного Логоса» не прерывалось, и жизнь и эволюция Человечества продолжались.
На прошлой лекции, говоря о христианизации Древней Руси, мы выделили три основных составляющих. О первой из них – создание Православной Церкви как организационной структуры (религиозного эгрегора), мы много говорили – какой это был сложный процесс, и какую роль сыграла Церковь в истории и метаистории Древней Руси. При отсутствии неоспоримого политического центра, единство нации в значительной степени поддерживалось благодаря Церкви.
Национальное единство Руси фактически было неотделимо от приобщения к христианскому универсализму, представителем которого был митрополит, назначавшийся в Византии. Поэтому Русская Церковь в сущности была религиозной провинцией Константинополя, подчиняясь верховной юрисдикции Вселенского Патриарха. Решения греческих соборов, греческое каноническое право и греческие обряды стали обязательны на территории Руси. Киевскими митрополитами домонгольского периода, за двумя исключениями, были греки по национальности и подданные византийского императора. На Руси они не встречали сопротивления распространению греческого влияния.
Но Византийский церковный эгрегор, прочно спаянный с эгрегором государственным («симфония властей»), за несколько столетий своего существования разросшийся и укрепившийся, в то же время приобрел достаточно жесткую структуру, большую плотность и густоту средних слоев, что существенно затрудняло проведение чистых токов, и основной акцент делался на церемониальную часть – как на пышность и богатство служб и обрядов, так и на неукоснительное соблюдение канонических законов церковного права. Тем не менее, несмотря на все это, в Византийской метакультуре было множество источников чистой духовности (например, Афон).
Юная Церковь древней Руси, практически дитя Церкви византийской, чуть ли не с самого начала пыталась заявить о своей самостоятельности. Произведение Илариона «Слово о Законе и Благодати» показывает, что строящаяся Российская Метакультура с самого начала одной из своих основных задач ощущала проведение Тока Христа («Планетарного Логоса»). И попытки создать автокефальную (независимую от Византии церковь) были вызваны, в том числе, стремлением построить религиозный эгрегор, базирующийся на изначальном духе христианства. В лекции 13 мы подробно всю эту историю рассматривали, сейчас просто напомню, в чем было основное расхождение, а по сути – полный разрыв Русской Церкви с византийским церковным каноном. Избрание митрополита собором русских епископов посягало на важнейшее право константинопольского патриарха в отношении подчиненных ему митрополий – право поставлять туда архиереев. Но на Руси эту патриаршую прерогативу считали небезусловной, каковой она и была в действительности. В первые века существования христианства местные общины пользовались в данном вопросе большой свободой, а епископская власть на местах не нуждалась в посторонней санкции. Каноническое оправдание церковному акту 1051 г. приводит Никоновская летопись, которая ссылается на евангельское «правило святых апостол 1-е: два или три епископы да поставляют единаго епископа, и по сему священному правилу и уставу божественных апостол сошедшеся рустии епископы поставиша Илариона, русина, митрополита Киеву и всей Русской земле…». Это евангельское правило отсылало к опыту святых апостолов, то есть тех, кто знал и непосредственно воспринимал энергии Христа, не преломленные и не замутненные никаким промежуточными инстанциями.
А из греческих номоканонов (сборников церковных правил и императорских указов, касающихся церкви) X–XI вв. это апостольское правило было вычеркнуто. Так что, попирая нормы обычного церковного права Византии, русские «еретики» апеллировали к опыту ранних христианских общин, автокефальной Болгарской церкви и собственной церковной традиции. Этот канонический поворот достаточно четко обозначил направление, в котором собирались двигаться Ярослав и новый русский митрополит, в чьих творениях нельзя обнаружить даже малейшего намека на связь Русской Церкви с Константинопольской патриархией: курс был взят на полную церковную автономию.
Другое дело, что через два года эгрегор Византийской церкви вернул все на свои места, и вторая попытка добиться автокефалии (при Андрее Боголюбском) тоже успеха не имела, однако это говорит об изначальном устремлении Русской Православной Церкви и о ее предощущении своих метаисторических задач.
Ну, и наконец – как происходила христианизация населения Древней Руси. Как мы говорили в прошлых лекциях, первые опыты крещения русов произошли довольно рано, но, во-первых, крестились буквально единицы, а, во-вторых, крещение их было, по сути, чисто формальным, ради достижение определенных политических или коммерческих целей, и состояло в выполнении определенных обрядов византийской церкви, где всей церковной жизнью управлял Номоканон – составленный патриархом Фотием в IX веке византийский сборник церковных правил и императорских указов, касающихся церкви, один из источников византийского права.
Напомню, на Русь христианство начало проникать как минимум со второй половины IX века. К середине X века здесь прекрасно знали это вероучение, появились и первые храмы. Когда крестившаяся в Константинополе 11 июля 969 года княгиня Ольга скончалась, она велела похоронить ее по христианскому обычаю, под молитвословие священника, а устраивать после погребения состязания и пиры, как того требовала языческая традиция, запретила. Святослав, равнодушный к Христовой вере, не пожелал, однако, проявить ослушание. Некий "презвитер" проводил княгиню в последний путь.
Когда Владимир сделался великим князем Киевским – под рукою великого князя распростерлась вся языческая Русь. В ней не существовало единства: каждая область почитала своих "божеств". На первом же году правления Владимир задумал большую религиозную реформу. Он решил свести всех главных языческих "божеств" в единый пантеон, желая тем самым избавить Русь от вероисповедного раздробления.
Летопись сообщает: "Постави [Владимир] кумиры на холму вне двора теремного. Перуна древяна, а главу его сребрену, а ус злат, и Хорса, Даждьбога, и Стрибога, и Симаргла, и Мокошь. И жряху им нарицающе их "боги". И привожаху сыны своя и дщери и жряху бесом (то есть приносили им жертвы). И осквернаху землю требами своими, и осквернися кровьми земля Русская…" Киевским кумирам приносили, среди прочих, и человеческие жертвы. Если жребий падал на отрока или девицу из христианской семьи (а на Руси уже были к тому времени христиане) и члены семьи противились языческому обычаю, то их убивали вместе с потомством.
На протяжении 980-х годов Владимир одержал несколько больших побед. Счастливый в военных предприятиях, великий князь потерпел поражение в любимой своей затее – религиозной реформе. Киевский пантеон никого не объединил. Тогда Владимир Святославич задумался о том, чтобы заимствовать для своих подданных веру, которая уже стала великим объединителем иных народов и в наибольшей степени подходила бы для жизни и быта Киевской Руси.
Широко известна легенда об этом выборе, не будем ее повторять. Очевидно, Владимир делал выбор не как уверовавший христианин, а как политик. Князя Владимира интересовал стратегический союз с Византией. Добрые отношения с Греческой державой обеспечивали гарантию самых благоприятных условий для русской торговли, связанной с Крымом, Константинополем, Балканами. Кроме того, византийцы своим серебром умело направляли боевую активность печенегов, и уже одно это давало очень серьезный повод ладить с Империей. Иными словами, выбор веры был накрепко связан с выбором главного направления внешней политики.
Кроме того, изо всех соседей-христиан самые впечатляющие культурные достижения могли продемонстрировать Византия и связанный с ней мир южных славян. Явное неудобство представляло западно-христианское богослужение, которое велось на непонятной латыни. В восточном же христианстве к тому времени значительная часть церковной литературы получила перевод на язык, который сейчас называют церковно-славянским; это делало более легкими и приобщение к новой вере, и богослужебную практику. Проще говоря, у Византии было что взять в духовном плане, а связанные с нею славянские народы уже создали инструменты, с помощью которых нетрудно было передать Руси новые культурные навыки.
Ради укрепления союза великий князь изъявил желание взять в жены византийскую "принцессу" – сестру императоров-соправителей Анну. А брак с христианкой мог быть заключен лишь в одном случае: если сам Владимир Святославич примет христианство. Как оказалось, среди бояр и воевод Владимира хватало сторонников христианства. От них князь получил поддержку, когда, после долгого размышления, решил креститься. Из Константинополя прибыл в Киев священник по имени Павел, совершивший обряд крещения. Новообращенный получил христианское имя Василий. Вместе с ним приняли новую веру дети, жены, слуги, часть бояр и дружинников.
Можно ли назвать этот процесс христианизацией?
В древнерусских летописях про каждого великого князя обязательно говорилось, что он и его семья были крещены, каким он был христолюбивым, как соблюдал все обряды, строил церкви, способствовал переводу греческой религиозной литературы и т. п. Но при этом практически все, начиная с Владимира, использовали церковь как политический инструмент для достижения своих целей. Даже княжеские дружины далеко не все и не всегда были крещены и соблюдали необходимые обряды.
К крещению склонялись по большей части жители городов, где были и храмы, и священнослужители, и чудотворные иконы, и монастыри, и много грамотных... Далеко не всех влекла, как Феодосия Печерского, неутолимая духовная жажда… Причины могли быть самые разные, в том числе и чисто практические, действовала и красота храмов, и торжественность служб, но сильнее всего оказывалась вера в чудеса, совершаемые христианскими священнослужителями, монахами, а то и при участии самих князей – вспомним Андрея Боголюбского и чудеса, совершаемые чудотворными иконами. Мы не будем сейчас обсуждать природу этих чудес – важно то, что люди верили именно в чудеса. В летописях зафиксировано (и мы с вами в лекциях об этом говорили) множество случаев, когда чудеса, совершаемые христианскими священниками, оказывались сильнее чудес, совершаемых языческими волхвами, и это побуждало очевидцев уверовать и креститься.
Но вера, пришедшая в результате чуда, очень редко сопровождалась реальным просветлением и хотя бы желанием приобщиться к церковной жизни – если не соблюдению заповедей, то хотя бы исполнению обрядов и т. п. Язычество еще не было «пережитком» – у подавляющего большинства населения Руси оно полновластно заполняло человеческую душу, и христианский чудотворец воспринимался просто как более сильный кудесник, а боги, которым он служит – как более могущественные. А поскольку чудеса совершались именем Христа, то его охотно считали самым главным богом, к которому и имеет смысл обращаться в случае чего. Но прочие языческие боги при этом своего значения не утрачивали и действовали каждый в силу своей компетенции.
Так что первоначальное христианство на Руси было в большинстве своем достаточно поверхностным, однако с самого начала существовали реальные источники истинной духовности. И это были прежде всего монастыри.
Самые ранние свидетельства о том, что на Руси были монахи, содержит «Повесть временных лет», первая известная русская летопись. Здесь рассказывается о преподобном Антонии, основателе Печерской обители близ Киева. По словам летописца преподобный, начавший иноческий путь на Святой Горе Афон, вернулся на Родину по благословению своего игумена. Придя в Киев, который уже с конца X в. считался центром христианской веры, он, как говорит летопись «мышляше, где жити» и «походи по монастырем, и не возлюби, Богу не хотящу». Таким образом, столица Руси имела по крайней мере несколько мужских монастырей. Но когда они были основаны – остается неизвестным.
Скорее всего нежелание Антония поселиться в одном из них было вызвано тем, что эти монастыри были так называемыми «княжескими», то есть образованными недавно принявшими Крещение благочестивыми князьями, желавшими устроить обитель «на помин своей души» (например, православные сербы так и именовали их – «задушбины»). Однако, это означало, что монастырь находится под контролем основавшего его «патрона» и что князь, по сути, мирянин, активно вмешивается в жизнь монахов, что, конечно, отражалось на их духовном состоянии, общей обстановке внутри иноческой общины.
Вероятно, именно ввиду этих причин прп. Антоний уходит на уединенное подвижничество. Это событие прп. Нестор Летописец, монах основанного им монастыря, помещает в «Повести временных лет» под 6559 г. от Сотворения мира, что соответствует 1051 г. от Рождества Христова. Это первая известная дата основания иноческого общежития на Руси – хотя сам Киево-Печерский монастырь прп. Антония был все-таки не первым, к тому же складывался как община иноков в течение по крайней мере первых нескольких десятилетий существования.
Основателем общежительного монастырского устава был преподобный Феодосий Печерский, которого считают родоначальником монашества в Русской земле. Подробнее об Антонии и Феодосии Печерскими см. Приложение.
Появились на Руси и женские монастыри. Первой летописное свидетельство о конкретной дате основания имеется под 1089 г. Это год, когда сын великого князя, Ярослава Мудрого, построил «княжескую» обитель св. Андрея для своей дочери, Анны. Как говорят документы, она первоначально была помолвлена с царевичем из Византии Константином Дукой, которого, ввиду придворных интриг, вынудили принять монашество. После этого Анна, его нареченная невеста, также решает уйти из мира. Дочь очень образованного отца, внучка любителя «писания книжного» Ярослава, Анна известна тем, что устроила при школу для девочек «неколико обучала писанию, такоже ремеслам: пению, швению и иным полезным им занятиям. Да от юности навыкнут разумети закон Божий и трудолюбие».
Однако этот женский монастырь – лишь первый, о котором известна дата открытия. Историки убеждены: до этой монашеской обители на Руси были также другие – причем, такие монашеские общежития могли существовать даже до Крещения страны. Например, в житии прп. Феодосия Печерского, ученика прп. Антония, рассказывается, что мать святого приняла постриг в обители св. Николая Мирликийского. Судя по всему, эта женская община имела очень давнюю историю, будучи основана на месте убийства князя-христианина Аскольда (882 г.), но точная дата ее основания неизвестна. Многие историки говорят также, что еще один женский монастырь, св. Ирины, небесной покровительницы супруги великой княгини, скандинавки Ингигерды, был основан ее супругом, Ярославом Мудрым (1037 г.).
Всего же, по различным данным на «домонгольской» Руси иноческих общин было не менее 70 , а, возможно, до 116.
Хотя установить точные даты появления первых иноческих обителей на Руси затруднительно, можно с высокой вероятностью говорить о том, что среди основателей их были во-первых, князья, стремившиеся устроить монастырь из соображений благочестия, спасения души; к таковым можно отнести Ярослава Мудрого, вероятно, его отца, великого князя Владимира, других правителей, и, главное, подвижники, ревновавшие о чистой христианской жизни, потому – покидавшие мир. Летописец Нестор пишет об этом так: «Мнозии бо манастыри от цесарь и от бояр и от богатства поставлени, но не суть таци, кации же суть поставлени слезами, и пощением, и молитвою, и бдением».
Впрочем, зачастую «княжеский» или вообще высокий по человеческим меркам статус основателя (или основательницы) еще не говорит о том, что обитель основана не «слезами, и пощением и молитвою»: бывало, что облеченные властью и/или богатством в какой-то момент очень остро осознавали суетность мирской жизни – особенно, когда теряли то, что было особенно дорого: так, прп. Ефрем Новоторжский служил при великокняжеском дворе, но оставил мир после убийства Бориса и Глеба; при этом погиб его юный брат, дружинник Бориса, Георгий; Ефрему даже не удалось похоронить его тело, он нашел только главу; познав суету мира, Ефрем принимает пострижение, основывает обитель свв. Бориса и Глеба близ города Торжок; в 1238 г. женский монастырь основала вдова посадника Великого Новгорода Симеона: ее супруга убили взбунтовавшиеся горожане; иноческая община была устроена при храме, который за несколько десятилетий до этого построил Симеон; на рубеже XII-XIII вв. во Владимире появился Успенский «княгинин», как его называли, монастырь; его построила дочь князя Всеволода Юрьевича, Мария; есть предание, что пересмотреть свои жизненные ценности ее заставила семилетняя тяжелая болезнь.
Часто основатель монастыря первоначально имел в виду уединенное подвижничество, вовсе не собираясь устраивать монашескую общину. Но проходило время, и вокруг собиралась братия. Так было с прп. Ефремом Новоторжским, нашли любители «безмолвного жития» и прп. Антония, который уединился в пещере – отсюда именование обители Киево-Печерской (то есть пещерной).
Причем именно в примере святости, которые давали иноческие обители, заключается «секрет» их огромного влияния на все сферы жизни Древней Руси, в том числе на светских правителей (так, известно, что преподобный Феодосий не раз мягко смирял великого князя Изяслава Ярославича). Наибольшее влияние имел на Руси Киево-Печерский, который совершенно не стремился на что бы то ни было «влиять»: сюда приходили ради спасения души. Но духовное влияние монашества было огромно: когда прп. Феодосий ввел для иноков Студийский устав с особыми службами и строгими дисциплинарными правилами, он начал распространяться по приходским храмам: приезжавшие к прп. Феодосию князья непременно желали, чтобы в их княжестве тоже была «небеси подобная» церковь, подобная Успенской монастырской, и богослужение по подобию иноков. Так зародилось представление о монашестве, как жизненном идеале.
Таким образом, недавно крещенная Русь, где все еще были сотни тысяч людей, совершавших языческие обряды, наряду с этим уже в первые десятилетия дала христианскому миру святость, высочайшие примеры духовной жизни, известные разве что там, где христианская вера процветала не одно столетие. Говоря нашим эзотерическим языком, проводя по всему диапазону самые высокие и тонкие токи, в первую очередь токи Христа, древняя Русь начинала построение метакультуры для выполнения своей метаисторической миссии.
Теперь немного поговорим о взаимодействии Христианства и язычества. Сам термин «Язычество» я буду употреблять просто как обозначение этого явления, а не в смысле его осуждения как противопоставление христианству. Мы в свое время много говорили о языческих обрядах, о языческом мировоззрении, о всем том, что составляло основу жизни народа – не только обыденной, но и духовной. Отдельные племенные, а то и родовые эгрегоры в своем устройстве имели много общего (хотя имелись и некоторые различия), но при отсутствии мощного осевого тока, проходящего по всему доступному на то время диапазону, не только метакультуру, но и достаточно крупный эгрегор было не построить. Возможностей одной лишь Великой Соборной Души Народа для этого было недостаточно. Напомню:
Демиургический ток, инициировавший в свое время сознание новой метакультуры, в задачу которой входило проведение тока Планетарного Логоса, призвал к проявлению стихиальную сущность огромного масштаба и внешнего по отношению к Алес происхождения. Родившаяся в V веке Великая Соборная Душа начала свою жизнь. Руководимая своей внутренней программой и теми токами и программами, которые она получала от Демиурга – инициатора создания новой метакультуры, она постепенно набирала материал и выстраивала свое эфирное тело. В первые столетия в ее задачу входило собирать воедино стихиальные Души более мелкого масштаба – отдельных племен и народов, формируя этнический субстрат. Вокруг тока, который давал Демиург, образовывался мощный центростремительный турбулент, стягивающий эти племена, а Соборная Душа пропитывала их эгрегориальной субстанцией, более «клейкой» по сравнению с той, что скрепляла их прежде.
Хотя Демиургический ток проходил через Византийскую метакультуру, к VIII-IX векам византийский эгрегор стал настолько прочным и жестким, а пропитывающая его эгрегориальная субстанция – настолько плотной, что новая Соборная Душа не могла там ничего поделать, и ее «отростки» в поисках подходящего материала стали как бы затекать в разные стороны. По сложившейся на то время международной ситуации единственно возможным направлением ее продвижения оказалось северо-восточное, где как раз и раскинулись славянские племена, уже достигшие соответствующего уровня развития и пригодные для объединения в единый эгрегор, который и стал бы основой для метакультуры.
При создании метакультуры на Тонком плане необходимо было решить множество задач — и прежде всего сброс старого с использованием нужного и полезного. Старым, естественно, было признано язычество. И поскольку за сброс взялись слишком рьяно, много нужного и полезного было утрачено – что-то, увы, навсегда, так как его время ушло. Мы в дальнейшем будем возвращаться к этой важнейшей теме и подробно ее рассматривать, пока только отметим некоторые направления (очень конспективно):
1. Сущности Тонкого плана: вся жизнь людей того времени была глубоко магична, взаимодействие с Тонким планом многими ощущалось непосредственно, и основные правила таких взаимодействий сохранялись многовековыми традициями (хотя и не всегда соблюдались). Взаимодействия на бытовом уровне были всем хорошо известны, а в более сложных случаях привлекались «специально обученные» люди (волхвы, колдуны, знахари и т. п.), которые имели связи со специализированными и часто более масштабными сущностями.
В непосредственном общении с людьми было очень много стихиальных сущностей, телий, сущностей Нижних Зон, неупокоенных душ умерших, эманационных сущностей и т. п. Связи с ними подчас сохранялись веками, передаваясь из поколения в поколение, иногда не прерываясь и в посмертии. При построении метакультуры нужно было и самих сущностей, и обитаемые ими пространства интегрировать с теми, которые были необходимы для решения новых задач. Как болезненно это происходило – показывает вся история борьбы христианства с язычеством. При этом в пылу борьбы было уничтожено или сильно попорчено множество важных наработок – информационных, энергетических, пространственных и т. п. – достижений дохристианских культур на тонком плане. Эволюция человечества не началась с введением христианства! Наоборот, многие дохристианские человеческие сообщества нарабатывали опыт, необходимой для дальнейшего продвижения. К сожалению, серьезно пострадали или даже были уничтожены не только отдельные потусторонние деятели и даже целые иерархии, которые могли бы оказаться полезными в строящейся метакультуре. Не получили дальнейшего развития или были серьезно «попорчены» многие наработки, связанные с миром стихиалий, растительным и животным царством, некоторые наработки, касающиеся Пятого слоя и пр.
В дальнейшем значительная часть сущностей сумела прижиться в новой для себя реальности, обретя новые облики и имена, а некоторые благодаря традициям так и сохранились на старых местах.
2. Огромную проблему составляла интеграция пространств Посмертия — племенные и родовые инкарнационные круговороты, ориентированные на конкретные роды и/или племена и закрепленные многовековыми традициями, мало того, что различались даже между собой, совершенно не вписывались в то, что предлагала людям новая христианская религия, точнее, христианский эгрегор, где и сама организация всех «потусторонних» дел, и сопровождающие их обряды были взяты из византийских источников.
3. Прочность традиций, на которых базировалось все жизнеобеспечение обычных людей того времени, а также неразвитость сознания, серьезно препятствовали каким-либо трансформациям под воздействием новых идей и представлений. Даже сам состав их иноматериальных тел, настроенных на определенные виды энергий, существенно затруднял восприятие чего-либо нового, в том числе новых видов эгрегориальной субстанции (в том числе «религиозной»).
Помимо перечисленных, существовало множество других, не менее важных факторов, которые делали процесс христианизации Древней Руси таким болезненным и длительным (который, по сути, не закончился и до сегодняшнего дня!). Мы к этой теме еще неоднократно вернемся.
Медитация 2-й Мастер
СООК РОН
ТООН ЭТОЛ
ФЕР АГАР
ИНН УНИТ
ОСТЕР ЭОХ
18-я Зона
РОН
АРР
СС
УНИТ
КРОН
Рекомендованная литература:
Костомаров Н.И. «Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей».
Сергей Цветков. «Древняя Русь. Эпоха междоусобиц». От Ярославичей до Всеволода Большое Гнездо
© 2001—2024 «Литан» — Центр Открытого Сознания
Графика и дизайн: Ольга Генерозова
Тех. поддержка: Всеволод Кузьмин