Ранняя история и метаистория Китая. Появление письменности
В нашем распоряжении нет и, надо полагать, никогда не будет прямых данных о том, на каких языках говорили люди, населявшие бассейн Хуанхэ в неолитическое время; можно лишь предполагать, что создатели культуры Яншао были протосинотибетцами, вытеснившими и частично ассимилировавшими более древнее палеоазиатское население.
Во II тысячелетии до н. э. возникла иньская этническая общность – вероятно, в результате смешения одной из групп протосинотибетцев с племенами южного происхождения. Другая, более западная группа протосинотибетцев стала основой формирования чжоуской этнической общности. На базе взаимодействия иньцев и чжоусцев в I тысячелетии до н. э. в среднем течении Хуанхэ и складывается древнекитайский этнос. В формировании его принимали участие также и соседние этнические общности, говорившие на палеоазиатских (на севере) и аустроазиатских (на юго-востоке) языках.
Точной идентификации особенности культуры и этнического состава поселенцев того времени не поддаются. Бассейн Хуанхэ стал главной территорией формирования древней цивилизации Китая, в течении длительного времени развивавшейся в условиях относительной изоляции. В древности почти вся территория Китая была покрыта лесами. Долины нижнего и среднего течения реки Хуанхэ – наилучший район для развития ирригационного земледелия с использованием аллювиальных (наносных) почв. Районы лёссового плато в предгорьях (отложения минеральной пыли, сдуваемой с гор зимними муссонами) – более пригодны для скотоводства. Лёссовые почвы, содержащие много органики и быстрорастворимых щелочей, в принципе достаточно плодородны, что позволяет обходиться без удобрений, но в районах лёссовых плато выпадает мало осадков, и для успешного земледелия требуется искусственное орошение. Поэтому племена, жившие в этих районах, имели менее развитое земледелие, чем обитатели нижнего течения Хуанхэ.
Примерно в 2000 г. до н.э. в долине Хуанхэ появились племена кардинально иной культурной традиции. Эта культура получила свое название – Луншань – по месту в провинции Шаньдун, где были обнаружены первые свидетельства ее существования. Поселения этой культуры распространились и в двух соседних провинциях, Хэнань и Аньхой.
Облик Китая изменился. Селиться луншаньцы предпочитали на вершинах или склонах холмов, примыкающих к речным долинам. Деревни зачастую располагались на расстоянии прямой видимости друг от друга. Такое расположение поселений свидетельствует о том, что луншаньцы были захватчиками, которым нужно было контролировать лежащие, в буквальном смысле, у их ног земли. По-видимому, восстания местных жителей-яншао были весьма часты, и луншаньцам часто приходилось их подавлять. Полуземлянки времен Яншао сменили дома из утрамбованной глины и земли, беленные мелом. Некоторые поселения состояли из 100 домов. В помещении была обогреваемая лежанка-кровать, подобные ей теплые полы-каны до сих пор существуют в домах Северного Китая.
Началось разведение неизвестных ранее в Китае животных (овец, коз, коров), уже одомашненных к тому времени где-то далеко к западу от Китая, что, по мнению ученых, так же, как и лежанки в домах, выдает в луншаньцах скотоводов, пришедших не то из монгольских, не то из среднеазиатских степей. О скотоводческом происхождении луншаньцев свидетельствуют и ритуальные сосуды «ли» с тремя ножками в форме вымени.
Однако загадочные луншаньцы привнесли в Китай и новшества как раз не скотоводческого характера – например, гончарный круг. Керамика луншань очень хорошего качества – серая, лощеная, будто подражающая каменным сосудам. Также им был известен секрет изготовления тонкостенной (иногда толщиной с яичную скорлупу) чернолаковой посуды. Факты свидетельствуют о том, что луншаньцам была известна и металлургия – бронза появилась в Китае внезапно, без промежуточных неудачных опытов. Наука считает, что первые китайские бронзовые вещи, которые датируются временем луншаньского вторжения, также были импортированы в Китай откуда-то с запада.
Однако любое ремесло, а особенно гончарное и кузнечное, у кочевников развито очень слабо – ведь кочевнику необходимо перевозить с места на место не только свою семью и домашний скарб, но и орудия труда. Гончар и кузнец должны были построить на новом месте печи, на что должно было уйти много времени, а максимум через полгода бросить эти печи, с большими трудностями перекочевать на новое место, а затем все начать сначала. Также невероятно, чтобы скотоводы научили жителей долины Хуанхэ сеять пшеницу – злак западного происхождения, также известный в Китае именно со времен Луншань. Ведь кочевники в своих бесконечных кочевках никогда не задерживались более чем на полгода в какой-то местности, а значит не могли овладеть навыками сева и сбора урожая. Более того, перевезти собранный урожай во время следующей кочевки было бы делом весьма затруднительным.
Вопрос о том, как же в Китай проникали и скотоводческие, и земледельческие навыки, некоторые историки предлагают решать так: в долине Хуанхэ появлялись разноплеменные переселенцы, одни из которых принесли одни нововведения, другие – иные. Возможно, они правы – память о вторжениях сохранилась в легендах. Но это не объясняет западное происхождение нововведений, ведь в легендах речь идет о вторжениях отнюдь не с запада. Так, например, в одном предании, сохранившемся в древних книгах, речь идет о переселении племен с юга, вероятнее всего из низовий реки Янцзы и с побережья Тихого океана.
Якобы около 7 тыс. лет назад к берегу Китая причалила флотилия, на которой находились странные существа. Первой на новые земли вступила дочь Великого владыки Юга Шеньнуна, девушка со змеиным телом и человеческой головой, обнаженная Нюйва. Она держала в руках зерна риса, собираясь вручить их как дар людям. И люди с благодарностью приняли этот дар. Спутники Нюйвы объединились с аборигенами, и родившиеся от них потомки стали называть себя мань-и (народ дракона). По примеру Нюйвы они не отягощали себя одеждой, украшая обнаженные тела сплошной татуировкой. Их дома располагались на больших участках выжженного леса вдоль берега океана. Они жили на одном месте до полного истощения земли, а затем переходили на другой участок, благо плодородных земель вокруг имелось достаточно. Деревни мань-и состояли из двух установленных на сваи домов с крышами, изогнутыми в форме лодки. В одной из построек спали мужчины-охотники, а две половины другой занимали дети и женщины, обрабатывавшие землю. «Народ дракона» не признавал господства мужчины. Постепенно земледелие избавило их от необходимости убивать себе подобных, а значит, мужские функции стали не нужны. Женщины служили богиням плодородия, а дочери вождей сами выбирали себе мужей и правили своими деревнями. Но самую красивую женщину рода в качестве ценного дара каждый год преподносили духам реки. Вот как совершался этот ритуал. Из храма выходила жрица, которая должна была выбрать подходящую жену для духа реки. Найдя девушку, она объявляла ее невестой бога. Жертве давали деньги в приданое, купали ее, одевали в новое платье и селили в отдельный дом, где ей 10 дней давали вино и мясо. К свадьбе девушку наряжали. Родственники в ее честь приносили жертвы на берегу реки. Мать плакала, обнимая дочь в последний раз. После этого красавицу укладывали на постель из циновок, несли к реке и бросали в воду.
Другая легенда рассказывает о нашествии с севера таинственных великанов с головами буйволов. Против них выступило китайское войско под предводительством императора Хуанди. Северян защищали медведи, тигры, барсы, ягуары, правда, в виде рисунков на племенных стягах. Незваные гости проиграли, а их вождь попал в плен и был казнен. В плен попали и многие пришельцы, которые принесли в Китай обычай поклонения полудрагоценному минералу нефриту.
С метаисторической точки зрения это объясняется иначе – все эти нововведения китайцы осваивали самостоятельно. Они к этому времени достаточно хорошо наладили связи с Тонким планом, с теми пространствами, где как раз и создавались эволюционные идеи для «человеческой», «горизонтальной» жизни. У них появилась новая ритуальная практика – гадание по лопаточным костям жертвенных животных. Вначале кости просто клали в огонь открытого очага или костра и смотрели на образующиеся под влиянием огня трещины. Таким образом вырабатывался язык общения с сущностями.
К этому времени людей в Китае (и вообще на земле) стало значительно больше. В инкарнациях были «дети» нескольких Зон – прежде всего 6-го Мастера, в основном 6-й Зоны. У них уже был неплохой инкарнационный опыт, налаженный инкарнационный круговорот (хотя бы в пределах своего рода-племени – души умерших оставались как бы членами семьи и «оттуда» заботились о живых) и некоторые способы взаимодействия с сущностями. Уже родились «дети» 7-го Мастера, и многие «свалились» в физический план, включаясь в уже существующие племенные протоэгрегоры. Инкарнироваться им вначале было очень сложно, тела они себе строили, взаимодействуя на эфирном уровне с животным миром и стихиалиями, поэтому первоначально могли получаться очень причудливые, а то и просто нежизнеспособные существа. Но они принесли с собой программы обмена опытом, что помогло впоследствии сделать взаимодействие с иноматериальными пространствами более эффективным. А «дети» 6-й Зоны научились выстраивать «цепочки» из тех, кто находится в воплощении и теми, кто на «том свете», инкарнируясь «по очереди» и передавая опыт оттуда–сюда и обратно. Это был в основном «простой народ», земледельцы и скотоводы, с неразвитым сознанием, практически отсутствующим тоническим телом, но их уже было много. В это же время начались «предварительные» воплощения «специальных» людей, которые в дальнейшем должны были сыграть важнейшие роли в создании и развитии культуры и метакультуры. Пока они только пробовали строить более сложно-организованные (по сравнению с одноплеменниками) тела и развивали первоначальные шаманские практики.
Так в физическом плане идет создание первичного этнического субстрата будущей метакультуры, в свою очередь на Тонком плане активно идет подготовка ее иноматериальных составляющих – выстраивается трансмиф, затомис, начинает формироваться пространство мифов. Сущности и Иерархии, участвующие в этих процессах, спускаются в более плотные слои и готовятся к взаимодействию с людьми, а некоторые – и к воплощениям. Люди, со своей стороны, нарабатывают более тонкие тела, и через новые ритуальные практики осваивают и новые потусторонние пространства, и учатся общаться с их обитателями. Появляются первичные протоэгрегоры, вбирающие в себя кармический материал (индивидуальной кармы еще практически нет).
В этот период с людьми взаимодействовали разные категории сущностей – прежде всего, стихиальные – от самых начальных естественных контактов на эфирном уровне до более сложных. Стихиалии «подсказывали» людям, где строить плотины, где что сажать, где пасти скот – это все шло на уровне ощущений. Этих сущностей не антропоморфизировали, не стремились подчинять, а жили с ними в сотрудничестве. Взаимодействовали с людьми стихиалии самых разных уровней, в том числе и те, которые выбрали для себя путь эволюционирования через участие в жизни человечества. Они выстраивались в иерархии, укрупнялись. И для них, и для людей развитие шло быстрее, так что польза была обоюдная.
Так как в физическом плане оказалось очень много «детей» 7-го Мастера, к ним естественным образом «подтянулись» телии («сущности желания») – им легко было найти «своих» и наладить общение.
Активно взаимодействовали с людьми умершие – их души жили с живыми как члены семьи (об этом в дальнейшем поговорим подробнее), но пространства посмертия стали существенно расширяться и расслаиваться, и некоторые души выбирали себе на Тонком плане новые пути.
Налаживалось взаимодействие с Надзеркальем, выстраивались цепочки людей, душ и сущностей для передачи людям «оттуда» необходимых для жизни знаний и практических идей, а «туда» – опыта, набранного в «этой» жизни.
Усиливалось воздействие программ 21-й Зоны — начала развиваться сексуальная магия (уже отличная от широко применяемой магии «плодородия»), необходимая для рождения «нужных», более сложно устроенных людей, для привлечения в инкарнации душ, необходимых для дальнейшего развития эгрегора и метакультуры.
Активнее включились в работу с людьми сущности информационного обмена, стал налаживаться обмен информацией между разными местами (как по горизонтали, так и по вертикали), началось создание локальных горизонтальных информационных пространств в разных местах, установление связей между ними, последующее расширение этих пространств и связей. Появились для этих целей «специальные» люди и сущности, которые закреплялись в своем сообществе на несколько поколений.
Процессы на Тонком плане были очень динамичны (использовалась достаточно мягкая фантомность), а на Физическом плане наоборот — чтобы не потерять пока еще совсем непрочные связи, была необходима очень жесткая привязка, которая осуществлялась через традиции.
До Тонического слоя стали спускаться сущности 2-й и 22-й Зон, их взаимодействия с более плотными слоями были опосредованы, но им уже нужно было закрепляться за определенным родом, чтобы потом в этом роду они могли воплотиться.
Появление письменности
У людей, как уже говорилось, появилась новая ритуальная практика – ученые определяют ее как гадание по лопаточным костям жертвенных животных. Кости клали в огонь открытого очага или костра и смотрели на образующиеся под влиянием огня трещины. На самом деле смысл был не только и не столько в гадании – вырабатывался язык общения с сущностями. Первоначально по характеру и виду трещин определяли, что духи (сущности) хотели сказать людям. Ритуал, конечно, был гораздо сложнее, чем просто обжигание костей – проводивший обряд жрец (шаман) должен быть в состоянии транса «отслушать» волю духов. В дальнейшем обряд усложнился – люди в ряде случаев уже сами «задавали вопросы», рисуя, а чаще процарапывая на костях или на панцирях черепах определенные знаки, напоминающие те трещины, которые обычно возникали при нагреве. Затем при последующем обжиге появлялся новый рисунок, или исчезал один из бывших – что и трактовалось как ответ духов. Так появились первые иероглифы – они и были предшественниками современной китайской письменности.
На первой стадии своего существования китайские иероглифы были связаны исключительно с сакральными функциями гадания. Первыми в период правления династии Шан, приблизительно в XVI-XIII вв. до н. э., появились надписи на панцирях черепах и на лопаточных костях быков, они носили в основном гадательный характер. Этот письменный язык называется цзягувэнъ. По сути он представлял собой систему знаков, использовавшихся для коммуникации с духами, — первые иероглифы являлись особой формой обращения к духам.
Открытие учеными цзягувэнъ — самого раннего письменного языка Китая — можно отнести к категории исторических случайностей. В 1899 г. чиновник Ван Ижун занемог, и врач прописал ему толченые «кости дракона» (лунгу), которые издревле использовались для лечения всевозможных недугов. Внимательно вглядевшись в «драконьи кости», Ван обнаружил на них необычные узоры, которые при более внимательном рассмотрении оказались похожими на иероглифы. Его друг-ученый подтвердил, что это действительно могут быть какие-то очень древние надписи, которые сохранились еще от легендарных основателей страны. Позже такие кости с надписями были открыты в районе провинции Хэнань, где располагалась предполагаемая столица китайских каллиграфов Шан-Инь, и оказались самой ранней письменностью времен династии Шан. С той поры было обнаружено около сотни тысяч различных панцирей и костей с надписями, которые содержали около 4500 различных иероглифов (количество немалое — в большом словаре сегодня содержится около 17 тыс. , а для обычного чтения требуется около 4 тыс.). Впрочем, расшифровать удалось далеко не все: сегодня понятен и сопоставим с современными надписями смысл лишь 1700 иероглифов. Сотни таких костей сегодня хранятся в деревенских домах как священные амулеты, подделки под них в огромном количестве наводнили рынок, и даже специалист не всегда сумеет отличить фальшивку от подлинника.
Шанцы не случайно для нанесения надписей активно использовали именно панцири черепах. Прежде всего панцирь оказался удобен как почти ровная поверхность для гравировки и долгого хранения надписей. С другой стороны, именно черепаха ассоциировалась с определенным видом духов — не случайно многие духи той эпохи изображались в виде рептилий. И таким образом, письменный знак, «письмена Неба» в сознании людей были связаны с неким природным животным началом.
Так что в Китае письменность с самого своего возникновения служила не для передачи и сохранения информации, она представляла собой небесные письмена, перенесенные на земную плоскость, то есть была одним из способов коммуникации человека и Неба. Не случайно надписи в большинстве своем имели гадательный характер и рассказывали о дожде, ненастьях, походах и урожае, а панцири параллельно использовались для, гадательных целей. Для этого в панцире с обратной стороны проделывали сквозное отверстие, затем его бросали в огонь, в результате чего он покрывался различными трещинами, в основном проявлявшимися на внешней стороне. По конфигурации трещин и предсказывали различные события. Древний знак-иероглиф был формой магического посредничества между миром людей и природными явлениями. Достаточно вспомнить, что первые знаки, напоминающие иероглифы «солнце», «луна», «гора», как свидетельствует археология, появились уже в эпоху неолита, а значит, уже в те времена шаманы предпринимали попытки космогонического управления стихиями, рисуя для этого священный прообраз, например, солнца и тем самым как бы обуздывая его силу.
С этих времен уже и начала зарождаться китайская письменность. Когда говорят о чем-то невероятно сложном и недоступном пониманию простого человека без каких-либо дополнительных усилий, часто упоминают выражение «китайская грамота». Сами китайцы (а также отчасти японцы и корейцы) не могут в полной мере разделить наше восхищение недоступностью своей письменности, ибо существуют в неразрывной связи с нею на протяжении тысячелетий. Век за веком дети тех, кто мог позволить себе получить традиционное образование, с утра до вечера грызли гранит иероглифической премудрости и до такой степени преуспели в этом достойном занятии, что ныне мы без преувеличения можем назвать китайскую письменную культуру самой богатой в мире. Именно этот огромный культурный багаж, накопленный китайцами, и стал одной из непреодолимых причин, по которой в свое время смелая коммунистическая идея латинизации китайской письменности с целью сделать ее ближе к народу потерпела вполне закономерный крах: следовало или полностью отказаться от письменного наследия длиной в пять тысячелетий, или латинизировать километры шкафов в библиотеках, дабы сделать их доступными широким малограмотным массам, едва постигшим тайну латинских букв. Ограничились так называемым «упрощением» иероглифики, которая, впрочем, распространилась только на пять сотен иероглифов и мода на которую в последнее время понемногу сходит на нет даже в континентальном Китае (а на Тайване эту тенденцию смело проигнорировали).
Следует признать, что китайская письменность действительно сложна, однако далеко не так, как думают те, кто никогда ее не изучал. Начать с того, что известно около восьмидесяти тысяч китайских иероглифов. На деле все не так страшно. Ведь далеко не все из этого огромного числа знаков встретятся в китайских текстах. Как и в любом языке, в китайском существуют общеупотребительные иероглифы, и к таковым можно отнести около трех с половиной тысяч знаков. Для вдумчивого чтения современной газеты, выходящей в Пекине, хватит запаса около пяти тысяч иероглифов. «Лунь Юй» – главную книга конфуцианства (составленную учениками Конфуция из кратких заметок, фиксирующих высказывания, поступки учителя, а также диалоги с его участием) можно попытаться прочитать, зная семь тысяч знаков, употреблявшихся в древности. Реально же на все случаи жизни достаточно знать порядка десяти тысяч иероглифов. И иметь под рукой пару хороших толковых словарей.
Китайцы пишут только иероглифами. И это не буквы, и даже не слоги. Это обозначения целого слова или понятия. И тут нам придется обратиться к истории. Легендарное возникновение китайской иероглифической письменности восходит к мифическому императору Фу Си, который был зачат в результате того, что его мать наступила на болоте на след великана. Последствия не замедлили сказаться: наиболее распространенные изображения представляют Фу Си в виде существа с верхней половиной тела – человеческой, а ниже – змеиной. Первые упоминания о Фу Си мы находим в письменных памятниках, датируемых примерно IV веком до нашей эры, где сообщается о ряде его культурных деяний, несомненно облегчивших жизнь китайского народа: он даровал людям огонь и надоумил жарить на нем мясо, научил ловить рыбу (для чего изобрел рыболовные сети и некоторые другие приспособления) и охотиться (для чего придумал разные силки), а также – варить мясо. Еще к вкладу Фу Си относится установление правил вступления в брак и изобретение письменности. Однажды, прогуливаясь по берегу реки Хуанхэ, Фу Си увидел дракона – он появился из вод реки, – на спине которого просматривались отчетливо некие непонятные знаки. Любознательный император тут же срисовал их. Потом обратил внимание, что полученные рисунки сходны со следами птичьих лап на песке близлежащей отмели. В результате сопоставлений и размышлений Фу Си преподнес китайской цивилизации еще один щедрый дар – начертал восемь триграмм, от которых, собственно, и взяла начало китайская письменность. Так гласит легенда.
Что до фактических свидетельств, имеющих научную достоверность, то наиболее ранние образцы древнекитайской письменности относятся примерно к XIV веку до нашей эры. Это – письменные знаки, выцарапанные на панцирях черепах и лопаточных костях млекопитающих, использовавшихся, как считалось, в гадательных целях – так называемые иньские надписи, изображающие различные предметы-картинки, примитивно доносящие то, о чем пишущий хотел поведать читателю, иначе говоря – пиктограммы. В отличие от современного китайского языка, где каждый иероглиф может содержать в себе от одной до пятидесяти двух черт, закрепленных в определенном порядке, иньские иероглифы не обладали строго закрепленным количеством черт; их число зависело от желания автора надписи передать большее или меньшее число деталей. За несколько столетий иньские знаки, первоначально бывшие крупными и отчетливыми, постепенно стали писаться все более мелко, с тщательным исполнением всех деталей. Стали появляться более сложные иероглифы.
Надписи на ритуальных бронзовых сосудах, дошедших до наших дней от династии Чжоу, в большинстве своем обладают более сложной графической структурой, и именно в них начинает вырабатываться принцип начертания иероглифов, который сохраняется до наших дней – компоновать знак таким образом, чтобы его можно было вписать в квадрат. С течением времени пиктограммы видоизменялись, принимая форму иероглифов, употребляющихся в современном китайском языке. Такие трансформации зачастую вовсе лишали иероглиф малейшего сходства как с первоначальным исходным прототипом-рисунком, так и с предметом, который рисунок означал. Некоторые же, простейшие, тысячелетия оставили почти без изменений – «солнце», «луна», «стрела», «дерево», «ребенок» и пр. Так же мало изменений претерпели знаки, использующиеся для обозначения простейших отвлеченных понятий – «верх», «низ», «середина», практически без изменений сквозь тысячелетия до нас дошли знаки «один», «два», «три». Множество более сложных иероглифов были образованы путем логических сочетаний отдельных простейших письменных знаков. Это идеограммы. Подобные сочетания позволяли выразить более сложные отвлеченные понятия, связанные по смыслу с простейшими знаками, их образующими. Например, знак «светлый», «ясный» (мин) образован путем сочетания жи («солнце») и юэ («луна»), а «лес» (линь) в своем составе имеет два знака «дерево» (му).
Бросается в глаза то обстоятельство, что чтение полученных таким образом иероглифов никоим образом не связано со знаками, их породившими. Так, иероглиф «лес», будучи образован из сочетания двух «деревьев», должен был бы по логике вещей читаться как муму, однако ничего такого не произошло. Крайняя ограниченность существующих в китайском языке слогов для чтения иероглифов привела к тому, что громадное количество отвлеченных понятий, требующих своего письменного обозначения, получали также по знаку, читающемуся сходным образом, но – с добавлением иероглифического элемента, обособляющего данный знак от его прототипа. Так, иероглиф «лев» (ши) был образован от иероглифа «наставник» (ши), но с добавлением слева знака «собака».
С другой стороны, существует значительное количество иероглифов, образованных путем смыслового соединения нескольких знаков в единое целое. Но подавляющее большинство иероглифов образовано по принципу, представляющему из себя комбинацию двух первых: к заимствованному по сходности чтения для обозначения другого понятия знаку добавлялся знак-определитель, делающий значение иероглифа более ясным. Этим способом созданы иероглифы, состоящие из явно выраженных двух частей: определяющей класс знака и используемой для аналогичной цели во многих других иероглифах и получившей название «ключевой знак» или просто «ключ»; и второй, так сказать «фонетической», указывающей на чтение иероглифа. Всего ключевых знаков в современном китайском языке насчитывается 214.
Главное же, на что мы должны здесь обратить внимание: китайские иероглифы ни в коем случае не являются буками, слогами, из которых складываются слова, но обозначают понятие или предмет. В отличие от большинства других языков в китайском нет двусложных или многосложных коренных слов. В нем нет слов, образованных посредством присоединения суффиксов или изменяющихся при помощи суффиксов. Грубо говоря, определить, какой частью речи является данное слово, в китайском языке возможно главным образом по тому месту, которое данное слово занимает в предложении. Китайское слово не содержит в себе никаких грамматических показателей, не дает информации ни о роде (за очень редкими исключениями, представляющими собой нововведения новейшего времени), ни о числе, ни о падеже, ни о виде, ни о каких-либо других грамматических показателях. Зато в китайском языке особое значение приобретают другие формы объединения понятий. Например, предметы объединяются в не совсем привычные для нас группы: плоские, например – листы бумаги; длинные или продолговатые - веревки, дороги; предметы, у которых можно найти что-то, что напоминает ручку и т. д. Таких групп множество, и для каждой существует свое счетное слово. Доходит, правда, до смешного: для всех животных определено счетное слово чжи, однако собаки при этом считаются на ба, «ручки» (и ба гоу, «одна собака»), а кошки – на гэ, «штуки». Сами китайцы, впрочем, тоже часто не помнят всего великого множества счетных слов, и тогда, особенно в разговорной речи, на помощь приходит универсальное счетное слово гэ, «штука».
Что же до фонетики, то главную трудность для европейца в китайском языке представляет существование в нем так называемых тонов. Нельзя сказать, что тоны являются исключительной особенностью китайской фонетики, однако, именно здесь они приобретают неповторимый и значительный смысл. Крайне ограниченное число слогов, которыми могут читаться бесчисленные иероглифы, увеличивается именно за счет той тональности, в которой слоги произносятся. В нормативном варианте современного китайского языка, основанном на северном диалекте и принятом в континентальном Китае в качестве государственного стандарта, насчитывается около четырехсот слогов, для которых различают четыре тона: ровный, восходящий, нисходяще-восходящий и нисходящий. Хрестоматийный пример различия значения слова в зависимости от тона, часто приводимый в учебниках для начинающих таков. Слог ма, будучи прочитан последовательно в каждом из указанных тонов, образует следующую замечательную смысловую последовательность: «мама», «конопля», «лошадь», «ругань». Как видим, отличия действительно значительны. Весьма важно то, как и на чем писали и пишут китайцы.
Следующим за черепашьими панцирями материалом для письма, оказавшим значительное влияние на последующее его развитие, были узкие длинные бамбуковые дощечки, на которых писали сверху вниз. Именно форма этих дощечек и определила направление и расположение записей на столетия: писали вертикально сверху вниз и справа налево; только стремление к светлому будущему заставило китайцев на континенте начать писать по-другому, выводить горизонтальные строчки. Однако образованный человек (или тот, который образованность хочет показать) пишет сверху вниз и справа налево до сих пор. И действительно, в таком расположении текста есть некая внутренняя магия .
Первоначально на бамбуковых дощечках записывались, по-видимому, распоряжения правителя; древнейшие образцы таких дощечек датируются V—III веками до нашей эры. Технология изготовления бамбуковых дощечек для письма была следующей. Бамбук распиливался на куски соответствующей длины, которые потом расщеплялись на планки, с планок соскабливали верхний слой и сушили на огне. Полученные дощечки имели обычно около одного сантиметра в ширину; в высоту на одной табличке помещалось в среднем до шестидесяти знаков. Исписанные дощечки соединяли вместе с помощью шнурков, продеваемых в специально просверленные отверстия. Затем текст свертывался, и получалась связка. Несколько связок образовывали книгу. Книги были, как это можно себе представить, достаточно громоздки и неудобны. Мудрецы и ученые в путешествиях возили книги за собой на телегах.
До открытия бумаги в Китае использовали в небольшом количестве также древесные листья и кору, тростник и кожу. Но вскоре на смену бамбуку пришел легкий и удобный специально выделанный шелк. Для записи брали шелка шириной до тридцати сантиметров, в длину – по необходимости. К одному концу шелка прикреплялся специальный круглый деревянный стержень, на который «книгу» наматывали. После того, как с записью книги было покончено, и она вся находила себя вокруг стержня, свиток помещали в футляр и перевязывали красивой ленточкой. Именно свиток на долгие века стал основной единицей существования книги. Если свитков в книге получалось больше чем один, а так случалось часто, то их складывали вместе в особый футляр, а название сочинения писалось на его боку.
Некоторое время шелк и бамбук существовали параллельно как материалы для письма: в одном из старинных погребений были найдены куски шелка со списками различных сочинений, копирующие тексты на бамбуковых дощечках; шелк предварительно был даже расчерчен красными полосами на вертикальные строки. Вскоре в качестве материала для письма в Китае появилась бумага. археологические свидетельства со всей очевидностью показывают, что бумага была известна в Китае по крайней мере в II—I вв. до н. э.
Бумага произвела настоящую революцию, и не только в Китае. Первые типы китайской бумаги изготавливались из многих компонентов, основными из которых являлись волокна растений — до этого они обычно использовались как надежный оберточный материал. Археологические находки свидетельствуют, что ранние трактаты писались на материале, изготовленном из волокон джута с небольшим добавлением хлопка. Собственно это и был «предок» бумаги. Новое слово в технологии изготовления бумаги сказал ученый Цай Лунь, живший при императорском дворе в период династии Ханьво II в. н. э.,. Будучи человеком неординарным, знатоком многих даосских рецептов и предписаний, он путем многочисленных опытов находит новый, значительно более прочный состав для письма.
При этом он использует все, на что раньше человеческий глаз не обращал внимания. Дело в том, что обычно материалы для письма стремились изготавливать из того, чему приписывались сакральные свойства или на чем лежала печать особого благородства. Именно поэтому использовался, например, шелк и бамбуковые стебли — излюбленный символ китайских эстетов. Цай Лунь же подходит к делу скорее как прагматик, нежели эстет. Он смешивает пульпу дерева, кору, джутовые волокна со старыми одеждами и порванными рыболовыми сетями. Китайское сознание с его абсолютно утилитарным взглядом на вещи быстро преодолевает разрыв между сакральным и профанным. Великое открытие — бумага — оказывается созданной из мусора, идущего на выброс. Вновь полученный материал получился на удивление прочным и по многим своим свойствам превосходил как бамбук, так и шелк. Прежде всего, он оказался значительно дешевле и проще в изготовлении. Безусловно, его «сопротивляемость» времени была значительно меньшей, чем, скажем, у шелковых книг, но общедоступность стала решающим фактором — бумагу могли изготавливать даже в кустарном производстве.
Долгое время бумага спокойно сосуществовала с бамбуковыми дощечками и шелком, причем сила традиции была так велика, что состоятельные слои общества из имеющихся трех видов материалов для письма предпочитали дощечки и шелк, а к использованию бумаги прибегали только в крайних случаях, когда к тому их вынуждали обстоятельства. Массовое использование бумаги началось в Китае лишь в V в. В книжном деле бумага стала главным материалом только в X в., с массовым распространением ксилографии. Археологи располагают достаточным количеством образцов, чтобы можно было сделать вывод о том, что в это время в Китае производилось достаточное количество разных сортов бумаги – от низкосортной и грубой, использовавшейся для незначительных ежедневных надобностей или деловых документов, до высококачественной и достаточно дорогой. В частности, в последней четверти V в, появляется бумага, подкрашенная желтым (интенсивность этого цвета варьировалась с течением времени) и обладающая особой прочностью, плотная и очень ровная по толщине; на бумаге такого сорта были переписаны многие классические буддийские и даосские сочинения. К X в. – времени правления династии Сун – относятся, видимо, и первые общегосударственные стандарты производства бумаги, иначе чем можно объяснить удивительное единообразие ее образцов, произведенных на протяжении более чем двух столетий?
Китайцы писали (и некоторые до сих пор пишут) кистью. Прежде, в глубокой древности, надписи делались путем процарапывания бороздок на костях с последующим втиранием в эти бороздки красящего вещества. Позднее появилась кисть, но ее история также уходит корнями в глубокую древность. Первые образцы писчих кистей были обнаружены в погребениях периода Чжаньго (475-221 гг. до н. э.) – в то время кисть представляла собой тонкую бамбуковую трубочку, поверх которой была закреплена собственно кисть из заячьей шерсти. Позже, при династии Хань, кисть была несколько видоизменена: заячью шерсть начали вставлять между четырьмя тонко оструганными палочками, соединенными с помощью надетого на них колпачка с одной стороны и обвязанными с другой; для придания прочности шерсть покрывалась тонким слоем лака. В более позднее время кисть получила такой вид, какой мы знаем сегодня, и производство кистей для письма заняло достойное место в кругу национальных ремесел. В IV в. сведения о кистях и способах их изготовления уже стали предметом теоретических обобщений; знаменитому каллиграфу и поэту Ван Си-чжи (321- 379) принадлежит сочинение «Трактат о кистях» (Би цзин). В нем перечислены различные виды писчих кистей, начиная с династии Хань. Из этого сочинения мы узнаем, что центральный стержень кисти делался более упругим при помощи добавления в него особо жестких волос, прочее изготавливалось из более мягкой, как правило, заячьей шерсти, и хотя нам известны образцы кистей, изготовленных из шерсти белки и даже орангутанга, знатоки отдавали безусловное предпочтение шерсти заячьей. Рукояти кистей также бывали разные - от простых бамбуковых до инкрустированных перламутром, резных, и даже из золота. Известны и династии кистеделов, пользовавшиеся широкой популярностью и передававшие свое умение из поколения в поколение. Хорошая кисть ценилась очень высоко. Изготовленные в Поднебесной кисти пользовались большой популярностью в сопредельных странах: «Кисти раскупают столь стремительно, что даже наполовину лысая кисть почитается удачным приобретением», - замечал китайский литератор XII века Чжу Юй.
Помимо кисти для письма китайцы использовали тушь. Трудно сказать, когда именно в Китае стала применяться тушь, однако несомненно, что надписи на бамбуковых пластинках периода Чжаньго были выполнены именно тушью. Тушь существовала преимущественно двух цветов: черного и красного (киноварь). Черная тушь использовалась, как правило, для записи текста, а красной производилась его разметка. Необходимость разметки проистекала из того, что старый рукописный китайский текст писался без разделения на фразы и абзацы; аналогичный порядок соблюдался также и после возникновения и развития книгопечатания. Поэтому при чтении возникала вполне закономерная проблема разделения текста на фразы. Вот и приходилось размечать часто читаемые тексты, главным образом посредством выделения маленькими красными кружочками смысловых кусков. Также красной тушью пользовались для внесения в текст исправлений или, например, для обозначений ошибок в экзаменационных работах.
Китайская тушь существовала и существует в виде сухих прессованных брусков, основным компонентом которых является сажа, получаемая от сжигания сосновых дров. Подробный рецепт приготовления туши приводит автор V в. Цзя Сы-се. Для приведения туши в рабочее состояние использовались специальные тушечницы – как правило, каменные, имеющие небольшое углубление, куда наливалось небольшое количество воды, и где растиралась сухая тушь. Тушечницы, кстати, тоже быстро стали объектом искусства – в музеях можно увидеть поистине потрясающие образцы, украшенные узорами, каллиграфическими надписями, благопожелательными изображениями и просто отдельными иероглифами. В тушечнице ценили в первую очередь ее долговечность, и прославленные китайские династии тушечницеделов известны в первую очередь не столько внешней отделкой своих изделий, но прежде всего тем, что их тушечницы прошли сквозь века и руки поколений книжников с минимальным для рабочих возможностей уроном. Имена этих мастеров мы знаем ныне по оставленным ими на своей продукции клеймам, а также из сочинений современников и благодарных потомков. Культ письменного слова и стремление довести до предельного изящества предметы письма привели к тому, что тушь, кисть, бумага и тушечница получили в старом Китае название Сы бао, что значит «Четыре драгоценности». Образованные люди носили «четыре драгоценности» на поясе, всегда под рукой.
В прямой зависимости от того, как и на чем писали китайцы, находится и развитие и изменение китайских почерков. Так называемое «головастиковое письмо» (кэдоу цзы), стиль письма глубокой древности, по виду напоминающий головастиков, в археологических находках не обнаружен и является чисто гипотетическим. Следующие за ним древнейшие стили письма да чжуань («большая чжуань») и сяо чжуань («малая чжу-ань») имеют прямые аналогии на древних находках: да чжуань («великая печать») - стиль надписей на древних бронзовых сосудах и на костях, таких знаков известно не так много; сяо чжуань («малая печать») - упрощенная чжуань, что было связано, по всей вероятности, с внедрением туши и деревянной палочки в качестве материалов для письма, его распространение относится к VII-VIII вв. до н. э. Несколько позже, при династиях Цинь и Хань сформировался и распространился повсеместно стиль письма под названием лишу («канцелярское письмо»). Первоначально так писали на бамбуковых планках и шелке, позже стали писать на бумаге. Почерк этот в целом характеризуется энергичным нажимом и на вертикальных, и на горизонтальных чертах, отсутствием плавных переходов на изломах черт и тяготением всего иероглифа к квадрату, вытянутому, впрочем, слегка по горизонтали. Одним из признанных мастеров этого стиля является уже упоминавшийся Ван Си-чжи, что не помешало ему создать скорописный стиль письма, также весьма распространенного - цаошу («травяное письмо», действительно несколько напоминает спутанные между собой стебли трав).
Вообще ко времени правления в Китае династий Хань и Цинь относятся сведения о восьми существовавших тогда почерках написания иероглифов (в том числе кэфу, «письмо для резных бирок»; чуншу, «насекомоподобное письмо»; муин, «знаки для печатей» и пр.)» из которых именно лишу стал стилем общеупотребительным - в первую очередь из-за того, что все остальные стили письма были слишком сложны. По мере того, как кисть стала более мягкой, она позволила пишущему добиться более ровного нажима, плавности в изломах и поворотах, просто изгибов и равномерной толщины всех графических элементов иероглифа. Так появился почерк кайшу («уставное письмо»): знаки тут также стремятся в своей форме к квадрату, но слегка сжимаются по горизонтали и вытягиваются по вертикали. Разработка кайшу связывается с именем Ли Дэ-шэня (начало III в.), который вместе со своими учениками сначала создал курсивное начертание знаков стиля лишу, а потом предложил новое начертание. Однако кайшу не был признан официальным стилем письма и в течение довольно долгого времени тексты классических сочинений и официальные документы записывались и переписывались почерком лишу, претерпевающим, конечно, некоторые незначительные изменения. Лишь в 744 г. стиль лишу был отменен специальным указом танского императора Сюань-цзуна и заменен на кайшу. Впоследствии на основе кайшу был разработан курсивный вариант синшу и скорописный - новая цаошу. Кайшу остается главенствующим стилем среди китайских почерков вплоть до нашего времени.
С течением времени бумага стала основным материалом для письма. По мере увеличения числа пишущих и читающих, возросло и количество центров, где переписывались рукописи: требовалось все большее количество копий текстов. Рукопись, как правило, писал один писец на одной стороне предварительно разграфленного листа, по мере необходимости подклеивая к нему слева новые листы. Профессиональный переписчик обычно помещал на одном листе около двадцати восьми строк по семнадцать знаков в строке. В итоге получался свиток горизонтального направления длиной до десяти метров, который первоначально, как и рукопись, выполненную на шелке, наматывали, начиная с конца, на деревянный стержень, и помещали потом в специальный футляр. Именно этот свиток (цзяанъ) и оставался главным видом рукописной книги до самого конца I тысячелетия. Нельзя не признать, что книга такого вида безусловно хороша для неспешного индивидуального чтения и изучения, но вряд ли удобна в случае, когда читающему надо быстро найти определенное место в тексте -ведь для этого нужно размотать весь свиток и попытаться найти необходимое. Распространение образования и знаний породило новую форму книги – книгу-« гармонику», представляющую собой тот же длинный свиток из склеенных листов, но не свернутый, а сложенный в виде гармоники на равные по размеру вертикальные узкие листочки. Такую рукопись можно было листать, она годилась для чтения быстрого и выборочного. Подобные книги уже ни на что не наматывали, а складывали и связывали между собой. Нижний и верхний листы гармоники делались из более плотной бумаги и содержали название сочинения. Однако, поскольку древние тексты, служившие объектом копирования, делились на свитки, то и в книгах-«гармониках» основной единицей деления по-прежнему оставался «свиток» (цзюань). Такая традиция сохранилась в китайском книгоиздании до нового времени.
От массовой переписки, как известно, остается один шаг к изобретению более дешевых и простых способов размножения текстов. Мы не можем сказать, когда именно была отпечатана в Китае первая книга, однако письменные памятники доносят до нас свидетельства, из которых можно сделать вывод, что ранние опыты такого рода имели место уже в VIII в. Употребление печатей для оттисков было известно в Китае еще до нашей эры. Техника оттискивания рельефных изображений на бумагу, а также собственно оттиск, полученный наложением бумаги или ткани на рельефную поверхность, покрытую каким-либо красящим веществом появилась не раньше конца II в. н. э., после того, как в г. Лояне – это произошло в 175-183 гг. – были поставлены стелы с выгравированными на них текстами канонических книг.
Несомненную роль в становлении китайского книгопечатания сыграла деятельность буддистов и даосов в дотанский период – с деревянных досок и трафаретов они в массовом количестве печатали заклинательные надписи (талисманы) и изображения божеств. Наконец в IX в. возникла и распространилась ксилография. Деревянную (как правило, из грушевого дерева) доску, форматом соответствующую формату будущей книги, покрывали особым составом, который размягчал ее поверхность и позволял отпечаткам остаться на ней. Потом на доску накладывался тонкий лист с текстом, который подлежал размножению. После того, как этот лист снимали, на поверхности доски оставались зеркальные отпечатки иероглифов, и резчик удалял все' части поверхности доски вокруг этих отпечатков. Полученная таким образом доска смазывалась тушью, после чего на нее накладывали лист бумаги и проводили по нему специальной щеткой для получения отпечатка. Быстрота такого способа размножения текста было совершенно очевидна: один рабочий за день мог снять с одной доски до двух тысяч отпечатков! Отпечатанный лист сгибался пополам и образовывал обычную двойную страницу китайской книги с текстом на лицевой и оборотной сторонах. Далее листы складывались так, что сгиб образовывал лицевую сторону книги; внутренняя сторона прошивалась шелковой ниткой. Новый способ печати определил и новую форму книги – брошюровку «бабочкой». Однако такие доски, особенно при больших тиражах, быстро изнашивались.
Известно также, что в Китае довольно рано узнали способ печати с применением подвижного шрифта. По свидетельству письменных памятников автором новой технологии был Би Шэн (? - после 1050) – талантливый простолюдин, в мастерской которого книги печатались с металлических наборных пластин, куда набирали необходимые иероглифы-литеры, изготовленные из обожженной глины. Сама металлическая пластина покрывалась специальным клеящим составом, фиксирующим литеры и размягчающимся при нагревании, что позволяло извлечь литеры и подготовить доску к набору следующей страницы. Однако этот способ книгопечатания не получил распространения. Настоящего расцвета книгопечатание достигло при династии Сун (960-1279). К этому времени относятся такие замечательные культурные мероприятия, как печатание конфуцианского канона в 932-953 гг., буддийского канона в 971-983 гг., свода династийных историй в 994-1063 гг.
Изобретение бумаги предопределило стремительный рост письменной литературы различного рода: трактатов, центральных и местных хроник, народных рассказов и религиозной литературы. Как видно, своим рождением бумага частично обязана даосским методикам. Те же самые методики повлияли и на создание некоторых стилей каллиграфии. Магический фактор в иероглифике еще больше усилился под воздействием даосизма, особенно его оккультно-мистических форм, практиковавшихся последователями школы «Высшей чистоты» (Шанцин) в горах Мао-шань. И здесь написание иероглифов вновь обращает человека к самым глубинным истокам «каллиграфической магии» — иероглифы выписывались в состоянии мистического транса. Не сам даос, но духи, что пребывали в его теле, водили его рукой, он впускал этих духов в себя, позволяя им проявиться в виде причудливых потеков туши на бумаге, образующих иероглифы. Это и именовалось шэнъцзы — дословно «священный знак» или «знак духов». В IV в. , спасаясь от северных варваров, на юг Китая, за реку Янцзы перемещается часть китайской интеллектуальной элиты — вэнъжэнъ, «люди культуры». Здесь они, испытывая влияние южных мистических культов, порождают поразительный конгломерат, как бы возвращая понятие культуры-еэнъ к его изначальному смыслу — медиумному считыванию «небесных письмен». Так рождается один из самых необычных и высоко ценимых стилей каллиграфии — цаошу, «травяной стиль». Свое название он приобрел из-за того, что выписанные им знаки напоминали траву, гнущуюся под ветром
До III - II вв. до н. э. единого стиля написания иероглифов не существовало, более того, местные писцы в разных частях Китая нередко создавали свои иероглифы, абсолютно непонятные людям других местностей. Воспринимаясь нередко как «небесные послания», такие иероглифы еще больше отделяли тайное знание от обиходного и повседневного. Кроме того, существовало и несколько типов написания, например, «язык надписей на металле» или на металлических барабанах (цзинъ вэнь), разные типы «древнего языка», объединяемые под названием «надписи большой печати» (да чжуан).
По преданию, стремясь объединить страну, первый император Цинь Ши-хуан-ди приказал своему чиновнику Ли Сы разработать единый стиль написания иероглифов, при этом запретив все остальные: так был создан унифицированный стиль письма «малой печати» (сяо чжуан). В отличие от знаков «большой печати», которые напоминали еще угловатые надписи на костях и камне, линии сяо чжуан прописывались более тонко, были более плавными и обязательно содержали в себе сочетание различных окружностей и дуг. Таким образом, появилась возможность именно «рисовать», выписывать иероглифы, что в конце концов положило начало искусству каллиграфии. Однако из-за их сложности знаки «малой печати» оказалось невозможно писать быстро, скорость же была крайне важна для составления официальных документов, составления и переписывания хроник, а поэтому следующим этапом развития каллиграфии стало создание нового стиля лишу — «официального стиля» письма {ли означает «мелкий чиновник»). По преданию, лишу был разработан чиновником и ученым Чэн Мяо (240 -207 гг. до н. э.), который выступил против императора Цинь Шихуан-ди, за что и провел 10 лет в заточении. В тюрьме он и разработал новый стиль, правила которого легли в основу всех последующих каллиграфических стилей. Лишу содержал очень мало округлых линий, базировался на квадратной или прямоугольной форме иероглифов, написанных прямыми линиями, при этом вертикальные линии были несколько короче, а горизонтальные — длиннее. На следующем этапе появился стиль кайшу или чжэншу, как правило называемый «обычным стилем», и, хотя сложно точно назвать дату его появления, скорее всего он был введен в оборот не раньше I в. Его начали активно использовать для составления официальных документов, именно на нем начиная с династии Тан (618 -907) должны были писать экзаменационные сочинения кандидаты на ученые степени, и с небольшими изменениями кайшу до сих пор используется в повседневной жизни.
Цаошу выработался как «порывистый» стиль, которым даос-медиум записывал свои ощущения в момент транса, и одним из его основателей был даосский наставник, считавшийся магом, Ян Си (IV в.). Цаошу представляет собой особый канонический вид скорописи, причем человек, знакомый с китайской письменностью, но не знающий законов написания цаошу, вряд ли поймет написанное. Но художник привнес свою манеру даже в норматив — и его стиль стал именоваться «манера Чжао», чжаоти Цаошу и не призвано передавать суть иероглифа или его очертание, это скорее зарисовка миропереживания каллиграфа, слепок с его сознания, которое находится со состоянии ж у шэнь, то есть «вступления в дух» или «соприкосновения с духами-шэнь». Этот экстатический стиль превыше всего ценили многие великие каллиграфы, уже не принадлежавшие непосредственно к даосской среде, но также входившие в транс во время написания своих свитков, среди них прежде всего великий Ван Сичжи, а также Се Ань, Су Линъюнь, Ми Фэй (X I в.). Ценность цаошу заключается в том, что этот стиль является строго индивидуальным, его нельзя подделать или научиться ему по прописям — это яркая вспышка сознания, выплеснувшаяся на бумагу. Часть иероглифов в этом случае оказывалась написанной как бы частично, порою даже знаток не мог различить сути написанного. Впрочем, она и не была важна, ведь надпись представляла собой зарисовку духовных видений и в этом смысле ничем не отличалась от изображений, созданных «размывами» и потеками туши, в живописи.
Медитация 5-й Мастер
5-я Зона 19-я Зона
СООК РОН
ТУММ АРР
ЭНА АГАР
ИЛИССО ЙЕНН
ПРИСЦЕЛЬС ГРОН
© 2001—2024 «Литан» — Центр Открытого Сознания
Графика и дизайн: Ольга Генерозова
Тех. поддержка: Всеволод Кузьмин