Лекция 5.

Эпоха Шан (Инь)

Три династии образуют классическую китайскую древность: Ся (2000–1554 гг. до н. э.), Шан (1554 – 1050 гг. до н. э.) и Чжоу (1050-221 гг. до н. э.).

 

Название государства Шан (Инь) (1554 — 1046 гг. до н. э.) состоит из двух отдельных терминов: само названия основавшей его народности (шанцы) и названия его последней столицы (город Инь).

Цивилизация Шан-Инь (ученые ее классифицируют как археологическую культуру бронзы), многие элементы которой сохранились до сих пор в ее далеком потомке — китайской цивилизации, располагалась на территориях средней и нижней части Хуанхэ. Именно здесь был самый яркий расцвет культуры Луншань, славившейся своей утонченной керамикой с элегантными формами, которая во времени и в пространстве оказалась близка предметам из металла, датируемым эпохой Шан-Инь.

Происхождение Шан-Инь окружено целым циклом легенд, основные сюжеты которых, как, например, легенда о рождении основателя клана из яйца ласточки, широко распространены по всей Северо-Восточной Азии. Согласно этим легендам место появления этого клана располагалось в западной части Великой равнины. Позднее, когда династия Шан-Инь стала более могущественной, она распространила свое влияние на восток — именно там начался период расцвета этой цивилизации. Эту схему подтверждают и данные археологии, так как известно, что именно в этом регионе культура Луншань достигла пика своего развития, став предвестником эпохи бронзы.

Гадательные панцири черепах, найденные в огромном количестве в нижней части бассейна Желтой реки, где сегодня господствует континентальный климат, можно встретить и на территориях, расположенных намного южнее, например на малайском берегу. Бестиарий изображений на бронзовых сосудах включает в себя тигров, слонов, носорогов. Если принять во внимание изображения человеческих лиц на некоторых котлах, датируемых этим периодом, то можно сделать вывод, что морфологически племена шан-инь близки к современным обитателям Южного Китая. Таким образом, есть все основания полагать, что климат нижней части бассейна Хуанхэ того периода был более жарким и влажным. Он был благоприятным для жизни и благосклонным к расцвету великой цивилизации.

На этом обширном пространстве, располагающемся по обе стороны Желтой реки, первые ваны (правители) династии Шан-Инь основывали свои столицы: на сегодня историки насчитали уже пять или семь центров, последовательно сменяющих друг друга. Впрочем, значительное количество находок характерно только для двух из них.

Одна из самых древних столиц Чжэнчжоу была открыта в 1950 г. в южной части Хуанхэ, в провинции Хэнань: может быть, именно она была городом Ао, столицей XV в. до н. э., в которой правил десятый шан-иньский ван Чжун Дин. Расположенная в местности, где находят предметы культур Яншао и Луншань, Чжэнчжоу кажется созданной по образцу крупных поселений позднего неолита, которые отличала прочная стена из спрессованной земли (хан-ту). Подобная техника используется в Китае и в наши дни. Пояс укреплений Чжэнчжоу имеет в основании 20 м в ширину, 5 м в высоту и создает квадрат, сторона которого равна примерно двум километрам. В подножии этой земляной стены археологи нашли скелеты 300 собак, принесенных в жертву во время церемонии, посвященной основанию столицы.

Этот весьма хорошо защищенный город охранял множество ремесленников: мастеров, работавших с бронзой, костью, нефритом и глиной. Так прошло несколько этапов развития, свойственных цивилизациям медного века, и наличие крупных поселений это подтверждает. Столетием позже, в середине XIV в. до н. э., Пань Гэн, девятнадцатый правитель династии, перенес свою столицу на место современной деревни Сяотунь, в уезде Аньян, на севере современной провинции Хэнань. Происходящие год за годом разливы Хуанхэ размыли почву, и в ней были обнаружены ритуальные бронзовые изделия и исписанные гадательные кости. На месте деревни Сяотунь постоянно находят многочисленные удивительные материальные свидетельства о жизни этого общества, так надолго забытого. До сих пор никто не может с абсолютной достоверностью определить точное расположение древних стен, которые защищали это поселение. Без сомнения, они окружали огромное пространство. Эта значительная заселенная территория демонстрировала вкусы и интересы поколений, следовавших друг за другом вплоть до I тысячелетия. Размах новой столицы, расположение в ней зданий правительственного комплекса, религиозных строений и мастерских делали невозможным новое перемещение двора.

Город украшали большие дворцы, которые были построены с применением техники, характерной для культур Дальнего Востока. Строители начинали с того, что выравнивали поверхность, на которой затем сооружали площадку из спрессованной земли, достигавшую порой гигантских размеров — 30 м в длину и 10 м в ширину. После чего на ней устанавливали колонны из дерева, которые покоились на каменном основании. Затем из этого каркаса, который венчала крепко сколоченная крыша, рождался дом, закрытый снаружи перегородками из самана. Подобные павильоны сменяли друг друга, прочерчивая на земле квадраты жилого пространства, соединенные галереями. Престижная сторона была обращена к солнцу, на юг: вся архитектура, все классическое китайское градостроительство базируется на строительстве квадратами, стороны которых расположены по розе ветров, с учетом советов гадателей по земле.

Вокруг дворца теснились полуземлянки, служащие жилищами. Это были глубокие овальные, круглые или четырехугольные ямы, шириной от 2 до 4 м, глубиной в 3–4 м. На входе в такое строение в грунтовой земле высекали ступени. Стены были обшиты деревянной обивкой, а крыша была покрыта соломой. Так выглядели кварталы, где располагались правительственные здания, резиденции или служебные помещения.

Подобными жилищами, правда меньшего размера, была застроена вся столица, а различные вещи, которые были найдены на их месте, показывают разнообразие использования этих строений: жилища, ремесленные мастерские, склады. Находящиеся рядом многочисленные маленькие ямы служили кладовыми для зерна, хранилищами для гадательных костей или просто мусорными ямами.

Все же достаточно трудно восстановить план города и порядок последовательности археологических слоев, так как позднее люди продолжали жить на том же месте, перекапывая ту же почву. Например, на старых, предварительно засыпанных ямах было построено множество храмов, посвященных предкам. Эти храмы еще больше, чем дворцы правителей, таили под собой останки принесенных во время строительства жестоких жертв: собак, скота, людей, особенно маленьких детей, поскольку считалось, что их жизненная сила перейдет в новое строение, и они станут духами-защитниками этих храмов. Подобные обряды показывают, что именно в эту историческую эпоху получили развитие те представления, которые мы встречаем в различных течениях китайской философии уже изменившимися и очищенными в более поздние периоды истории страны. Речь идет об универсальной, космической ценности жизненной силы, способной оживить любую материю.

Древнекитайские историки возводят родословную правящего дома шанцев к сыну совершенномудрого государя Гао-синя по имени Се. Утверждают, что он появился на свет в результате чудесного вмешательства высших сил. Сыма Цянь рассказывает об этом так: «Мать иньского Се звали Цзянь-ди, она была второй женой императора Ку. Как-то три женщины отправились купаться и увидели, как пролетевшая ласточка уронила яйцо. Цзянь-ди взяла его и проглотила, вслед за чем понесла и родила Се». Когда Се вырос, он стал добродетельным и умелым государственным деятелем и получил в награду за свои деяния владение в местности Шан (предположительно в восточной части провинции Хэнань).

Основателем государства Шан-Инь стал дальний потомок Се — Чэн-тан (У-тан). Ранее бывший вассалом Ся, он возглавил политическую и военную оппозицию последнему сяскому правителю — «тирану Цзе» и, разгромив его армии, вступил на трон. После благополучного царствования самого Чэн-тана и восьми поколений его потомков страна оказалась в кризисном положении из-за нравственной деградации царей (так переводится титул древнекитайских правителей «ван»). «Со времён Чжу-дина нарушили законное наследование и вместо этого возводили на престол младших братьев и их сыновей. Некоторые младшие братья и сыновья боролись друг с другом за власть. Дошло до того, что на протяжении девяти поколений продолжались смуты», — пишет об этом периоде истории Шан Сыма Цянь, перенося на него более позднюю систему престолонаследия и этические установки.

В середине XIV в. до н. э. к власти пришёл 19-й царь иньской династии — Пань-гэн (1300—1251 гг. до н. э.). Дабы вывести страну из кризиса, он решил не просто утвердить новую столицу — город Инь, но и построить её в совершенно новом месте. Все прежние города располагались в правобережной зоне Хуанхэ. Инь возвели в левобережной части и далеко к северу от реки. Этой акции в китайской историографии придавалось настолько принципиальное значение, что, исходя из неё, иньскую эпоху стало принято разделять на два самостоятельных периода — Ранняя Инь (Шан) и Поздняя Инь (собственно Инь).

Своего высшего расцвета иньское государство достигло при царе У-дине (1250—1192 гг. до н. э.; племянник Пань-гэна и 21 -й царь династии). А погибло оно вновь по вине царя-тирана — Чжоу-синя (Ди-синь; 1075—1046 гг. до н. э.).

Именно эту версию поддерживают китайские источники, таким образом как бы «спрямляя» древнюю историю Китая. Реальность древности была все же многообразнее и сложнее. В частности, параллельно с правлением Ся и Шан существовало множество племенных образований и царств, которые намеренно игнорировались официальной историей Китая, изложенной в династийных хрониках. Таким образом, в китайском сознании, а затем и в популярных исторических изложениях глубоко укоренилась версия о возникновении единой китайской цивилизации в период Ся и Шан в среднем течении Хуанхэ. Тем не менее, с метаисторической точки зрения именно в это время была заложена основа формирования китайского государственного эгрегора.

Научные знания об истории Шан

Почти все письменные сведения о Шан так или иначе подтвердились археологическими материалами. Главный памятник раннеиньского периода — городище Эрлиган (на территории юго-восточной части города Чжэнчжоу). Время его постройки совпадает с возведением Чэн-таном первой столицы основанного государства. Недалеко от Эрлигана находились ещё два укреплённых города. Такая концентрация городов-крепостей была обусловлена, скорее всего, страхом шанцев перед покорёнными ими народами. Одновременно раннеиньские города свидетельствуют о качественно новой вехе в истории китайского градостроения. Аналогичные изменения претерпело и бронзолитейное производство. Ассортимент изделий намного увеличился, качество их резко возросло. Будь шанцы недавними кочевниками или основанное ими государство некой примитивной политической структурой, вряд ли были бы достигнуты столь быстрые новации в строительстве и ремесленной деятельности. Ещё больший интерес представляют памятники, расположенные на значительном удалении (400 км и более) к югу и северо-востоку от Эрлигана. По всей вероятности, то были административные центры владений, подчинявшихся иньским царям.

Социально-политическое устройство

Позднеиньское государство управлялось централизованно и по социальной структуре было жёстко иерархическим. Вершину пирамиды занимало правящее семейство — «клан царей» (ван цзу). Из него только и мог происходить правящий государь. Царь совмещал функции политического, военного и духовного лидера страны. Самостоятельное жреческое сословие в Китае так и не появилось либо же осталось в зародышевом состоянии. Все типично жреческие обязанности, прежде всего интеллектуальные занятия (ведение записей, разработка религиозно-идеологических систем) и проведение ритуальных акций, исполнялись лично государем. В них участвовали также лица из его окружения. Ядро знати составляли главы территориально-административных единиц — «владетельные особы» (чжухоу). Всего в позднеиньское государство входило 25 таких регионов.

«Владетельные особы» имели советников и помощников из числа ближайших родственников и доверенных лиц. В руках этих правителей была сосредоточена административная, судебная и военная власть на подведомственных территориях; располагали они и собственными дружинами. Кроме чжухоу в высшие круги иньского общества входили люди, имевшие титулы или звания. Согласно рангу, члены элиты исполняли определённые военные (командный состав) и гражданские руководящие функции, а также занимали место в свите царя либо в управленческих структурах при его персоне. Низовое звено социальной элиты и одновременно административных органов составляли писцы (ши). Они непосредственно занимались административной деятельностью. Именно они подготавливали гадательные кости и, возможно, вели всю казённую документацию. Таким образом, обозначилось формирование административно-бюрократического аппарата и обслуживающего его социального слоя.

Вслед за элитой на социальной пирамиде располагались сословные группы ремесленников и воинов. Оба этих занятия превратились в профессии. При Поздней Инь существовала целая сеть государственных (казённых) мастерских. Отдельно выделяются гончарные, камнерезные промыслы, а также бронзолитейные производственные центры. Литьё из бронзы в Поздней Инь уже достигло такой степени технологической сложности, что оно разбивалось на несколько относительно самостоятельных операций. Каждая требовала координированного труда сотен хорошо обученных мастеров. В казённых мастерских делались кухонная (для приготовления пищи), столовая (пиршественная) утварь, украшения, одежда — словом, все предметы, которые были необходимы для жизни царской семьи, а также оружие. Работу мастерских контролировало специальное государственное ведомство. Аналогичные ремесленные центры существовали и при дворах «владетельных особ».

Вооружённые силы страны состояли из правительственной армии и дружин «владетельных особ», в случае необходимости приходивших на помощь вану. Правительственную армию образовывали три воинских соединения — «три дивизии» (сань ши). О её численном составе можно судить по сообщениям: в одном походе принимали участие до 13 тыс. солдат. Есть также упоминания о том, что иньские воины проходили специальную подготовку.

Основание социальной пирамиды составлял «простой народ» (чжун), т. е. землепользователи. Сведения о жизни простолюдинов, равно как и о хозяйственно-экономическом укладе позднеиньского общества, крайне скудны. Вероятно, сельское население состояло из свободных общинников-земледельцев. Иньская сельская община — патронимия (от греч. «патер» — «отец» и «онима» — «имя») представляла собой объединение семей и кланов, происходивших от общего предка. Судя по сведениям, известным для чуть более поздних времён, такая община делилась на две возрастные категории. Это «отцы — старшие братья» (фу сюн) и «сыновья — младшие братья» (цзы ди). Представители первой категории, как правило, являлись главами больших семей, ко второй группе относилось всё молодое население. Женатые «сыновья — младшие братья» образовывали малые семьи, которые оставались в составе большой семьи. Все представители второй возрастной категории обязывались почитать «отцов — старших братьев». Кланы и семьи, входившие в одну патронимию, проживали вместе и могли занимать несколько селений. Предок сельской общины почитался и духом-покровителем местности, где она обитала.

Принципы такой патриархально-клановой организации сохранялись в китайском обществе и в дальнейшем, причём не только в деревнях. Частично черты уклада (сохранение семейных связей, признание авторитета старшего поколения) были перенесены и на все другие социальные сословия и группы: аристократию, чиновничество, купечество и ремесленников. Руководство хозяйственной деятельностью и общественной жизнью патронимии осуществляли старейшины, которые, возможно, избирались из глав отдельных больших семей. Они же служили посредниками между общиной и «владетельными особами».

Обрабатываемые земли принадлежали всей патронимии и подразделялись на надельные и общественные. Надельные земли находились в пользовании отдельных семей, использовавших полученный урожай в своих нуждах. Общественные земли обрабатывались сообща членами общины. Урожай с них шёл на её коллективные нужды. Так как собственником всех земельных угодий, скорее всего, считался сам царь, патронимические общины были своего рода арендаторами. Они расплачивались за пользование землёй продукцией в виде дани. Часть дани посылалась прямо ко двору, часть полагалась «владетельным особам». Помимо собственно сельскохозяйственной продукции в дань могли входить охотничьи трофеи и изделия ремесленников.

Некоторые китайские ремёсла отличались сложным технологическим циклом. К таким промыслам относилось шёлкоткацкое производство. История производства шелка берёт своё начало во времена Яншао в 4-м тысячелетии до н. э. Основу его составляло шелководство, включавшее разведение тутовника и бабочек шелкопряда, выращивание гусениц, получение коконов и нитей, а также их первичную обработку. Всем этим (по опыту последующих эпох, который подробно описывается в текстах) занимались определённые крестьянские хозяйства. Готовые нити поступали в распоряжение других хозяйственных центров, где производилась дальнейшая обработка сырья (окраска, подготовка к ткачеству). Следовательно, и в позднеиньский период должны были существовать сельские общины, занимавшиеся преимущественно не аграрной, а ремесленно-сырьевой деятельностью и выплачивавшие соответствующую дань. Уже в иньскую эпоху аграрный сектор должен был выйти за рамки натурального хозяйствования. Крестьянские хозяйства производили не только продовольствие, но предметы повседневного использования, орудия труда. Между сельскими общинами, специализировавшимися в различных видах сельскохозяйственной и ремесленно-сырьевой деятельности, не мог не возникнуть товарообмен. Об этом, в частности, свидетельствует упоминание в «Книге документов» (Шу-цзин («Книга истории» или «Книга документов», пиньинь shu jing) — одна из китайских классических книг, входящая в состав конфуцианского «Пятикнижия». Она содержит документы для древнейшей истории Китая (с 2357 по 627 г. до н. э.); редакция ее приписывается Конфуцию, который привел в порядок дошедшие до него документы. о том, что «шанцы отправлялись со своими повозками и быками в дальние земли и обменивали товары». Приведённая цитата косвенно указывает и на уровень зажиточности иньского сельского населения. Сельские общины располагали собственными транспортными средствами и тягловыми животными. После выплаты дани у крестьян оставалось для обмена весьма внушительное количество сельскохозяйственной продукции.

Низовое население страны исполняло и другие повинности. Сельские общины должны были посылать людей для проведения тех или иных работ, например по возведению дворцов и храмов, прокладыванию дорог. Распределением повинностей по отдельным семьям ведали старейшины. Общая ответственность за набор нужного числа людей, их доставку к месту работ возлагалась на «владетельных особ». Помимо перераспределения материальных благ и контроля над вооружёнными силами и ремесленной деятельностью верховные власти руководили и сельским хозяйством. Возможно, сельскохозяйственные работы проводились по приказу свыше и в точно указанные сроки.

Таким образом, позднеиньское государство по характеру социально-политической организации (строгая иерархическая система) и степени централизации верховной власти приближалось к империи в том виде, в каком китайская имперская государственность утвердилась впоследствии.

В последующих китайских историографических сочинениях и сочинениях на экономические темы неоднократно воссоздаются картины жизни иньского общества в пору расцвета государства. В них выражены представления китайцев об идеальном общественно-экономическом устройстве. «Правители полагались на пользу, приносимую Землёй и Небом, распоряжались богатствами гор и морей. Каждый имел пахотное поле в 100 му, платил налог в 1/10 часть урожая. Собственноручно сея хлеб в течение девяти лет, каждый получал запасы зерна на три года вперёд, что позволяло растить младенцев и кормить стариков. Правители, используя народ, получали средства для обеспечения государства. Дворцы и дома имели определённые размеры... Родовые владения знати были богаты, в стране царило изобилие. Пострадавших спасали от бедственных засух и наводнений, попавшим в беду оказывали помощь на суше и море...» («Записи о продовольствии и ценностях»).

В пору высшего расцвета позднеиньское государство занимало огромную территорию. На севере оно простиралось почти до Внутренней Монголии, на северо-востоке — до района Пекина, на востоке — до восточной окраины Шаньдунского полуострова, на юге уходило далеко за Янцзы (примерно до середины провинции Хунань), на юго-западе приближалось к Сычуаньской котловине, а на западе — к Тибето-Цинхайскому нагорью. На других землях, входящих ныне в географию современного Китая и находившихся в непосредственной близости от границ Инь, обитало множество других народностей, которые неизменно обозначаются в древнекитайских источниках как «варвары». В общей сложности перечисляется около 50 «варварских» соседей Инь.

Веским доказательством связей Инь с внешним миром служит колесный транспорт. По основным параметрам эти повозки совпадают с колёсными экипажами ближневосточного и средиземноморского центров цивилизаций. Поэтому в современных исследованиях преобладает точка зрения, что колесный транспорт проник в Китай извне. Таким образом, вопреки распространённому мнению о многовековой изоляции Китая, выясняется, что уже Иньское государство активно контактировало не только с ближайшими соседями, но и с удалёнными от него народностями, причём китайцы были способны усваивать чужеземные культурные влияния.

Основную массу войска вана составляла пехота из общинного населения. Но в период династии Шан появилось и новое грозное оружие – боевые колесницы, запряженные одомашненными лошадьми. Историки считают, что они были позаимствованы из Ближнего Востока. Благодаря их использованию, правителям государства удавалось эффективно подавлять восстания и бороться с внешним врагом. Колесницы принадлежали знатным людям, так как они были дорогим орудием. Их конструкция представляла собой двухколесную повозку, в которой находилось 3 воина. Значение колесницы в те времена можно сравнить с танками в нынешнее. В конце династии Шан другие племена переняли эту военную технологию. Возможно, что в падении государства сыграл свою роль и этот фактор. Во всех могилах шанцев, найденных под Аньяном, были обнаружены различные виды оружия. Войны помогали ванам поддерживать свой авторитет и накапливать богатства, захватывая ценные предметы из олова, меди, золота и яшмы. Пехота была вооружена луками, копьями и клевцами (дробяще-колющим оружием). Воины передней шеренги защищали себя щитами и шлемами. Обычно подразделение из 70-80 бойцов взаимодействовало с 1 колесницей.

Военные конфликты позднеиньского государства с соседями, какими бы жестокими и кровопролитными они ни были, до определённого срока не подвергали серьёзным угрозам его бытие. Всё изменилось с появлением на китайской политической арене народности, именовавшей себя чжоусцами. В середине XI в. до н. э. (по новейшим хронологическим данным, в 1046 г. до н. э.) чжоусцы завоевали Инь и основали собственное государство — Чжоу.

По преданиям, основателем династии Шан был Чэн Тан (годы жизни 1766-1754 до н. э.). Его род происходил от сына легендарного Желтого Императора Хуан-ди. Наследники Тана в большинстве своем известны только по их именам. Сыма Цянь пишет, что со времен императора Чжун-дина (1562-1549 гг. до н. э.) нарушилось законное наследование, и трон стал передаваться не отца к сыну, а от старшего брата к младшему. Это послужило причиной смут и ослабления центральной власти. Владетельные князья перестали тогда являться ко двору и правили в своих землях как независимые государи. Так продолжалось в течение трех веков.

Несколько поправилось положение только при императоре У-дине (1324-1265 гг. до н. э.). Взойдя на престол после смерти отца У-Дин принял обет молчания и три года не говорил ни слова, три года не вмешивался в государственные дела, всё время оплакивая утрату. Все дела управления решались его главным министром, поскольку император лишь наблюдал за нравами в государстве. Затем он задумал возродить былое величие Шан, но долго не мог найти себе достойных помощников. В конце концов Небо снизошло к его мольбам, и однажды ночью У-дин во сне увидел лик мудреца, которого звали Юэ. Проснувшись, император велел повсюду разыскивать этого человека. После многих поисков чиновники нашли сходного обликом колодника, работавшего на строительстве в провинции Фусяни, и привели его к императору. Переговорив с ним и убедившись, что Юэ действительно мудрый человек, У-дин выдвинул его, сделав своим первым советником.

С тех пор Шанское государство стало хорошо управляться, и империя вновь расцвела. Впрочем, этот подъем продолжался не более столетия. Правнук У-дина, император У-и (1198-1194 гг. до н. э.), был, по словам Сыма Цяня, лишен всяких добродетелей. Он приказал сделать фигурку человека, которую называл «духом Неба», и играл с ней в азартные игры (кости за «духа» должны были бросать придворные). Когда противник проигрывал, император поносил и оскорблял его. Он приказал также сделать кожаные торбы, наполнил их кровью и стрелял по ним, называя это «стрельбой по Небу». В конце концов святотатца постигла заслуженная кара – во время охоты он был убит молнией. При его приемниках государство пришло в еще больший упадок.

Хотя качество произведений искусства того времени — бронзовых ваз и нефритовых знаков — создает впечатление единого, богатого и развивающегося общества, надписи, особенно касающиеся предсказаний, позволяют предположить существование жесткой борьбы между различными партиями, которых можно условно назвать «консерваторами» и «прогрессистами». То есть можно сказать, что в этом обществе в зародыше существовали все проблемы, присущие управлению крупным государством.

Следуя самой древней гадательной системе, какую мы ее видим при У-дине (1339–1281 до н. э.), 22-м правителе династии Шан-Инь, была установлена дата жертвоприношений — за девять дней до события. Если в последний момент случалось какое-нибудь дурное предзнаменование, например дождь, то церемонию переносили: приходилось выбирать новую дату и ждать девять дней. Постепенно жертвоприношения становились все более и более обильными, а задаваемые вопросы касались всех областей жизни. Каждое препятствие судьбы порождало скучные препирательства между правителем и гадателем: решение всех важных дел сильно замедлялось. Поэтому 24-й правитель Цзу-цзя (1273–1241 до н. э.) изменил эту процедуру: он закрепил за каждым жертвоприношением один конкретный день из десяти, учитывая числовые соответствия, присвоенные каждому предку знатных кланов. Более того, упрощая и группируя порядок жертвоприношений, этот правитель совершил настоящую религиозную революцию, по сути, создав календарь. С этого момента предсказания использовались только для того, чтобы определить, благоприятной или неблагоприятной является вся декада в целом. В конце концов правитель сам стал верховным жрецом, лично прижигая гадательные кости. Помимо общения с потусторонним миром, это давало ему и значительные практические и политические преимущества. Правитель одновременно освобождался от долгих административных проволочек и ослаблял власть жрецов и гадателей.

Вышеупомянутый календарь также не замедлил подвергнуться дальнейшим изменениям. Разбитые на декады, дни считались по циклической двенадцатеричной системе. Длинные или короткие лунные месяцы состояли из 28 или 30 дней. Опыт подсказывал, что в конце года нужно добавить дополнительный месяц, чтобы скомпенсировать разницу между лунным и солнечным годом. Реформаторы решили оставить этот подвижный месяц, потому что это позволяло более точно определять даты сельскохозяйственных работ.

Количество и разнообразие вопросов, которые задавали оракулу, значительно уменьшились. Так, правители Шан-Инь полагали неверным вычислять возможные неудачи своей армии. Исключение составлял только расчет затмений — явления, которое не поддается контролю со стороны человека. Считалось, например, что во время затмений исход любой болезни полностью подчиняется воле духа предка. Кроме того, считалось, что затмение позволяет предсказать пол будущего ребенка.

Реформы Цзу-цзя имели очень большое значение. Они привели к появлению нового политического стиля, который победил, несмотря на сопротивление сторонников старого варианта. Возможно, следует видеть в этом древнем противостоянии, принявшем вид борьбы за власть, прообраз более глубокого антагонизма двух типов правления, который определил ход всей истории Китая. Не исключен вариант, что в истории Китая имело место простая циклическая смена этих двух типов. Одни видели источник власти в уважении к предкам, окружали себя всеми вообразимыми мерами предосторожности и не осмеливались управлять без согласия людей и богов. Другие предпочитали сделать более эффективными административные механизмы, облегчить возможность соглашения между лицами, облеченными властью, и дать большую свободу действиям правителя.

Классические китайские авторы не упоминают эти реформы. Самое большее, о чем они сообщают, это о противоречивых взглядах на «консерваторов» и «новаторов». В этих произведениях У-дин — древний шан-иньский ван — предстает любимым правителем, щедрое и плодотворное правление которого даровало ему восхищение и подданных, и соседних варваров, а у Сыма Цяня, который пользовался древними источниками,— высокомерным тираном. Те же противоречия мы видим в описании другого правителя — реформатора Цзу-цзя. Одни видят в нем деспота, другие — правителя с хорошей репутацией. Только реформатор Ди-синь был единодушно осужден: могильщик династии, жестокий и развратный, он тоже пренебрегал Небом, направляя свои стрелы в бурдюки, наполненные кровью. Это далеко не все нелицеприятные деяния, которые традиционная история приписывает последнему правителю династии.

Падение Шан-Инь, как и падение всех тех династий, которые ей наследовали, всегда объяснялось как результат несчастного случая: китайцы видели в поворотах судьбы справедливое наказание упадка. Древняя династия потеряла свое значение и не обеспечивала больше связи своих подданных с окружающим миром.

Пришел новый клан, более суровый, более сильный, войска которого подтвердили могущество его линии крови, еще никем не униженной. Он назывался Чжоу и происходил из долины реки Вэйхэ, в районе современной Сиани, где когда-то родились первые культуры керамики.

Это событие произошло в середине XI в. до н. э., в 1027 г., если следовать общепринятой дате. Между тем смена династии больше походила на восстановление цивилизации, чем на революцию. Новая династия правила обществом, судьба которого оказалась в его руках, не меняя глубоко его основ. Как это ни парадоксально, можно сказать, что три первых века правления династии Чжоу, по сути, являются вторым блистательным периодом расцвета культуры Шан-Инь.

В системе ценностей этой цивилизации потустороннее существование, являющееся частью общей картины мира, обладало особой значимостью, если судить по богатству многочисленных могил. Особенно много могил было найдено в местностях, прилегающих к Хуанхэ. Эти захоронения состояли из прямоугольной погребальной комнаты, обшитой деревом, и выхода наружу. Погребальную комнату с земной поверхностью соединяли достаточно твердые перила и ступени. В центре находился прямоугольный колодец, в который помещали гроб. Под ним находилась еще одна маленькая яма (яо-кэн), в нее помещались собака с бронзовым колокольчиком — проводник в загробный мир — или человек, конечности которого были сложены, а лицо повернуто от земли. Умерший покоился в окружении множества расположенных на земляных возвышениях предметов.

Некоторые могилы правителей достигают 10 м в ширину и более 40 м в длину. Могильная обстановка включала в себя золотые листья, бронзовую посуду и оружие, скульптуры из нефрита и других камней, керамические изделия, различные предметы, отделанные раковинами, «музыкальные камни», по которым стучали во время церемоний. Здесь же можно было найти и экзотическую фауну: черепах из жарких стран, леопардов, слонов, медведей из Уссури, бобров и антилоп. Могила сама по себе была маленьким государством: например в захоронении У-гуан-цуня, не самом большом из известных, были обнаружены трупы 52 птиц и животных и останки 79 человеческих жертв — 45 полных скелетов и 34 черепа. Наконец, в одной из могил Дасы-кун-цуня лежала целая повозка с двумя лошадьми и возницей.

Строительство этих величественных мавзолеев происходило в строгом согласии с ритуалом, полном торжественности. Хотя человеческие жертвы приносились далеко не во всех захоронениях, это все же не было исключительной привилегией правителей. И некоторые представители высшей знати также заставляли следовать за собой своих слуг. Для аппарата управления и для армии этого еще относительно малочисленного общества смерть правителя могла стать катастрофой, которая вызывала заметное снижение численности населения.

Следует также отметить интересную деталь: в середине периода Шан-Инь, в XIV–XIII в. до н. э., начала развиваться практика сожжения тел: пепел собирали в урну и помещали в четырехугольную яму. Впрочем, это ничего не меняло в церемониале.

Необычайные человеческие жертвы, которые были в обычае у людей той эпохи, показывают существование одной или нескольких форм рабства. Но в экономической деятельности того времени эти «рабы» занимали не такое место, которое было характерно для рабов западного мира. Термины, которые находятся в записях оракулов, такие как Цзян, Ян, Си,— это географические термины. Они означают, что жители именно этих районов были захвачены в плен, а затем избраны в качестве искупительных жертв в разных обрядах. Таким образом, внимательный анализ надписей позволяет обнаружить только существование захваченных на войне пленных, которых именовали по названиям тех племен, к которым они принадлежали, — нельзя сказать, что представители именно этих племен всегда использовались во время жертвоприношения. Итак, военнопленные составляли меньшую часть рабов, отличавшуюся от тех, кого использовали в качестве рабочих рук в домашнем хозяйстве. Именно из них выбирали жертвы, предназначенные для того, чтобы следовать в потустороннем мире за повелителем, его друзьями и слугами.

Тексты периода Шан-Инь вообще не упоминают о рабах, также как о принудительных работах на полях, к которым приговаривали побежденных, и о ремесленниках. Исключение составляют только тексты, посвященные большим охотам и военным экспедициям, т. е. тем операциям, которые были ограничены во времени и могли быть организованы только самим правителем. В них нет ни одного упоминания о том, что человек мог быть продан или куплен. Самое большее, что точно известно, это что пленные, как и завоеванные земли, полностью переходили в руки правителя, который был представителем кланового божества. На протяжении веков численность захваченных в плен увеличивалась с двенадцати до нескольких тысяч и достигала иногда двадцати пяти и даже тридцати тысяч человек.

В целом статус Шан-Инь следует охарактеризовать скорее как деспотического, а не рабовладельческого государства. Рабство появится в Китае только спустя тысячелетие. Организация работ и отношения между людьми в правление династии Шан-Инь основывались на распределении разных задач между несколькими основными кланами, которые образовывали пирамиду власти, во главе которой находился правитель (ван). Он считался идеалом человека и осуществлял связь между Небом и Землей. От его управления, от того, как он исполнял обязанности властителя и обеспечивал действие основных законов бытия, зависело развитие мира, регулярная смена сезонов, что для земледельческого общества, каким стал Китай, было основным условием существования.

Вокруг правителя располагалась его огромная семья — жены, многочисленные дети, братья (хоу). Последние должны были наследовать правителю. Наместники, управляющие отдельными территориями (банбо), наставники (чжи-жэнь), гадатели (бу), писцы (ши), знахари (у), жрецы (чу) и чиновники — все принадлежали к правящему клану. Самыми значимыми должностями в этой иерархии, без сомнения, были гадатели, писцы и жрецы, которые были ответственны за все государственные дела и обеспечивали связь между высшим божеством и его адептами.

Клан Шан-Инь составлял «Большой клан» (Да цзун), который получал поддержку и подчинение других, менее могущественных групп, так называемых «Малых кланов» (Сяо цзун). Так сформировалось оседлое, цивилизованное, земледельческое общество, которое противопоставляло себя окружавшим его варварским племенам (и). Варвары представляли собой постоянно растущую опасность: надписи оракула являются эхом феномена постоянной угрозы, которая не переставала довлеть над судьбой китайской цивилизации.

Остатки ритуальной пищи, которая погребалась при церемонии закладки здания или на похоронах, представляют многочисленные свидетельства того, какие продовольственные ресурсы были характерны для общества Шан-Инь. Судя по количеству принесенных в жертву животных, число которых иногда достигало полутысячи голов, шан-иньцы не испытывали недостатка в самом разном скоте: быки, бараны, олени и даже собаки, мясо которых в Китае еще не так давно употребляли в пищу. Поскольку леса, располагавшиеся вдоль нижнего и среднего течения реки Хуанхэ, еще не были вырублены под давлением демографического роста китайского населения, климат здесь был теплым, с хорошими осадками. Леса вдоль бассейна реки были богаты дичью, что благоприятствовало ведению комплексного хозяйства, сочетавшего земледелие и охоту. Охотились обычно либо севернее, в близлежащей лесистой степи, либо на востоке, в лесах предгорий. Добыча от охоты составляла значительную прибавку к продуктам земледелия. Охоты, которые проводил правитель, — настоящие военные маневры — были настолько успешными, что только одна из табличек, созданная в правление У-дина, содержит запись об убитом тигре, 40 оленях, 159 самках оленя и 164 лисицах.

Наличие большого количества скота позволяет предположить существование пастухов, которые, без сомнения, переходили с одного пастбища на другое. Эти пастушеские племена сохраняли свои отличия от земледельцев, всегда презиравших, тех, кто потреблял молоко и то, что из него производилось. При этом находящиеся в благоприятных экономических и климатических условиях скотоводы все меньше и меньше сопротивлялись господству оседлых способов ведения хозяйства. Таким образом, глубокие этнические и экономические изменения стали неизбежны.

Крестьянская жизнь, которая в Китае всегда шла в рамках общины, разделяла мужчин и женщин, строго распределяя их обязанности: ткачество, разведение шелковичных червей, производство алкоголя были отданы женщинам, тогда как мужчинам оставались охота, рыболовство и работа в поле. Разделение труда, при котором на долю женщины приходится тяжелая домашняя работа, предполагает патриархальную систему отношений, несмотря на ту краткосрочную свободу, которая, согласно обычаям, делала положение девочек во время больших весенних праздников более высоким, чем положение мальчиков. Такая система отношений вызвана существование дуалистической системы инь (женское) и ян (мужское). Взаимодополняемость и чередование двух элементов этой системы, которые проявляются в их циклическом развитии, послужили источником вдохновения для всех научных и философских теорий Китая.

Молодые люди и девушки встречались в начале нового сезона, во время больших сельскохозяйственных праздников, где обменивались песнями о любви. В эпоху Шан (в конце) появились первые поэтические произведения. Знать, возносившая почести предкам, также пела во время церемоний, которые упорядочивали их жизнь. Они возносили хвалу основателю династии, они молили умерших послать им на будущий год обильные дары или благодарили их за плодородность земли, которая позволяла собрать богатый урожай.

Цивилизацию эпохи Шан можно охарактеризовать двумя словами: поклонения и жертвоприношения. Вокруг этих двух начал, по-видимому, строилась вся жизнь древнекитайского общества. Мы можем реконструировать тот период лишь по причудливым изображениям и узорам на бронзовых сосудах, благо их обнаружено немало, да по разрозненным надписям на костях, которые появляются в поздний период Шан, да к тому же до конца не расшифрованы. Китайская бронза периода Шан и начала Чжоу, ставшая характерной чертой древнекитайской цивилизации, оказалась самым тесным образом связана с методами общения с духовным миром.

Одним из самых распространенных бронзовых изделий становится сосуд типа дин, обычно на четырех ножках с двумя полукруглыми ушками. В начальный период Шан сосуды дин встречались двух форм: четырехугольные с ножками в форме усеченного конуса и круглые обычно на цилиндрических ножках. В поздний период шанцы отказываются от изготовления круглых дин, все больше и больше делая их прямоугольными, что, вероятно, было связано с тем, что дин символизировал собой землю, которая в китайской символике выступала в форме квадрата, в то время как небо — в форме круга. Количество ножек уменьшается до трех цилиндрических подставок. Так родились ритуальные треножники типа гуй.

Сосуды украшались различными типами узоров и использовались в основном для жертвоприношений. Поскольку бронза в начальный период своего развития была крайне сложна в изготовлении и не всегда достаточно прочна, не исключено, что такие сосуды применялись лишь для ритуальных случаев, например, для приготовления «пищи духов», а отнюдь не в повседневной жизни. Об этом, в частности, свидетельствуют частые изображения представителей загробного мира на стенках сосудов, а иногда и на внутренней поверхности сосудов — именно им предназначалась эта пища. Колеблясь от огромных до миниатюрных, бронзовые изделия получили широкое распространение по всему течению Хуанхэ, и это свидетельствует о наличии в этих местах единых представлений о необходимости «кормить духов» и приносить им жертвы. Шанцы порою изготавливали сосуды колоссальных размеров, пища или соматический отвар из которых, вероятно, в окончательной фазе ритуала разделялась между всеми членами племени. Сами сосуды использовались в том числе и для опьяняющих отваров, изготавливаемых из семян на манер браги.

 

 

© 2001—2024 «Литан» — Центр Открытого  Сознания
Графика и дизайн: Ольга Генерозова
Тех. поддержка: Всеволод Кузьмин