Древняя история Великой Степи — это прежде всего история коневодческих племен, освоивших степи в III–II тыс. до н. э. Этнический состав населения степей менялся в ходе многотысячелетней истории, вместе с тем созданный здесь тип скотоводческого и скотоводческо-земледельческого хозяйства, как и тип сопутствующей такому хозяйству культуры, никогда не знал полного разрыва с традицией предшествующих эпох.
Однако при всем консерватизме скотоводческой «технологии», под воздействием достижений в материальной культуре (например, возникновение бронзолитейного, а позднее железоделательного производства) или изменения природных условий (большая или меньшая увлажненность климата) повседневная жизнь незаметно менялась. Процесс изменений в хозяйстве неизбежно завершался изменениями в формах быта, а затем и в общественном устройстве населения степей, в его идеологии и культуре. Одна эпоха подчас достаточно резко меняла другую, но смена эпох кажется внезапной только для современного историка, в перспективе наблюдаемых им веков и тысячелетий. Для людей же тех времен, всегда стремившихся жить по обычаям отцов и дедов, по заветам предков, понятие исторического времени и его разделение сливалось с представлениями о прошедших «славных временах», о «годинах бедствий» и вражеских нашествий, о природных катастрофах и сопровождавших их знамениях. Только так различались эпохи в народной памяти, зачастую персонифицируясь, отождествляясь с личностями правителей и мятежников, богатырей и предателей, героев и антигероев, религиозных реформаторов и упорных хранителей старой веры.
Мы так подробно рассматривали историю Хунну, потому что основные принципы создания и существования этого государства впоследствии тиражировались, как мы увидим, в других государствах Великой Степи, заслуживающих названия империи. Что же касается их метаистории, она оказывается практически общей для многих из них, поэтому мы ее будем рассматривать после того, как познакомимся еще с некоторыми обитателями Степи.
Историю Хунну мы рассматривали до того времени, когда империя распалась на несколько частей, некоторые остались кочевать в степи, войдя в другие государственные образования, в том числе в Китай, а часть двинулась на запад, где со временем в новых географических условиях хунны превратились в новый этнос – гуннов. Но в Азии победителями хуннов стали не сами китайцы, а народ, ныне не существующий, известный только под китайским названием «сяньби». В прошлой лекции мы начали говорить о том, как на развалинах Хуннского государства в Центральной Азии возникла в середине II в. н.э. могущественная Сяньбийская военная держава. Сяньбийские кочевые племена были объединены железной рукой Таньшихуая, которого за храбрость и выдающиеся способности в 156 г. избрали старейшиной, а вскоре он стал «великим правителем». Его владения простирались от Маньчжурии до Тянь-Шаня. «Все старейшины на востоке и западе поддались ему». Сяньбийцы во второй половине II века остановили китайскую агрессию и оттеснили китайцев за линию Великой стены. С этого времени начался упадок древнего Китая, о чем мы поговорим немного позднее.
Сяньби – общее название различных кочевых племен, относимых китайскими источниками к этнической группе дунху. Термин "дунху" известен в Китае с периода Чжаньго (403 - 221 гг. до н. э.). После поражений от китайских войск и затем от шаньюя (правителя) хунну Модэ в 209 г. до н. э., дунху покинули свои прежние кочевья на территории современной Монголии и отошли в бассейн верхнего Амура.
История этнонима начинается с горы Сяньби в верховьях Амура, по соседству с ухуанями – другим сяньбийским племенем, хотя и не создавшим собственной государственности, но тоже удостоившимся внимания китайских историографов. Оттуда сяньбийские племена продвигались на юг и в годы правления ханьского императора Гуан-у (25 - 58 гг.) уже совершали вместе с хунну грабительские набеги на пограничные территории Китая. После того как в 91 г. верховный правитель северных хунну был разбит, сяньбийцы заняли его земли. Сяньби приняли 100 тысяч юрт хунну, то есть не менее полумиллиона человек. Даже если эта цифра сильно преувеличена китайским хронистом (что наверняка), тем не менее, участие хунну в сложении сяньбийской народности весьма существенно. Следовательно, можно говорить о восприятии опыта природопользования и обычаев хунну в сяньбийской среде.
Уже в конце II в. на территории современной Монголии насчитывалось свыше 50 отдельных сяньбийских кочевий. О наиболее крупных из них – ухуань, сяньби, цифу, туфа, шивэй, кумоси, кидань, туюйхунь, жуаньжуань, мужун (муюн) и, наконец, тоба, о котором пойдет речь ниже, -- сохранились сведения в китайских исторических сочинениях.
Очевидно, основным занятием сяньбийцев было кочевое скотоводство, на втором месте по значимости стояла охота. Фань Е (398--445) — китайский историк, составитель хроники Хоу Ханьшу («История династии Поздняя Хань») — продолжение исторической хроники Ханьшу, охватывающее период с 25 по 200 гг. н. э. Жил в царстве Восточная Цинь, а после его падения — в возникшем вместо него Лю Сун. Фань Е перечислил животных, которые не обитали на китайских землях, но встречались на сяньбийских: дикая лошадь, дикая овца (аргали), соболь, белка, лисица, а также зверь цзяодуаньню, из рогов которого делали луки. Видовая принадлежность цзяодуаньню неизвестна. Одни китайские авторы сравнивали его с кабаном, другие с быком. Охотничья добыча не только использовалась на месте, но и вывозилась за рубеж. По крайней мере, какая-то часть мехов отправлялась в Китай, где из них шили шубы . В приведенном списке животных фигурируют как степные, так и лесные виды, причем последние явно преобладают. Впрочем, полагать на этом основании, что сяньбийцы заселяли преимущественно лесные районы, нельзя. Мало того, что они практически не пригодны для скотоводства, список диких животных охватывает, в основном, тех, кто давали шерсть и мех, то есть коммерчески важные виды, живущие в тайге и не встречающиеся в Поднебесной.
Однако разведение скота и охота не всегда покрывали потребности сяньбийцев. Подобная ситуация рано или поздно складывается в любом кочевом обществе и обусловливается, как правило, не столько ростом народонаселения, сколько катастрофическими явлениями природы, поскольку кочевое хозяйство очень сильно зависит от капризов погоды. В суровые зимы в степях порой гибнут миллионы голов скота. Иногда на передний план выходят демографические проблемы. Так было, например, после гражданской войны I в. до н. э., когда часть хунну откочевала на юг, где жизнь была спокойнее и, видимо, сытнее, чем на севере. Для живой природы приток кочевников не прошел бесследно. В 48 г. до н. э. китайские посланцы увидели, что "у шаньюя Хуханье (58 - 31 до н. э.) много народа, который стал жить лучше, но возле укрепленной линии не осталось птиц и зверей". На аналогичную причину указывает китайский источник и в отношении сяньбийцев, однако, здесь отмечается, каким путем их вождь Таньшихуай (141 - 181 гг., о нем мы говорили в прошлой лекции) сумел найти выход из создавшегося положения. Он привлек дополнительный источник питания, нетрадиционный для кочевников, - рыбу, причем для ее ловли ему потребовалось захватить людей в соседнем владении: "Численность сяньбийцев увеличивалась с каждым днем, скотоводство и охота уже не могли удовлетворить их потребностей в пище, поэтому Таньшихуай выехал осмотреть свои земли. Он увидел р. Ухоуцинь, тянувшуюся на несколько сотен ли (ли – около 570 м.). Там, где были заводи, встречалось много рыбы, но ловить ее сяньбийцы не умели. Услышав, что жители владения Вожэнь искусны в ловле рыбы сетями, Таньшихуай напал на востоке на это владение, захватил более 1000 семей и переселил их на берега р. [Ухоу]цинь, приказав ловить рыбу, чтобы восполнить недостаток в пище".
Кочевая экономика не является самодостаточной: она не может полностью обеспечивать потребности общества и нуждается в обмене с оседлым миром или в насильственном захвате недостающих продуктов. Сяньбийцы также занимались грабежом на приграничных китайских землях и добивались открытия рынков на границе с Китаем. Так, за 80 лет (с 97 по 178 гг.) сяньбийцы нападали на Китай как минимум раз в три года и, как правило, осенью и зимой. Рынки для торговли с ними были открыты в годы правления Юн-чу (107 - 113 гг..
Таньшихуай оказался не только военным вождем, но и организатором. Он ввел разделение сяньбийской державы на три части – центр и два крыла. Во главе подразделений были поставлены его помощники; от былого хуннского аристократизма и от сяньбийского сепаратизма не осталось и следа.
Система Таньшихуая была настоящей военной демократией, переходом от древней геронтократии к орде – строю средневековой Азии. Любопытно, что Таньшихуай не принял титула шаньюй и вообще никакого титула. Он был просто Таньшихуай, вождь степных племен, и действительно, они стекались к нему для борьбы с ненавистной китайской бюрократией. Ханьская империя снова была вынуждена бороться за свое существование.
Войну с Китаем Таньшихуай вел весьма удачно. Начиная со 158 г. летучие отряды сяньби наводняли Северный Китай и производили «великий грабеж». В 166 г. многие южные хунны и ухуани передались на сторону сяньби. Китайцы, видя неспособность поставленного ими в Южном Хунну шаньюя Гюйгюйра, арестовали его, но это не поправило дел на фронте. В 167 г. измученное набегами китайское правительство предложило Таньшихуаю мир на основании «договора мира и родства» и признало за ним титул вана. Таньшихуай отказался вступить в переговоры.
Наконец в 177 г. китайцы решили разбить врага на его территории, и 30-тысячное войско выступило за границу. Сяньби не бежали, как некогда хунны. Они грудью встретили китайский удар, и все три китайские колонны были разбиты наголову. Осенью 177 г. сяньби начисто разграбили Ляоси, а в 178 г. перекинулись в Хэси. От этого поражения Китай долго не мог оправиться. Четыре столетия кочевники безнаказанно хозяйничали в его пределах.
В 181 г. Таньшихуай умер на сороковом году жизни, и тогда обнаружилось, что вся держава покоилась на силе и обаянии его личности. Сын Таньшихуая – Холян пытался продолжать военную политику отца, но из этого ничего не вышло. Половина орды отказалась ему повиноваться, так как он «был жаден и развратен». Холян при осаде китайской крепости был застрелен из самострела. За его малолетнего сына стал управлять его брат, потом дядя и племянник поссорились, и держава окончательно развались в 235 г. Но удар, нанесенный Китаю Таньшихуаем, оказался очень сильным. Северные области Китая заселялись кочевниками, спешившими сменить суровые степи Сибири на теплые луга берегов Желтой реки. Южный же Китай был опустошен восстанием «желтых повязок», которое было подавлено с большим трудом.
Воинственные роды сяньби, захватив Халху (земли, расположенные к северу от пустыни Гоби), рассеялись в ней и в III веке потеряли те зачатки государственности, которые у них были во II веке. У себя на родине, в южноманьчжурской степи, они сохранили жизнеспособность, но, подобно южным хуннам, подверглись влиянию китайской культуры. Это влияние сказалось на сяньби даже больше, чем на хуннах, так как последние имели развитую традицию кочевой культуры, а сяньби – примитивную. Богатства Китая сильно притягивали к себе кочевников, и в III веке сяньбийский владетельный князь Мохоба перекочевал во Внутренний Китай и поселился около Пекина. В подражание китайским вельможам он нарек свой род фамилией Муюн, и под этим названием его государство вошло в историю. В 281 г. Муюн Шегуй получил от императора титул великого шаньюя, но вскоре отношения испортились, и сяньби начали набеги на Китай. Наследник Шегуя, Муюн Хой, с 285 по 289 г. вел активную войну против Китая и заключил мир, лишь получив признание себя главой всех сяньби. Из-за этого он поссорился со своим северным соседом – державой Юйвэнь, но заключил союз с державой Дуань, скрепленный браком.
В 302 г. юйвэньский шаньюй Мохой осадил Муюна Хоя в Гичене (в Маньчжурии), но был разбит. В 307 г. Муюн Хой объявил себя великим шаньюем сяньби; хотя этот титул отражал лишь его претензии, а не реальное положение, но можно считать 307 год датой основания южносяньбийской державы. Три года спустя 700 сяньбийских семей откочевали на запад и добрались до плоскогорья Цайдам, где на берегах озера Кукунор основали царство Тогон. Описание быта и нравов населения Тогона может быть распространено и на южноманьчжурские племена сяньбийцев.
Южные сяньби были убежденными кочевниками, причем даже получаемые товары, продукты, сведения в китайской словесности и наличие городов не могли помешать им жить в юртах и палатках. Самым тяжелым преступлением считалось конокрадство – за это полагалась смертная казнь. Осужденному обертывали голову куском холста и побивали камнями. За прочие преступления налагали денежную пеню или били палками. Административные единицы были не родовые, а военно-территориальные, во главе единиц стояли сотники, тысячники, предводители. Не было постоянных налогов, но в случае необходимости в средствах по разверстке собирали с зажиточных семейств нужные суммы.
Одежда их состояла из дохи, длинной сбористой юбки и войлочной шляпы. Женщины заплетали волосы в косы и украшали их жемчугом и золотыми поделками. Тогонцы очень ценили оружие. На вооружении у них состояли лук, палаш, щит и панцирь. Копье не упомянуто; это показывает, что тактика ударного боя еще не вошла в употребление.
Брачные обычаи не отличались от хуннских, очевидно, они общие для всех азиатских кочевников, но перед браком мужчины бреют голову. Браки праздновали в апреле у реки Жаолэ. В состав тогонцев, кроме муюнов, вошло племя «белые» сяньби.
Говоря о сяньбийцах, необходимо заметить, что к их этническим подразделениям совершенно неприменима принятая в этнографии номенклатура: род, племя, народ, а отсюда и такие социально-политические определения, как, например, племенной союз, государство и т.п. Роды и племена у них были, но либо они возникали и распадались с невероятной быстротой, либо впитывали в себя осколки распавшихся племен, или даже принимали к себе отдельных людей и тем самым меняли свое этническое лицо. Язык отличал их от хуннов; язык и культура– от китайцев; язык и обычаи – от тибетцев; и все время возникали то хунно-сяньбийские, то тибето-сяньбийские, то более или менее окитаенные сяньбийские образования. При этом сяньбийские этносы (только так их и можно назвать) постоянно делились и начисто забывали о своем родстве. Вместе с тем инкорпорация иноплеменников была не повсеместна. Иногда их почему-то не принимали в свою среду, а предпочитали перебить или продать в Китай, где цены на невольников были высокими. И при этакой этнической текучести среди сяньбийцев наблюдается жертвенный патриотизм, принимающий совершенно странные для нас формы. Например, опальные принцы дома Муюн, принужденные эмигрировать, предавали приютивших их соседей ради своего царя, который их после победы казнил.
Равным образом к сяньбийским владениям неприменимо ни одно из европейских определений. Это не государства, потому что сяньбийцы находились на стадии военной демократии первобытно-общинной формации и классов у них еще не было. Но это и не родо-племенные союзы, так как существовал институт сильной и наследственной власти, опиравшейся на народ-войско, по отношению к которому все покоренные инородцы, как кочевые, так и оседлые, являлись податным сословием.
Эта оригинальная система общественного устройства базировалась на кочевом быте и взаимопомощи. Сяньбиец не мог обеднеть. Если он терял свой скот из-за падежа или угона врагами, соседи давали ему по овце, и через два-три года он восстанавливал свое хозяйство. Помимо этого он сам шел в набег и либо возвращался богатым, либо не возвращался вовсе. Сяньбийцу нужны были не богатство, оставшееся в руках его жены или матери, а вес и положение в той системе, в которой он находился. Смысл его жизни составляли почести и власть, ради которых он не щадил ни чужой, ни своей жизни.
При всем этом сяньбийцы были очень способным и переимчивым народом. Они легко усваивали и хуннские аристократические традиции, и тунгусские моды вроде ношения кос, и способы изготовления яда для стрел, известные только приамурским охотникам – предкам нивхов, и китайскую грамоту. Судя по упоминаниям китайских библиографических текстов, на сяньбийском языке после завоевания Северного Китая была создана довольно богатая литература, позднее полностью утраченная. В сяньбийских ордах всегда наблюдалось смешение собственных обычаев с какими-нибудь чужими, что дает основание называть их «химерными этносами» (определение Л. Н. Гумилева). Но во всех них было что-то, что давало древнекитайским историкам право объединять их в одну группу. Это не языковая общность, потому что, хотя сяньбийцы пользовались монгольским языком, но диалекты его сильно разнились, и заимствования из тюркского и китайского языков это различие усугубляли.
Сяньби считаются одними из предков монголов.
В III веке империя распалась на два царства – Муюн и Тоба. Династия Тоба-Вэй правила на территории современного Северного Китая в одно время с китайскими династиями, которые располагались южнее. Тоба просуществовала до VI века, в 534 году Тоба-Вэй раскололась. Позднее потомки Тоба были ассимилированы китайцами.
Взаимодействие с китайцами обогащало материальную и в какой-то мере духовную культуру кочевников. Кэбинен (? - 235 гг.) – старейшина одного из небольших сяньбийских родов и основатель клана сяньбийских правителей, кочевавший поблизости от укрепленной линии, давал прибежище китайским перебежчикам и научился от них письменности и изготовлению оружия. В управлении своим кочевьем он подражал китайским порядкам. В частности, при выезде и возвращении с охоты выставлялись знамена, а удары барабана служили охотникам сигналами двигаться вперед или назад . Можно предположить, что у сяньбийцев, как и у прочих насельников Центральной Азии, охота являлась излюбленным развлечением кочевой знати и простых воинов, и одновременно служила для тренировки войска. В пользу этого предположения может говорить масштабная облава на зверя, осуществленная одним из предводителей тобасцев – Илу (307 - 315 гг.), который в 312 г. наголову разбил китайское войско под предводительством Лю Ио, после чего "произвел большую облаву в горах Шеу-ян-шань". Облавные охоты кочевников имели достаточно жестокий характер, несмотря на зафиксированный, например, у монголов, обычай отпускать некоторую часть животных.
Железо сяньбийцы нелегально получали из Китая. По-видимому, они были умелыми оружейниками или, во всяком случае, использовали труд пленных ремесленников. Их вооружение существенно превосходило оружие и доспехи хунну, что, в частности, обеспечило сяньбийцам гегемонию в Центральной Азии.
Городов сяньбийцы не строили. Археологам до сих пор не известно ни одного городища сяньбийского времени в Восточной Азии. Ставка Таньшихуая на реке Чочоу, у гор Таньхань в Шаньси, вряд ли была стационарной. Эта ставка, кроме административно-политических, редистрибутивных и торгово-ремесленных функций, должна была являться культурно-идеологическим центром. Впрочем, населенные пункты входили в состав метрополии сяньбийской державы. Там селили пленных китайцев, которых заставляли обрабатывать землю, и взимали у них в качестве дани часть продукции. Аналогично обстояло дело с ремесленниками.
Период доминирования сяньбийцев в монгольских степях иногда считают временем упадка: замирает жизнь в городах и оседлых поселениях, сокращается ремесленное производство и земледелие. Кочевая культура сяньбийцев по сравнению с хуннами представляется порою "примитивной". Однако потомки кочевых сяньбийцев пошли по пути прогресса намного дальше, чем южные хунну. В отличие от последних, тоже создававших в Северном Китае государственные образования (впрочем, эфемерные), одно из крупных сяньбийских племен – тоба – положило начало империи, просуществовавшей полтора столетия и объединившей под своей властью значительную территорию с многочисленным полиэтническим населением. Для той эпохи, получившей название "Шестнадцать царств пяти северных племен" (304 - 439 гг.), созданная тобасцами империя Северная Вэй (386 - 534 гг.), несомненно, может считаться долговременной. В течение достаточно длительного времени она противостояла Южному Китаю, захватить который, однако, так и не смогла. Вероятно, Северная Вэй своим долгим существованием была в определенном смысле обязана относительно стабильному Югу, и в то же время, консолидация Северного Китая под властью тобасцев могла послужить стимулом к усилению Жуаньжуаньского каганата (402 - 555 гг.).
Важным этнодифференцирующим признаком тобасцев был обычай заплетать волосы в косу, из-за чего их называли косоплетами. Первоначально они жили далеко на севере и не имели контактов с Китаем. Их миграция к югу началась в годы, когда сяньбийские племена уже безраздельно господствовали в степях. Одним из трех аймаков в державе Таньшихуая управлял Туйянь, который и возглавил это движение. Тобасцы дошли до Большого озера (Далай-Нор) и поселились на его берегах, но эта местность была болотистой и мрачной, и Туйянь решил переселиться еще южнее. Смерть помешала ему осуществить свой замысел. При его преемнике Тоба Лине появился некий "дух-человек", сообщавший, что эти окраинные земли бесплодны и негодны для жительства, поэтому нужно двигаться дальше. В III в. тобасцы заняли древние земли хунну к северо-востоку от большой излучины Хуанхэ, а в 295 г. разделились на три орды (аймака) с определенными районами кочевания.
Основателем правящей династии Тоба был Ливэй, проживший более 100 лет (173 - 277 гг.). Согласно легенде, он, подобно Таньшихуаю, родился чудесным образом: его отец повстречал на охоте небесную деву, от связи с которой и родился Ливэй. В 258 г. он перенес свою ставку в г. Шэнлэ. Впоследствии Илу - преемник его сына Лигуаня (295 - 307 гг.) - за помощь в борьбе с хунну получил от цзиньского императора Лю Куня область Дай на стыке провинций Хэбэй и Шаньси, населенную китайцами, и переселил туда 10 тыс. человек. С этого времени, тобасцы стали обрабатывать землю. Тогда же, видимо, они постепенно переходят к оседлости. В тобаском обществе определенную роль начинают играть города. В 313 г. Илу обнес стеной г. Чэнло в районе современного Хух-Хото (Внутренняя Монголия) и объявил его северной столицей, а г. Пинчэн – южной. В 339 г. ставка государя была переведена в г. Юньчжун. Хотя позже земледелие превратилось у тобасцев в жизненно важную отрасль производства, в течение некоторого времени главную роль по-прежнему играло скотоводство, и налоги собирали скотом. В 413 г. взимали одну строевую лошадь с 60 дворов, а в 421 г. ее брали с того, кто имел 100 голов мелкого рогатого скота. Делались попытки акклиматизации скота, выращенного на севере, в более жарких условиях юга.
В течение примерно 100 лет у тобасцев сменился хозяйственно-культурный тип: скотоводство (на фоне значительного сокращения земледелия у китайцев – подданных Северной Вэй) – развитие земледелия и система военных поселений (при одновременном восстановлении и расширении земледелия у китайцев) – широкое распространение земледелия, переход к оседлости, введение надельного землепользования. После 520 г. скотоводство в тобаской державе быстро приходит в упадок и к середине VI в. уже не играло существенной роли в государствах, возникших на землях бывшей Северной Вэй.
При Шиигяне (338 - 376 гг.) власть тобасцев распространилась на всю территорию Монголии. Он поощрял разведение проса – неприхотливого злака, служившего кочевникам-скотоводам Центральной Азии подспорьем с древнейших времен. С правления Тоба Гуя (Дао-у-ди, 386 - 409 гг.) начинается имперский период тобаской истории, ознаменовавшийся радикальными реформами политической системы, управления, хозяйствования и государственной идеологии.
С 384 г. начали создаваться военные поселения, в которых тобасцы в принудительном порядке учились у китайцев основам земледелия. В 398 г. из различных областей насильно переселили около 100 тыс. семей в столичный район Дай, где Тоба Гуй начал строительные работы в г. Пинчэн. Переселенцы получили землю – по числу душ, -- а также рабочий скот и фактически оказались закрепощенными. На следующий год там было поселено еще 90 тыс. человек из числа захваченных в плен. В восьми аймаках, на которые делилось тобаское население, были назначены инспекторы по земледелию. Хлеборобы получали награды (или же подвергались наказаниям) в зависимости от выращенного ими урожая. Тоба Гуй распорядился распахивать целину в Хэбэе. После сильного голода 415 г., когда на дорогах валялись умершие от истощения, вышел адресованный местным властям высочайший указ, почти полностью повторявший девять видов занятий, рекомендованных и кодифицированных еще в "Чжоу ли" - книге, входящей в конфуцианское собрание классической литературы "Тринадцать канонов". Текст был составлен китайскими советниками. Указ, в частности, гласил: "Наставляйте и заставляйте [народ] посредством трех разновидностей земледелия разводить девять видов злаков, наставляйте и заставляйте [его] выращивать травы и деревья в садах и парках, наставляйте и заставляйте [чиновников] юйхэн добывать средства, [скрытые] в горах и озерах, наставляйте и заставляйте [народ] разводить [домашних] животных и птиц на лугах и пастбищах...". Насколько это далеко было от образа мыслей прирожденного кочевника, который презирал труд на земле! Однако для управления земледельческим Китаем кочевнику пришлось "слезть с коня"; перефразировалось знаменитое высказывание советника ханьского императора Гао-цзу (206 - 194 гг. до н. э.) Лу Цзя: "Да, вы завоевали все на коне, но можно ли с коня управлять страной?"
Согласно указу 485 г., каждый мужчина старше 15 лет получал 40 му земли, а каждая женщина – 20 му. На раба полагалось также 40 му, а на имеющего вола – дополнительно 30 му пашни (1 му -- 6,144 соток). Желающие переселиться в другие районы могли захватывать пустоши в неограниченном количестве. После засухи и голода 487 г. был издан еще один указ, разрешавший переселяться на плодородные земли. Из каждых 10 человек в путь отправилось пять-шесть. Это были, главным образом, потомки тех китайских крестьян, которых против воли посадили на землю в столичном округе Дай еще в 398 году.
Перемены в хозяйственной жизни тобасцев сопровождались изменениями в общественно-политическом устройстве и идеологии. Сначала, как и подобает преуспевающим кочевникам, тобасцы смотрели на китайскую цивилизацию с подозрением и не спешили перенимать ее плоды. На это, например, указывает случай с Шамоханем - сыном Ливэя, который был оклеветан старейшинами и убит в 277 г. по возвращении из Китая, где он жил в качестве заложника. Старейшины сказали Ливэю, что его сын долго находился в Китае и теперь, придя к власти, изменит обычаи и нанесет народу вред. Подобная участь постигла около 20 лет спустя после образования империи и тобаского сановника Хэ Диганя, в вину которому было поставлено усвоение им конфуцианского образования и привычек .
Важнейшие государственные мероприятия осуществлялись в соответствии с кочевыми обычаями. Тоба Гуй был возведен в 386 г. на престол многолюдным собранием тобасцев у реки Нючуань. Это напоминает монгольский курултай, на котором при большом стечении знати и иностранных послов избирался великий хан. Раньше подобные собрания сяньбийцы устраивали каждую осень на берегу реки Жаолэ (Шара-Мурэн): они пировали, а затем наступал черед брачных церемоний. Аналогично поступали хунну: "В первой луне каждого года все предводители съезжаются на малый сбор в ставку шаньюя и приносят жертвы, в пятой луне съезжаются на большой сбор в Лунчэне, где приносят жертвы предкам, Небу и Земле, духам людей и небесным духам - гуйшэнь. Осенью, когда лошади откормлены, вновь съезжаются на большой сбор в Дайлине, подсчитывают и сверяют количество своих людей и домашнего скота". Подобного рода съезды, очевидно, следует считать одним из типичных для кочевых империй институтов.
И, тем не менее, именно Тоба Гую было суждено круто изменить устройство своей державы. В 398 г. он разбил муюнов, тоже сяньбийского происхождения и создававших на северо-востоке Китая свои государства, и захватил их казну и государственную печать, имевшую очень важное ритуальное значение. В том же году Тоба Гуй был провозглашен императором и Сыном Неба. Он перенес столицу в г. Пинчэн, где построил дворец, храм предков, алтари земли и злаков, то есть учредил все сакральные архитектурные атрибуты власти китайских императоров. В храме предкам пять раз в год приносили жертвы. Однако в церемониал жертвоприношений были введены и некоторые исконно сяньбийские обряды: "По древним обычаям Дома Вэй, то есть сяньбийским, в первой летней луне приносили жертву Небу и в восточном храме, то есть предкам; в последней летней луне выходили с войсками прогонять иней на хребет Инь-шань; в первый осенний месяц приносили жертву Небу в западном предградии. Все сии обряды ныне возобновил на прежних установлениях. Определил жертвенные приношения в предградиях и храме предкам; установил обряды и музыку". Тоба Гуй провел целый ряд административных реформ. Он принял буддизм и тем самым способствовал поклонению буддийских монахов императору: в 419 г. монах Фа Го заявил, что император является Буддой, и поэтому, кланяясь ему, фактически почитают самого Будду.
Выделяют три периода в истории распространения буддизма у тобасцев: 1) 316 - 439 гг., 2) 440 - 494 гг. и 3) 495 - 534 гг. Дата 439 г. отмечает захват императором Тоба Тао (Тай-у-ди, 423 - 452 гг.) г. Ланьчжоу. Это вновь открыло путь на Запад, откуда в империю потекли предметы буддийского культа, сутры, скульптуры и т. д., а также прибыли и проповедники этого учения. Но прежде буддизму предстояло пережить тяжелые времена.
Тоба Тао благоволил даосизму и уже поэтому не мог быть лояльным к буддизму, так как эти учения противоречили друг другу. В 423 г. он разрешил открыто проповедовать даосизм, а в 438 г. приказал вернуть в мир буддийских монахов моложе 50 лет, надеясь завербовать их в армию. Два года спустя даосизм был возведен в ранг государственной религии Северной Вэй.
В 435 - 440 гг. по указу Тоба Тао на трех священных пиках Центрального Китая (Хэншань, Суншань и Хуашань) были водружены каменные стелы в честь восстановления храмов духам на этих горах. Стела на горе Суншань сохранилась, текст на ней был обращен к китайскому населению Северной Вэй. Он выдержан в традиционном китайском стиле с сильным акцентом на даосизм. Суть его сводится к утверждению того, что нынешний император чтит духов, и благодаря этому ему во всем сопутствует успех, а государство процветает. В нижеприведенном отрывке раскрывается политическая доктрина Тоба Тао: "Но [вот] возродилось правление [нынешней] великой династии, смуту искоренили, вернулись на правильный путь. Сократили наказания, обратились к великодушию, управляют, не действуя. Совершенномудрый правитель, используя присущую ему мудрость, наставляет народ в согласии с [волей] Неба, продолжает великое дело процветания. Поэтому сразу после [его] вступления на престол Небо прояснилось, Земля умиротворилась, а люди и духи прониклись согласием".
Возле Центрального пика свыше 30 лет жил в уединении даос Коу Цяньчжи. Его персоне уделено в надписи значительное место . Полагают, что он являлся лидером даосских теократических сил, за которыми стояли влиятельные китайские круги во главе с Цуй Хао (381 - 450 гг.), пытавшиеся возродить на Севере китайское господство. В даосизме они находили подходящую идеологическую платформу. Будучи одно время в немилости двора, Цуй Хао разработал концепцию нового государственного устройства, в котором Коу Цяньчжи, как Небесный наставник, должен был играть роль связующего звена между Небом и императорами, и осуществлять идеологическую поддержку династии, а императоры и генералы обеспечивали бы военную силу, необходимую для подчинения варваров и создания эры "Великого Мира". По словам самого Коу Цяньчжи, он дважды удостаивался встречи с Лао-Цзюнем (обожествленным Лао-цзы), когда жил на горе Суншань. Он разработал устав для даосов, взяв за образец один из трех разделов буддийского канона, регламентирующий правила поведения монахов, требовал, чтобы духовенство соблюдало целибат. С подачи Цуй Хао, в 424 г. он появился при дворе Северной Вэй и провозгласил Тоба Тао "Северным истинным государем Великого равенства", а на следующий год принял официальный титул Небесного наставника. К юго-востоку от Пинчэна установили пятиярусный даосский алтарь, у которого 120 священнослужителей совершали ежедневные обряды. В 431 г. подобные алтари появились и в провинциях. Тем временем, казалось, начала осуществляться утопическая идея Цуй Хао о "новом государстве". Находившиеся под его руководством войска вели успешные операции, завершившиеся разгромом Северной Лян в 439 году. Теперь Коу Цяньчжи было несложно убедить императора принять девиз правления "Великое равенство". В 442 г. Тоба Тао принял из рук Небесного наставника талисманы (фу-лу) во время грандиозной церемонии получения титула правителя Великого равенства. Эту церемонию совершали позже пробуддийски настроенные Тоба Цзюнь (Вэнь-чэн-ди, 452- 465 гг.) и Тоба Хун (Сянь-вэнь-ди, 465 - 471 гг.), и на этом обычай пресекся. При дворе была открыта государственная алхимическая лаборатория. Коу Цяньчжи, помимо должности Небесного наставника, занимал пост "Эрудита по вопросам обретения бессмертия". Этот пост был учрежден еще в 400 г., и ко времени появления при дворе предприимчивого даоса оказался вакантным, так как предыдущий "эрудит" переусердствовал в алхимических экспериментах на больных людях и был отстранен от должности.
Статус этого даосского отшельника, пусть скорее декларативный, чем реальный, напоминает древнеиндийский принцип "двух правлений" - светского и религиозного, получивший в Китае известность со времен хана Хубилая (1215 - 1294 гг.), основателя монгольской династии Юань. При каждом хане находился тибетский наставник, в соответствии с духовными рекомендациями которого хан должен был осуществлять свое правление, разумеется, всемерно покровительствуя буддийской церкви. Однако некоторые историки допускают, что задолго до Хубилая этот принцип был введен в политическую практику Жуаньжуаньского каганата – современника и соперника Северной Вэй. Около 420 - 450 гг., то есть как раз в период преследования буддизма при Тоба Тао, монах из Лунси по имени Фа Аи был назначен государственным наставником благодаря своим познаниям в сутрах, шастрах и астрологии, и пожалован 3000 дворами.
Тоба Тао получил известие о древнем пещерном храме сяньбийцев Гасяньтун, располагавшемся в северной части Большого Хингана, в 10 км к западу от современного г. Алихэ (провинция Хэйлунцзян, КНР). В 443 г. в этой пещере на стене по приказу Тоба Тао и от его имени была высечена надпись. "Вэй шу" – историческая хроника династий Северная Вэй (386—535) и Восточная Вэй (534—550) в Китае, входиящая в число 24 книг Династийных историй императорского Китая и составленная в 551—554 гг. историком Вэй Шоу (506—572) по приказу императора династии Вэнь Сюань-ди (Северная Ци), излагает это событие следующим образом: "Предки вэйцев жили в отдаленных сокрытых поселениях. Из отверстия в скале соорудили храм предков, который находится к северо-западу от государства Улохоу. С тех пор как потомки [вэйцев] переселились на юг, находились вдалеке от своих [исконных] земель. В годы [Тайпин] Чжэнцзюнь (440 - 451 гг.) государство Улохоу прислало ко двору послов с подношениями. Сообщили, что каменный храм [существует], как и в древности. Люди постоянно возносят [в нем] мольбы и просьбы [к духам]. И духи действительно помогают им. В том же году (443 г.) [император] направил чжуншу шилана Ли Чана (заместитель начальника Государственного совета (чжуншу шэна) в Северной Вэй) посетить каменную залу. Испросить благословения и поднести жертвы Небу и Земле. Сопричислить к ним царственных дедов и предков-матерей...".
Сохранилось интересное описание обрядов, которые были выполнены Ли Чаном и его спутниками по прибытии в пещеру. "Ли Чан и другие совершили жертвоприношение. Нарубили березовых стволов. Установили для того, чтобы помещать на них остатки жертвенных животных, и вернулись. Позднее установленные березовые стволы выросли и превратились в рощу. Местные жители почитают ее наравне с духами. Повсюду говорили, что государство Вэй пользуется покровительством духов". Как явствует из высеченной в пещере надписи, в жертву были принесены "благородный скакун", бык и баран. Эти обряды демонстрируют древний сяньбийский культ предков, разительно отличающийся от своего конфуцианского или даосского аналога, хотя, казалось, можно было ожидать проведения ритуалов по китайским образцам, так как к указанному времени Тоба Тао активно осуществлял свои религиозные преобразования, и уже в следующем, 444 г., издал указ о преследовании жрецов родовой религии тобасцев. Император искал способы сплочения тобасцев в своей разноплеменной державе и сохранения покровительства божественных сил над правящей династией.
В 444 г. был обнародован инспирированный Цуй Хао указ о преследовании незарегистрированных буддийских монахов, "колдунов" и даже служителей собственных тобаских культов; вместо своей религии предлагалось следовать китайским народным культам. Отсюда можно полагать, в частности, что тобасцы в основном еще придерживались своих традиционных верований. Маловероятно, чтобы среди них насчитывалось много приверженцев буддизма. Скорее всего, сангха состояла преимущественно из китайцев. Столь же сомнительно наличие большого числа последователей даосизма. Наконец, еще через два года вышел указ об уничтожении буддийских храмов, сутр, священных изображений и самих монахов. Будда был назван в нем "варварским богом", а буддийские поучения – "небылицами, рассказываемыми западными варварами". Поводом к началу гонений на буддизм послужило обнаружение тайного склада оружия и запасов вина в монастыре в Чанъани. Указ был отменен только в 452 г. Тоба Цзюнем, сменившим Тоба Тао на северовэйском престоле. Дальнейшая эволюция религиозных пристрастий лидеров империи привела к благоприятствованию буддизму и даже к отречению от власти и уходу в монастырь императора Тоба Хуна. В скалах, возвышающихся над рекой Учоу, было вырублено пять пещерных буддийских храмов, каждый с огромной каменной скульптурой Будды от 8 до 15,6 м высотой. В этих изваяниях были отражены идеализированные образы четырех северовэйских императоров, включая и гонителя буддизма Тоба Тао в роли самого Шакьямуни, а также уподобленного Будде грядущего Майтрейе Тоба Гуана - прежнего наследника престола, всячески задерживавшего распространение антибуддийских указов своего отца и казненного в 451 г. по подозрению в подготовке мятежа. Фигура Тоба Тао была изображена в окружении четырех учеников, в которых современники могли легко угадать правителей северокитайских государств, поверженных Северной Вэй.
В 475 г. особым эдиктом было запрещено приносить в жертву животных; это мотивировалось тем, что "в них могла воплотиться душа человека". Мотивация вполне антропоцентрична и не экофильна: во главу угла поставлены интересы человека, пусть и гипотетически инкарнированного в тело животного. Между тем, строгое соблюдение буддийских требований подразумевает непричинение вреда кому и чему бы то ни было из чувства сострадания и из осознания того факта, что любое существо проходит свою эволюцию, прерывать которую грешно. Позже буддийские мыслители пришли к идее наличия потенции Будды у любого существа, а нирвана была объявлена целью всего мира. В данном случае, кроме антропоцентризма, нельзя исключать и чисто прагматический, хозяйственный расчет, так как в жертву приносили домашних животных.
Несмотря на явные внешние уступки буддийскому учению, императоры поклонялись предкам, видимо, согласно даосскому ритуалу. Лишь в 482 г. Тоба Хун II изменил эту практику, совершив ритуал поклонения в соответствии с нормами конфуцианства. Этот шаг достаточно символичен. Если даосизм мог казаться вчерашнему кочевнику неким "наднациональным", всеобъемлющим учением, то конфуцианство вполне отчетливо обнаруживало свои истинно китайские корни, и принятие конфуцианского ритуала в такой важной и крайне консервативной сфере обрядности, как похоронно-поминальная, очевидно говорит о весьма далеко зашедшем процессе китаизации тобаской культуры. Разумеется, конфуцианство проникло в политическую элиту Северной Вэй существенно раньше – без него было бы трудно создать бюрократический аппарат, состоявший, главным образом, из перешедших на тобаскую службу чиновников-китайцев. Но этим реформы не закончились. В 485 г. под запрет попали занятия магией и гаданием – как раз те виды деятельности, в которых господствовали китайский даосизм и тобаский шаманизм; под страхом смерти было запрещено иметь апокрифические, очевидно, даосские, книги. Еще спустя шесть лет была объявлена вне закона любая форма даосской практики, а заодно еще раз были запрещены старинные тобаские обряды. На следующий год их заменили близкими по смыслу китайскими. Очередной запрет на все жертвоприношения, считавшиеся "незаконными", был наложен вдовствующей императрицей Ли, китаянкой по национальности. Однако он не распространялся на культ небесного духа, ассоциировавшегося с предками правящей династии.
Конфуцианство в империи не конфронтировало с буддизмом. В период правления Тоба Хуна II там насчитывалось 6478 буддийских храмов и 77258 монахов, а при Юань Кэ (Сюань У-ди, 500 - 515 гг.) было свыше 13 тыс. храмов и более 100 тыс. монахов. К храмам приписывали осужденных крестьян и рабов. С 518 г. буддизм стал государственной религией Северной Вэй.
Важнейшим шагом на пути превращения тобаской державы в китайское государство можно считать перенос столицы из Пинчэна в Лоян осенью 494 г. (около 600 км, почти точно на юг). Этот город, хотя и занимал более выгодное стратегическое положение и был более доступен для снабжения зерном, уступал в отношении обороны другому претендовавшему на роль столицы городу – Е, однако, именно на него пал выбор Тоба Хуна II. Основания для этого были идеологические. Лоян привлекал императора как символ – центр культуры и цивилизации, подобно тому, как Рим или Иерусалим занимали центральное положение для цивилизации Запада. Лоян был центром китайского мира еще в неолите. Протекающие вблизи него реки И и Лохэ ассоциировались с легендарной династией Ся – самой ранней в китайской исторической традиции.
Древний Лои еще с начала династии Чжоу фактически являлся второй столицей чжоуского государства. Здесь жили многочисленные квалифицированные строители и ремесленники, и базировались восемь из 14 армий чжоуского вана. (В 771 г. до н. э. Лои стал главным городом Чжоу.) Не исключено, что Тоба Хун II сознательно подражал Чжоу-гуну в выборе столицы. В 190 г. Лоян, выполнявший столичные функции в Поздней Хань, был сожжен дотла. В 311 г. он горел опять и утратил всякое значение. Войска Северной Вэй заняли город в 423 году. В нем разместилась штаб-квартира генерала Юй Лити, который привел его в относительный порядок. Тоба Хун II посетил Лоян в девятой луне 493 г., осмотрел руины дворца, место, где находился императорский университет, изучил тексты из канонических книг, высеченные в камне, и объявил о своем решении перевести двор в Лоян. Осуществил он это намерение на следующий же год. Переселенцев из области Дай на три года освободили от налогов. С 495 г. все они уже считались жителями Лояна, причем им было указано хоронить умерших только к югу от Хуанхэ. Главным местом упокоения членов императорской фамилии и тобаской аристократии, переехавших в новую столицу к осени 495 г., стали служить холмы Ман между Лояном и рекой Мэнцзинь. В городе кипело строительство, но сначала многим переселенцам было негде жить. Сооружение дворцов закончили лишь к 502 году. На юг перегнали также императорские табуны. Для них отвели полосу земли длиной 10 ли вдоль северного берега Хуанхэ. Лошадей гнали не спеша, чтобы они привыкали к местным пастбищам и воде и не болели. Других домашних животных тоже перегоняли к Лояну. Город был огромен по тем временам, а скорость его постройки беспрецедентна. Его население составляло, ориентировочно, 600 тыс. человек, а площадь вместе с пригородами могла превышать 80 кв. километров.
Одновременно продолжалось насаждение китайской культуры. Реформы в этой области обычно связывают с деятельностью Тоба Хуна II, от чьего имени они проводились, хотя за его спиной стояла энергичная императрица Фэн, фактически правившая страной в течение 25 лет (465 - 490 гг.). По-видимому, апофеозом китаизации тобасцев был запрет на ношение традиционной одежды (494 г.) и даже на употребление при дворе сяньбийского языка лицам моложе 30 лет (495 г.). В 496 г. Тоба Хун II сменил свою сяньбийскую фамилию на китайскую – Юань, и запретил давать сяньбийские имена детям. И все-таки не все древние обычаи были забыты. Тогда, когда проблема наследования верховной власти или получения высокого ранга не решалась обычным путем, прибегали к своеобразному гаданию. Претенденты отливали из бронзы или золота фигурку человека; кто справлялся с этим заданием лучше других, тот и наследовал власть. Так поступил в 528 г. и Эрчжу Жун, выбирая, кого посадить на престол взамен казненного им законного наследника. Сам он тоже отлил фигурку, но неудачно.
С переносом столицы в Лоян в высшем обществе (среди которого, кстати, было мало этнических сяньбийцев) еще более укрепилось благосклонное отношение к буддизму. В 508 г. в Северную Вэй прибыл из Индии переводчик буддийских текстов Бодхиручи и осел в Лояне. Он возглавил команду переводчиков, которая перевела 39 сочинений (Ланкаватара сутру, Алмазную и Лотосовую сутры, труды Асанги и Васубандху, и т. д.). В новой столице один за другим возникали монастыри и храмы. К 518 г. их насчитывалось свыше 500, хотя в большинстве своем они были небольшими, довольно скромными. Подчас даже мясники, объединившись по 3 – 5 человек, основывали маленькие храмы посреди шума и зловония бойни. Бесконтрольное возведение монастырей, храмов и ступ расшатывало экономику страны и вызывало беспокойство у некоторых сановников. За пределами города по-прежнему велось сооружение пещерных храмов. Однако подлинную гордость Лояна составляла девятиярусная пагода Юн Нин ("Вечное спокойствие") высотой 145 м со 120 колоколами, звон которых был слышен за 10 ли (1 ли – 300 или 360 шагов). Автор "Воспоминаний о Лояне" (VI в.) Ян Сюаньчжи передает, что пагодой восхищался прибывший в город знаменитый буддийский миссионер, выходец из Южной Индии и первый патриарх школы Чань Бодхидхарма.
Гибель этой пагоды от пожара в 534 г. символизировала конец Лояна. Тысяча солдат не могла справиться с огнем. Все население столицы пришло смотреть на это печальное зрелище, заливаясь слезами, а три монаха даже бросились в пламя, чтобы принести себя в жертву. Осенью того же года по указу захватившего власть крупного сановника и политического деятеля Гао Хуаня почти все жители покинули Лоян и переселились в новую столицу – город Е. В 535 г. специальные рабочие бригады были посланы в Лоян, чтобы разобрать дома и дворцы, а в 538 г. Гао Хуань приказал срыть городские стены. Монахи, за исключением немногих, тоже перебрались в Е.
Официальная идеология Северной Вэй мало чем отличалась от традиционной китайской, ибо фактически была скопирована с нее. Поэтому не приходится удивляться тому, что вчерашние "варвары" начали отождествлять свое государство со Срединной империей и в дипломатических сношениях с Севером проводили политику, аналогичную китаецентристской. Теперь тобаские императоры выступали в качестве "умиротворителей" и "просветителей", а роль "северных варваров" досталась жуаньжуаням.
Жуаньжуаней также относят к сяньбийским племенам, но их история прослеживается с беглого раба Мугулюя, сплотившего вокруг себя сотню удальцов и примкнувшего к одному из гаогюйских кочевий. Чаще всего считается, что жуаньжуани представляли собой конгломерат племен. Под именем жоу-жань они известны с IV в., затем Тоба Тао изменил его на уничижительное жуаньжуань, что означает "пресмыкающийся, подобный насекомому". Первоначально они обитали к югу от пустыни Гоби, затем, усилившись, захватили всю территорию Монголии и тревожили набегами земли Северной Вэй. Не удовлетворясь ответными карательными рейдами, тобасцы начали в 423 г. постройку укрепленной линии на севере своего государства длиной около 2000 ли (порядка 1000 км) для защиты от набегов жуаньжуаней, создавших под властью кагана Шэлуня сильное центрально-азиатское государство, находившееся в начале V в. на подъеме своего могущества. Дюжина гарнизонов создавала основу линии, протянувшейся дугой от Дуньхуана до района севернее Пекина. Сектор этой линии, который прикрывал Пинчэн и округ Дай, получил название "Шесть гарнизонов". Гарнизоны не допускали, чтобы вторгшиеся кочевники откармливали своих лошадей на плодородных пастбищах к югу от Гоби. Они контролировали сеть меньших укрепленных пунктов, а в случае нападения "варваров" должны были служить базами для контратак. Основу воинского контингента составляли тобасцы, но на границе служили также гаогюйцы, китайцы и представители других народов.
Возведение укрепленной линии – симптоматичный шаг: империя пыталась отгородиться от степей, своего исконного местообитания. Подобно китайцам, они отгоняли кочевников от своих границ и, хотя преследовали их за Гоби более успешно, чем это делали раньше китайцы (все-таки они сами были выходцами из степей), захватить северные земли и присоединить их к империи тобасцы, видимо, не помышляли. Планы их были устремлены на Южный Китай.
Затем настало время, когда правители Северной Вэй стали предпочитать пассивную оборону активным карательным действиям в степи. Так, глубокое вторжение жуаньжуаней в 504 г. в северные области Шаньси не вызвало ответного похода северовэйской армии, вместо чего один из тобаских генералов убеждал двор, что только постройкой укреплений можно оградить китайских крестьян от набегов варваров, "одетых в шерсть и пьющих кровь".
После переноса столицы в Лоян, шесть северных наместничеств в районе Великой стены, где первоначально расселялись тобасцы, превратились в глухую окраину. Там постепенно накапливалось недовольство действиями центра. Гарнизонная элита была исключена из формальной системы рангов империи и не имела перспектив продвижения по службе. Она попала в разряд "гарнизонных семей" наряду с другими членами местных сообществ, в том числе потомками осужденных. Это явилось тяжелым ударом для людей, привыкших гордиться своим происхождением из "хороших семей". Гарнизоны имели орошаемые земли для самообеспечения, но фактически их присваивали командующие и штабы. В самом начале VI в. из-за повторяющихся засух здесь случился голод. Престиж службы на северной границе падал, вследствие принятия северовэйским двором конфуцианской практики посылать на окраины осужденных преступников. Не случайно именно здесь в 523 г. вспыхнул военный мятеж, подорвавший могущество империи и, в конце концов, приведший ее к распаду на Восточную Вэй и Западную Вэй, которые сразу вступили друг с другом в кровопролитную войну.
Заслуживает внимания вопрос, как воспринимали жители империи себя и своих южных соседей, которых – этнических ханьцев - казалось, трудно было упрекнуть в "варварстве". Впрочем, в роскошном Лояне подобные настроения стали возможными. Показателен спор между канцлером Ян Юань-чжэнем и прибывшим с Юга крупным чиновником Чэнь Цин-чжи, который, выпив вина, назвал Северную Вэй варварской династией, в отличие от Южной Лян, хранящей печать самого Цинь Шихуанди. Ян Юань-чжэнь гордо ответил, что в центре обитаемого пространства лежит как раз тобаское государство, а Южная Лян – не более чем захолустная окраина: "Они наслаждаются временным миром в своем дальнем углу. Большая часть вашей земли сырая; она терзаема малярией и кишит насекомыми. Лягушки и жабы делят одну нору, а люди живут в одних стаях с птицами. Вы – люди со стрижеными волосами, и никто из вас не имеет длинных голов. Вы наносите татуировки на хилые тела, которыми вы наделены". Далее, приводя в пример некоторых известных своей бесчеловечностью политических деятелей Юга, он констатирует: "Такие нарушения человеческого приличия делают вас не лучше птиц или зверей", словом, цивилизацией южане еще не затронуты. Напротив, Север обрисован Ян Юань-чжэнем как средоточие справедливости и добродетели: "Наша династия Вэй получила Мандат Неба, основывая прочное правление у горы Суншань и реки Ло. Пять гор – наши пики и четыре моря – наш дом. Наши законы для исправления народа сравнимы с достижениями пяти императоров. Ритуал, музыка, установления и эдикты нашего процветающего двора превосходят таковые сотни монархов". Вернувшись на Юг, Чэнь Цин-чжи якобы начал выдвигать на должности выходцев с Севера, перенял некоторые тобаские привычки и одежду, и все ему подражали.
Северная Вэй занимает в нарисованной там картине мира положение Срединного государства – Чжунго. Земли к югу от Янцзы получили статус "внешних", а правившие там китайские династии Сун и потом Ци обозначены на основе ортодоксального толкования схемы "девять чжоу" как "островные варвары И". В случае смерти только по отношению к северовэйскому императору применяется термин "бэн" – "рухнул", тогда как правители прочих государств удостаивались слов "умер" или "скончался".
Северовэйские императоры переняли стиль китайской дипломатии и находили себя вправе диктовать правила поведения буквально всему миру: "... добродетели великой династии Вэй в таком же расцвете, [как в свое время] были добродетели династий Чжоу и Хань, благодаря чему она владеет Центральной равниной и дает указания восьми сторонам света". В 518 г. император Су-цзун (Сяо-мин-ди, 515 - 528 гг.) приказал объявить жуаньжуаням, присланным для поднесения дани, указ, в котором выражалось порицание за нарушение этим народом правил поведения, предусмотренных для жителей владений, являющихся заслоном для Северной Вэй. В ответ на просьбу кагана жуаньжуаней Юйчэна о заключении брачных отношений (476 г.), император Тоба Хун II изрек: "Жуаньжуани, подобно диким птицам и зверям, алчны и не помнят о долге". Не обошлось и без известного китайского тезиса "у варваров сердца диких зверей", в данном случае опять же адресованного жуаньжуаням.
После распада империи в 534 г. и последовавшей за этим войны, победителем вышла Западная Вэй. Она пережила "сяньбийский ренессанс": в 549 г. был обнародован указ о восстановлении сяньбийских фамилий и присвоении сяньбийских имен китайским чиновникам, в 554 г. предпринята попытка реставрации традиционной военно-родовой структуры номадов, тобасцы опять стали заплетать косы. Однако дни государства были сочтены – в 557 г. оно перестало существовать. В VII-VIII вв. источники упоминают о сяньбийцах все реже.
Сяньбийцы прошли долгий исторический путь. Начав его в предгорьях Большого Хингана, они постепенно овладели всей Монголией, а затем вступили в пределы Северного Китая уже не как простые степняки-грабители, а в качестве покорителей. Однако они разделили участь всех захватчиков, пытавшихся на протяжении многих веков овладеть Китаем – китайская культура поглотила их, и бывшие предводители кочевников стали императорами. Неизбежные реформы круто изменили сяньбийское общество, переставшее быть кочевым. Теперь в основе его жизнеобеспечения лежало земледелие, а скотоводство медленно, но неуклонно отходило на второй план. Изменение образа жизни не могло оставить неизменным ментальность, тем более что императоры Северной Вэй поощряли, а порой насаждали то или иное изначально чуждое кочевникам учение – даосизм или буддизм, в то же время покровительствуя конфуцианству, без которого невозможно было наладить управление. Буддизм имел при дворе больший и, главное, более основательный успех. В конце концов, окитаившиеся верхи тобаского общества предали забвению традиции своего народа и даже неоднократно пытались поставить их под запрет. Перемещение столицы в Лоян открыло новую, пожалуй, самую короткую и самую блестящую страницу сяньбийской истории. Тем временем консервативная периферия копила недовольство, и голодающие гарнизоны на северной границе подняли бунт. В результате последовавших бурных событий гегемонии сяньбийских народностей в Северном Китае пришел конец, а их прародина – степь – начала переходить в руки нового набирающего силу владельца – древних тюрок.
Медитация 8-й Мастер:
СООК РОН
ЭТОЛ ТООН
СИОН АУО
ХАА ИНН
ПРИСЦЕЛЬС ОСТЕР
© 2001—2024 «Литан» — Центр Открытого Сознания
Графика и дизайн: Ольга Генерозова
Тех. поддержка: Всеволод Кузьмин