Лекция 22.
Ереси, гностицизм.

 

Первые три века христианской истории отличаются беспримерным брожением религиозных идей. Никогда после этого не появлялось в христианстве такого множества разнообразных направлений и течений, и больше никогда споры между ними не касались таких важных и существенных вопросов, как именно в это время. Как правило, разномыслия касались не одного какого-нибудь положения (многие из которых впоследствии превратились в догматы христианства), но друг другу противопоставлялись целые системы мировоззрений.

Многие из этих систем при, казалось бы, некоторой странности формулировок своих воззрений (по крайней мере, с современной точки зрения), отличались как глубиной философской мысли, так и творчеством поэтической фантазии. Поэтому разномыслия первых веков христианства имеют важное значение не только в истории христианской церкви, но и в истории развития человеческого духа и человеческой мысли, ну, и, естественно, в метаистории – за каждой такой системой стоит определенная трансфизическая реальность – разного масштаба, разной высоты, глубины и широты, имеющая разные источники и разные цели…

Церковь с самого начала своего существования прилагала огромные усилия к выработке единого учения, для чего постоянно вела борьбу с разномыслиями. В этой борьбе сложились и церковное богословие, и церковная дисциплина, и сама церковная обрядность. Недаром почти во всех памятниках древнехристианской жизни и письменности — богословских произведениях, правилах и постановлениях древних соборов, в молитвах и песнопениях, даже в церковных обрядах — находится множество прямых и косвенных указаний на самые различные разномысленные течения в христианстве того времени, на то, что стало в дальнейшем называться еретическими сектами. Церковная история, начиная с ее родоначальника Евсевия Кесарийского (написавшего одноименный труд в начале IV века), утверждает, что раннехристианская Церковь старалась строго следить за чистотой своего вероучения, решительно противопоставляя себя всем искажениям христианства. Именно поэтому за ней закрепился термин Православие или Ортодоксия ( греч.– православие, правоверие, правильное знание, суждение). Мы будем в лекциях пользоваться термином ортодоксия, чтобы не возникало путаницы с термином Православие, который мы привыкли применять к нашей, современной «восточной» Церкви, в отличие от Католической, Протестантской и др.

Этот термин Православие (Ортодоксия), распространяющийся со II века, означает веру всей Церкви в отличие от разных учений еретических сообществ, для обозначения которых использовалось слово гетеродоксия (греч. другое, отличное от правильного учение, знание).

Заметим, что именно Евсевий, завершивший свой труд между 323 и 325 годами, заложил основы той хронологии истории, в которой события датируются либо по нисходящей («до Рождества Христова»), либо по восходящей («после рождества Христова»).

Традиционное представление, будто бы ортодоксальные вероучение, таинства и иерархия были унаследованы церковью непосредственно от апостолов, а ереси возникали как тупиковые ответвления от магистрального течения, является анахроничным и прямо ложным. Напротив, христианство I-III столетий было многообразным и полицентричным, а то течение, которое впоследствии объявило себя "кафолической (то есть всемирной) апостольской церковью", предлагало всего лишь одну из возможных версий христианского учения, начиная с середины II века получившую значительное распространение в Риме и в ряде общин, так или иначе связанных с римской. Одержать убедительную победу над своими оппонентами этому течению удалось значительно позже и только с помощью властей Римской империи, практически без перехода переключившихся с гонений на всех христиан без исключения на преследования "еретиков", то есть христиан, чья вера не совпадала с той ортодоксальной версией, которая была провозглашена официальной религией империи.

Напомню, что Константин Великий лишь христианизировал Римскую империю. Именно он созвал в июне 325 года в городе Никея (ныне Изник, Турция) Первый Никейский собор Церкви, который продолжался больше двух месяцев и стал первым Вселенским собором в истории христианства. На соборе был принят Символ Веры, осуждены арианская и другие ереси, окончательно провозглашено отделение от иудаизма, выходным днём было признано воскресенье вместо субботы, определено время празднования христианской церковью Пасхи, выработано 20 канонов.

И только император Феодосий (тоже получивший от благодарной Церкви титул Великий) сделал Христианство государственной религией. Феодосий в 379 году получил власть над восточной частью Римской империи как соправитель императора Грациана, а в 394 году стал править всей Римской империей единолично. После его смерти в 395 году империя окончательно разделилась на западную часть и восточную, получившую в современной историографии название Византия. Феодосий выбрал и утвердил законом никейскую формулу христианства (чем прекратил господство арианства) в качестве единой государственной религии империи. Он стал преследовать (сначала без жестоких репрессий) другие религиозные течения в христианстве (ереси) и окончательно запретил языческие культы, в результате чего после 393 года перестали проводиться Олимпийские игры. Деятельность императора Феодосия определила направление религиозного развития Европы, за что он и удостоился от христианских писателей эпитета Великий.

Миланский эдикт Константина Великого (313 г.), уравнивавший в правах все религии Римской империи, стал началом процесса формирования правового статуса христианства и других религиозных конфессий, а его завершением следует признать антиязыческие законы Феодосия Великого 391 года.

Римляне, стремившиеся все в государстве узаконить и упорядочить, не могли оставить в стороне уголовно-правовые аспекты деятельности религиозных объединений. А эти аспекты непосредственно связаны с пониманием и определением действий, квалифицированных как преступные.  Критерием, выступающим в качестве определения религиозного преступления, был определен Никейский Символ Веры, а под самим религиозным преступлением в IV веке понималась совокупность идей и действий, отрицающих и дискредитирующих любым образом Никейский символ. Само религиозное преступление было отнесено к криминальному и трактовалось как «публичное преступление, приносящее вред всем». Лица, его совершившие, в большинстве законов назывались не иначе как «бунтовщики и нарушители церковного мира, государственные изменники» и подлежали немедленному наказанию.

Таким образом, действия, идеи затрагивающие интересы и положения христианской религии в Никейском варианте, ее служителей и просто верующих трактовались как преступление, направленное против основ всего государства, а это означало государственный статус христианства и запрещение деятельности иных религиозных образований.

Однако уже в 385 году по доносу ортодоксальных епископов были подвергнуты пыткам и казнены "еретик" Присциллиан и шестеро его учеников. 22 ноября 407 года законом императоров Аркадия и Гонория (сыновей Феодосия Великого) и Феодосия Младшего "ересь" была приравнена к государственному преступлению и наказывалась огромными штрафами, конфискацией имущества и пр. Таким образом, ортодоксальной общине пришлось поклониться "святому равноапостольному" языческому императору, всемилостивейше согласившемуся принять на себя нелёгкую обязанность председательствовать на церковных соборах и принимать решение, какие именно доктрины и епископы являются ортодоксальными, а какие нет.

Все эти процессы нашли отражение и в литературе. Тексты, вошедшие в авторитетный канонический корпус, то есть в Новый Завет, долгое время существовали параллельно с множеством других писаний. Бедность источников, находившихся в руках отца церковной истории Евсевия Кесарийского, вызвана не бедностью раннехристианской литературы, а отказом от использования ряда древнейших текстов по идеологическим, в первую очередь догматическим, соображениям. В условиях отсутствия книгопечатания это неизбежно влекло за собой утрату текстов за время жизни одного-двух поколений. Критерием отбора текстов в канон служила не древность или апостольское авторство каждого из них, а только соответствие идеологическим установкам ортодоксальной общины. Совершенно естественно, что все новозаветные тексты были созданы или хотя бы отредактированы членами этой общины. После победы ортодоксии в границах Римской империи носители альтернативных моделей христианской веры последовательно изгонялись, а их священные писания изымались и истреблялись, как "еретические". Неудивительно, что в этих суровых условиях от всего богатства ранней христианской литературы до наших дней дошли, помимо текстов новозаветного канона, жалкие крупицы.

Однако около 1945 года в Наг-Хаммади в Египте (древний Хенобоскион) археологи открыли, возможно, полную священную библиотеку гностической литературы. Заметим, что примерно в это же время были открыты свитки Мертвого моря в Палестине. Таким образом, историки оказались обладателями обширной "затерянной" литературы этих критических пяти или более столетий, от первого столетия до н.э. и далее. Именно в это время формировалась духовная судьба западного мира: при упрочении официальных вероучений, преследовавших все иное, должен был исчезнуть и полет мысли, и голос других вероучений, и, как следствие, угаснуть значительная часть творческого процесса создания нового Христианского вероучения (и новой христианской метакультуры).

Существование библиотеки христианских гностиков в Египте не случайно: в этой римской провинции начиная примерно со второй четверти II в. было довольно много замкнутых христианских общин, живших преимущественно в Верхнем Египте. В III - IV вв. христианские группы, жившие в этом районе, собрали свои "священные" книги, отражавшие основные положения их учения и наиболее ими чтимые. Интересно отметить, что это собрание относится примерно к тому же времени, что и канонический список Ветхого и Нового заветов на греческом языке, составленный в Нижнем (Северном) Египте (в Александрии). Возможно, в противовес ортодоксальным христианам, египетские христиане-гностики решили отобрать свой "канон".

Произведения, найденные в Хенобоскионе, относятся к разным жанрам. Здесь есть рассуждения о происхождении мира, догматические трактаты, диалоги, апокалипсисы, наконец, евангелия. Одно из евангелий называется Евангелием Истины, о нем в своей критике писал Ириней. Тексты из произведения, которое христианские писатели называли Евангелием египтян, оказались включенными в гностическое сочинение под характерным названием "Книга великого невидимого духа". Гностическая литература из Хенобоскиона написана на коптском языке. Но это не оригиналы, а переводы более ранних греческих текстов.

Гностицизм по праву считается наиболее значительным из различных «еретических» учений, возникших еще со времен первоапостольской проповеди. Христианская церковь противостояла и боролась с гностицизмом с самого его зарождения в течение первых трех веков, но окончательно это религиозно-философское движение не исчезало никогда и давало о себе знать в различных еретических учениях, как в рамках христианства, так и вне его.

Одна из основных причин живучести гностических идей состоит в том, что гностицизм в многообразии своих проявлений является весьма гибкой мировоззренческой системой, не заключенной в строгие догматические рамки. Не существует никакого общего источника, определяющего основные постулаты этого учения. Гностическое учение обычно сохранялось в легендах и передавалось в устной традиции, что придавало учению особую гибкость и обеспечивало его живучесть. Содержание легенд могло изменяться в соответствии с изменением культурных стереотипов, однако это не значит, что изменялся дух учения – изменялось лишь его звучание.

В целом гностицизм — это представление о некоем сокровенном знании, причем, это знание может быть дано только тем людям, которые к нему готовы — избранным, Посвященным. Гностицизм — это представление о том, что реальность совсем не такова, как мы её воспринимаем и осмысляем в устоявшихся мнениях, учениях, доктринах. Существует реальность более высокого порядка по сравнению с той, в которой мы живём, и гностик обладает способностью уходить из этой реальности в ту, иную. Причем ему вовсе не обязательно сюда возвращаться – так, многие гностики античности, если говорить о гностиках II -III века н. э., были уверены в скором завершении мира, или даже считали, что конец света уже свершился. Однако в III-IV веках гностицизм как самостоятельное историческое явление сходит на нет. Всё остальное можно назвать гностическими религиями или гностическими явлениями, т. е. религиями и явлениями с чертами, которые близки к гностицизму.

Содержание “высшего знания” не было конкретно сформулировано ни одним из направлений гностицизма, которых было большое множество и которые порой вступали между собой в причудливые сочетания, но идея этого знания во всех случаях была единой – сотериологической (от греч. soteri-on - спасение, избавление и logos-учение) – относящейся к Спасению – как отдельного человека, так и человечества в целом или какой-то его части.

Именно стремление к получению спасения через “высшее знание”, через особую мудрость, часто посредством специальных таинств и посвящений, объединяет эти эзотерические учения. Во всех случаях гносис  (от греч. «знание»), как особое знание, создает основу высшей культуры, в условиях которой, посредством специального самоуглубления и самопознания, человек приходит к новому самосознанию, к правильному познанию духовных процессов и внешних явлений.

Мы должны принять во внимание, что, хотя авторы христианских гностических писаний ни на минуту не сомневались в конечности мира, а в ряде случаев и описывали его катастрофический конец в ярких красочных образах, тем не менее, у них отсутствуют предсказания таких событий, как второе пришествие и страшный суд. 

Христианско-гностическая парадигма. При всём своём многообразии письменные памятники гностического христианства обладают рядом общих мировоззренческих признаков. Речь идёт, прежде всего, о теологической концепции, радикально отличающей взгляды авторов этих писаний от ортодоксального вероучения. В этой концепции Бог является абсолютно надмирным, Его природа чужда этой вселенной, которая не создана и не управляема Им и которой Он полностью противопоставлен: это божественное царство света, самодостаточное и отдалённое – это мир, противопоставленный царству тьмы. Космос представляет собой творение низших сил, которые, хотя и могут опосредованно происходить от Него, в действительности не знают истинного Бога и препятствуют познанию Его в космосе, которым они управляют. Происхождение этих низших сил, архонтов, и в общем весь порядок бытия вне Бога, включая космос как таковой, – основная тема гностических умозрительных рассуждений… Трансцендентный Бог сокрыт во всех этих созданиях и непознаваем в естественных представлениях. Познание Его требует сверхъестественного откровения и воображения, и даже после этого Его может быть трудно выразить иначе, как в отрицательных терминах.

Заметим, что раннехристианские теологи отрицали эзотерический характер знания о Боге и отстаивали кафоличность (всемирность) христианской церкви. Так, Ириней настаивал на несокрытости Божьего промысла. Вместе с тем в трудах Климента Александрийского и Оригена предпринимается попытка обоснования христианского гнозиса в противовес гнозису «языческому».

Будучи Духом, Этот Бог рождает духовные существа. Именно поэтому Он Отец не только Своего Сына, но также и всех тех людей, которые обитают в материальном мире, но при этом рождены свыше, от Духа. Он, одновременно, – трансцендентный Абсолют и совершенная, благая Личность. Он не является источником зла, и именно поэтому Он не творит и не может творить материального мира. Он чужд творению, и, соответственно, не несёт за него ответственности.

В сущности, именно чёткое различение между Богом-Отцом, рождающим Своих детей, и богом-творцом, буквально "вылепливающим" (plassw) свои "изделия" (plasmata= "слепки") из грубого вещества подобно ремесленнику (demiourgoV), а также представление об ответственности творца за творение положены в основу христианско-гностической парадигмы, из которой вырастает всё величественное многообразие систем гностического богословия. Имманентный своему творению Творец материального мира воспринимается в лучшем случае как вторичное божество, своего рода "Дух мира сего". В христианско-гностической литературе есть разные подходы к этой проблеме – иногда демиург (др. греч. мастер, знаток, ремесленник, создатель, творец), в целом не злой, но ограниченный и несовершенный, пребывает в послушании Богу, творя "по образу, данному свыше" материальный мир, причём материя остаётся злом, а её реальность отрицается. Но чаще акт творения отождествляется с грехопадением, а сам творец изображается как восставший и падший ангел, наделённый откровенно демоническими чертами; своими ущербными творениями он пытается, иногда даже неосознанно, подражать Отцу, создавая пародию на порождённые Им совершенные миры света.

Возможно и другое понимание – в ряде гностических мифов демиург рассматривается, как некая "нечистая сила", возникшая помимо Бога. Хотя во всех трёх случаях мы сталкиваемся не с философским, а с религиозно-мифологическим осмыслением, эти три подхода к происхождению демиурга можно условно назвать "монистическим", "моно-дуалистическим" и "открыто дуалистическим".

Необходимо оговорить, что в большинстве сохранившихся гностических писаний авторы опираются на очень близкое мифологическое содержание, так что речь идёт только о разных оценках в рамках истолкования одних и тех же событий. В то же время, для всех христианских гностических писаний характерен напряжённый, неснимаемый дуализм между благим Богом и очевидно не благим миром. Кратко это можно сформулировать так: "Во главе всего сущего стоит высочайшее Духовное Существо, называемое разными именами, которые выражают Его совершенство, то есть особую возвышенность, всемогущество, несравнимость, неопределённость и самозаключённость. Этому Существу противостоит неустроенный и несчастный мир. Этот мир не может быть творением Высшего Бога, ибо в таком случае в Боге пришлось бы искать источник мирового зла и неустройства". Этот антикосмический дуализм очевиден и у христиан-гностиков, и в учениях назореев и манихеев, но был чужд и непонятен как эллинистическому язычеству, так и иудаизму.

Характерно, что, несмотря на очевидное присутствие в христианских гностических писаниях эллинистических влияний, образ демиурга в них неразрывно связан не с одним из божеств эллинистического пантеона, но именно с ветхозаветным Яхве (Иеговой). Зачастую в гностических текстах присутствует внешне вполне корректное, но издевательское по сути цитирование соответствующих отрывков Ветхого Завета – и прежде всего 1-8 глав Книги Бытия, понимаемых не аллегорически, а, к вящему поруганию владыки материального мира, буквально. Для христиан-гностиков Ветхий Завет и весь иудаизм с его храмом и ритуальной практикой – культ демиурга. Опираясь на свой жизненный опыт и буквальное понимание иудейских писаний, христиане-гностики радикально решили проблему теодицеи (теодицея – религиозно-философское учение, цель которого доказать, что существование в мире зла не отменяет религиозных представлений о Боге как абсолютном добре); при этом отправной точкой рассуждения стала нравственная оценка того образа божества, который предлагает нам ветхозаветное откровение, а затем был задан уместный вопрос – мог ли такой творец сотворить что бы то ни было доброе? Естественно, о благости демиурга и его любви к своему творению не может быть и речи. В этой перспективе христианство является возглавленным Сыном Бога Истины восстанием против "бога" лжи, самооткровение Отца во Христе – уникальным событием истории человечества, а цель прихода Христа – принести знание об Отце людям, способным вместить это знание. До прихода Христа Отец не был известен никому, кроме, возможно, нескольких духовных избранников, тогда как демиург, творец и владыка мира сего, не только открылся Аврааму и был проповедан пророками Ветхого Завета, начиная с Моисея, но и познаётся в своём творении. Христос вечно пребывает со Своими избранниками, а они, воскреснув в духе, покоятся в покое и соцарствуют с Царём. Суд состоит в том, что Свет пришёл в мир, и владыка мира сего осуждён. Духовные сами избирают себе благую часть со Христом, а плотские уже осуждены на истление вместе с миродержцем.

Христиане-гностики

Христианские богословы называют несколько проповедников, которые первыми внесли гностические идеи в христианство. Степень достоверности их сведений не поддается проверке, тем более что богословы спорили не всегда с самими этими проповедниками, а зачастую с их последователями. В пылу спора многие положения оппонентов искажались, а личности самих проповедников рисовались черными красками. К таким первым проповедникам принадлежит, в частности, Симон Маг (в Новом Завете – Симон Волхв). По всей вероятности, он не был христианином, а принадлежал к какой-то сирийско-самаритянской религиозной секте. Про него рассказывали, что он всюду возил с собой проститутку по имени Елена, которую он называл живым воплощением божественной "мысли". Подлинность личности Симона установить сейчас трудно. В Деяниях апостолов упоминается Симон, волховавший в Самарии, выдавая себя за "кого-то великого". Отождествление основателя секты симониан с этим Симоном сомнительно, но в церковной литературе оба образа слились. Исторический Симон, вероятно, так же далек от Симона богословских писаний, как пророк Иисус от гностического Христа-Логоса.

Суть учения симониан сводилась к тому, что в основе мира лежит единая Сила, которая проявляет себя как Разум. Разум создает стоящую ниже себя Мысль. Мысль обладает творческой способностью, она порождает ангелов и силы, создавшие мир. В процессе создания мира Мысль потеряла контроль над своими творениями, она находится в плену у них в "нижнем" мире, мире зла. Необходимо освободить Мысль из этого плена. В учении симониан абстрактные рассуждения, таким образом, переплетались с магией и мистическими представлениями о воплощении божества.

Гностические идеи ясно проявились и в учениях некоторых проповедников, которые стремились не отмежеваться от основных направлений в христианстве, а преобразовать их, не противопоставить уже существующим "священным" книгам новые, а в полном смысле слова переписать эти книги.

Особое место среди христианских проповедников II века занимает Маркион. Он появился в Риме лет через пять после восстания Бар-Кохбы. Маркион был богатым судовладельцем, приехавшим из провинции Понт (южное побережье Евксинского понта, как греки называли Черное море). Свою проповедническую деятельность он начал в Малой Азии. В течение многих лет он разъезжал по ее городам, стремясь сплотить христиан вокруг своего учения. В конце 30 - начале 40-х годов II века он приехал в Рим, чтобы привлечь на свою сторону руководителей римской христианской общины. Целью Маркиона было не основать свою группу, а объединить всех христиан вокруг тех идей, которые представлялись ему единственно истинными, отобрать те произведения, которые он почитал единственно священными. Маркион впитал многие гностические идеи, но в то же время внес в свои проповеди и сочинения собственные представления о взаимоотношениях между Богом и человеком. Маркион почти сразу занял руководящее положение в римской общине. Этому способствовал и немалый денежный взнос в двести тысяч сестерциев, который он сделал на нужды общины.

Главной целью Маркиона был полный разрыв с иудаизмом, очищение христианского учения от отголосков иудаизма и от апокалиптических настроений первых христиан, ждавших Конца Света и наступления Царства Божия на земле. Поражение восстания 132-135 гг. было для него поражением иудео-христианства.

Маркион, по-видимому, впервые выдвинул идею необходимости отбора "священных" книг – именно для того, чтобы изгнать из христианства неугодные ему идеи и чтобы сплотить все христианские группировки. Он создал собственное евангелие (на основе Евангелия от Луки) и распространял отредактированные им десять посланий Павла. Он написал также сочинение "Антитезы", в котором обосновал сущность своего учения и оправдывал свое произвольное обращение с уже созданными "священными" книгами тем, что они были искажены, а он возродил подлинный, боговдохновенный текст. В частности, он утверждал, что Евангелие от Луки подверглось переработке со стороны защитников иудейства, которые вставили туда цитаты из своих "священных" книг. Это утверждение Маркиона, как и его собственная редакторская деятельность, между прочим, еще раз доказывает, что различные переделки, вставки, изменения в христианских сочинениях были достаточно распространены во II веке. Недаром Цельс упрекал христиан в том, что они по многу раз переделывали свои "священные" книги, а Лукиан называл бродячего философа-киника Перегрина автором многих христианских книг.

Писания самого Маркиона до нас не дошли (впоследствии церковь не признала их), но содержание его учения и евангелие можно восстановить на основании цитат, которые приведены в произведениях его противников. В маркионовском варианте Евангелия от Луки отсутствовали легенды о рождении Иисуса и Иоанна Крестителя. Его Иисус не был сыном Марии, выросшим в доме плотника Иосифа. Он прямо сошел с небес в пятнадцатый год правления Тиберия, появился в Капернауме и выступил с проповедью сначала в синагоге этого города, а затем в Назарете. Маркион, таким образом, отрицал человеческую природу Иисуса. В этом вопросе его взгляды были близки группе докетов, которые считали земное существование Иисуса только кажущимся. Маркиону был чужд образ Иисуса, созданный первыми христианами, того Иисуса, который "из-за слабых был слаб, из-за голодных голодал, из-за жаждущих испытывал жажду", как сказано в одном из ранних апокрифических сочинений.

Маркион выступил против признания иудейской Библии (Ветхого Завета). Если Иисус – посланник божий, то уж во всяком случае, не иудейского Бога Яхве, которого Маркион объявил носителем злого начала.

Маркион признавал христианство абсолютно новым учением, не имеющим никакой связи с ветхозаветным откровением. Более того, он объявил, что ветхозаветное откровение и новозаветное учение противоречат друг другу, так же как противоположны карающий Судия Ветхого Завета и Бог Благости и Любви – Нового. Ветхозаветное откровение он приписал Демиургу — ветхозаветному Богу, который был и создателем видимого мира, а вот источником чувственного бытия признал материю со своим властителем—Сатаной. Новозаветное же учение исходит от Бога Благости и Любви.

По учению Маркиона для поддержания в мире нравственного порядка Демиург дал людям Закон, но не сообщил силы для его исполнения. Строгие требования этого Закона создали только мучения, как в этом мире, так и в аду, за гробом.

Для освобождения людей от власти Демиурга и полной победы Духа над Материей, Бог в образе Сына сошел на землю и принял призрачное тело, не рождаясь от Девы Марии, а спустившись прямо в Капернаумскую синагогу. Он открыл людям истинного Бога Благости и Любви и указал средства для освобождения от власти Демиурга. Маркион полагал, что страдания Спасителя на Кресте были призрачными, никаких мучений Иисус – воплощенный Логос – претерпеть не мог. Для Него на Кресте необходима была только смерть без страданий, поскольку доступ в ад был только для умерших. Надо отметить, что Маркион не делает ссылок ни на какое тайное предание, а пользуется только каноническими книгами самой Церкви, но одни из священных книг он изменяет, а другие—исключает.

Ириней писал о Маркионе: "Он бесстыдным образом богохульствует против проповеданного законом и пророками Бога, говоря, что он – виновник зла, жаждет войны, непостоянен в своих намерениях и сам себе противоречит. Иисус же происходил от того отца, который выше бога, творца мира..." ("Против ересей", 1:27,2).

В соответствии с гностическим подходом к миру Маркион считал невозможным, чтобы этот мир был создан благим Богом. По его учению, истинное божество – Абсолютное Благо – никакого отношения к миру не имело. В известной степени он пошел дальше многих гностиков. Последние говорили о том, что в человеке есть "блестки" божественного света, которые он может открыть в себе, Маркион же утверждал, что Абсолютное Божество не имеет никакой связи с людьми: они полностью чужды ему. Миссия Иисуса – спасти этих чуждых Богу людей. Христос выкупил их своей кровью, а купить можно только то, что тебе не принадлежит, рассуждал Маркион.
В этих рассуждениях он использовал отдельные места из посланий Павла. В Послании к галатам сказано, например "Христос искупил нас от клятвы закона" (3: 13; в греческом подлиннике на месте "искупил" стоит глагол "выкупил"); в другом месте того же послания вместо "возлюбившего меня" Маркион переводил "выкупившего меня", исправляя текст в соответствии со своим учением (2:20); в греческом языке два эти слова различаются лишь двумя буквами. "Выкуп" людей из мира, передача их истинному Богу были следствием благости этого неизвестного Бога, спасшего даже полностью чуждые ему существа. При такой интерпретации миссии Христа в учении Маркиона ни Страшному Суду, ни Царству Божию не было места. По словам Иринея, Маркион внушал своим последователям, что он "достойнее доверия, чем апостолы, передавшие евангелия".

Маркион полностью отвергал антропоморфизм Ветхого Завета и провел отчетливую разграничительную линию между старым иудаизмом и христианством, – рассматривал Иисуса не как Царя, Мессию евреев, и не как сына Давида, имеющего какое-либо отношение к закону или к пророкам, «но как божественное существо, посланное, чтобы открыть людям духовную религию, совершенно новую, и Бога доброты и милосердия, доселе неизвестного». «Господь Бог» евреев в его глазах, Творец (Демиург), был совсем другой и отличался от того божества, которое послало Иисуса раскрыть божественную истину и проповедовать радостную весть, приносить мир и спасение всем. Согласно Маркиону, миссия Иисуса заключалась в том, чтобы аннулировать еврейского «Господа», который «был противопоставлен Богу и Отцу Иисуса Христа, как материя противостоит духу, нечистое – чистому».

Руководители римской общины относились к Маркиону двойственно. С одной стороны, они тоже вели борьбу с иудео-христианством, но исключение из христианских "священных" книг всех ссылок на Ветхий завет, всех указаний на связь с иудаизмом означало коренную ломку основ христианской традиции; традиция же в религиозных верованиях, как известно, играет огромную роль. Не мог получить одобрения и крайний аскетизм, неприемлемый для широких слоев христиан. В соответствии с полным отрицанием мира и божественного начала в человеке Маркион проповедовал крайний аскетизм: он не только выступал против повторных браков (как большинство членов христианских общин), но ратовал за безбрачие, притом не ради "спасения души" отдельного человека, а чтобы не воспроизводить род человеческий в этом мире, чтобы "освободить" "выкупленные" души от связи с миром.

Мы уже говорили, что одной из важнейших задач, стоявших перед христианством, была выработка этических норм, определяющих поведение верующих в этом мире, поскольку реального освобождения от него они получить не могли. Аскетизм был для первых христиан путем достижения царства божия на земле "во время сие". Снимая эту идею, Маркион лишал бедняков и праведников последней надежды на вознаграждение: слова о том, что "алчущие насытятся", были вычеркнуты им из евангелия. Но если большинству «простых людей», особенно из язычников, было безразлично, как относиться к пророчествам Ветхого завета, то вера в вознаграждение – если не в Царстве Божием на земле, то в Царстве Небесном – была для них самым важным в христианстве.

Тем не менее, учение Маркиона довольно быстро распространилось среди христиан разных областей, его сторонники появились в Италии Египте, Сирии, Аравии. Одних в этом учении привлекало требование разрыва с иудаизмом; других – аскетизм.

Христианские богословы и руководители ряда общин начали борьбу с Маркионом. Он был исключен из римской христианской общины, ему даже вернули его взнос. Однако Маркион продолжал свои проповеди. Сила их, при всей ограниченности того круга людей, которым они адресовались, заключалась в призыве к неприятию мира, призыве, который был противопоставлен не только социальной позиции иудео-христиан, но и стремлению многих христианских деятелей найти пути примирения с государством. С Маркионом велись длительные переговоры. В конце его жизни ему предложили вернуться в общину и вновь обратить в истинную веру своих сторонников. Но Маркион умер, не успев выполнить это требование.

Учение Маркиона не могло победить, но влияние его, особенно на христианское богословие, было велико. В связи с его критикой Ветхого завета в ряд христианских сочинений были внесены изменения. И кто знает, сколько в посланиях апостола Павла сохранилось фраз, вставленных туда еретиком Маркионом... Попытка Маркиона отобрать из массы христианских книг "истинные" должна была подтолкнуть христианских деятелей к тому, чтобы выработать и согласовать список "священных писаний", определить возможность их использования во время моления в церквах или в домашнем чтении верующих. Вряд ли идея создания канона принадлежала именно Маркиону. Она витала в воздухе, поскольку в богословских и этических спорах христиане ссылались на разные сочинения, именно их почитая истинными. Но Маркион был, несомненно, одним из первых, кто практически попытался осуществить составление канона и тем самым побудил своих противников сделать то же, но с других идейных позиций.

Маркион действовал в рамках римской общины, придерживавшейся того направления в христианском вероучении, которое впоследствии стало господствующим. Но примерно в то же время создаются христианские общины, идейно и организационно обособившиеся от этого направления. Среди таких общин в середине II в. как раз и преобладали объединения гностического толка.

Христианские гностики проповедовали, прежде всего, в восточных провинциях – Египте, Сирии, Малой Азии. По конкретному содержанию учения разных гностических групп отличались друг от друга. Общим для них всех было противопоставление материального мира Духу, признание того, что материальный мир не создание высшего божества – которое есть Абсолютное благо, а плод ошибки его творца или сознательных действий злых сил. Ничто телесное, мирское не может спастись, только те избранные, в душе которых заложена крупица божественного света, или духа, могут спастись путем интуитивного познания – раскрытия в себе этого духа – пневмы. Пневма не знает о самой себе, ее пробуждение и освобождение от оков телесного и душевного мира и есть гносис – не рациональное познание, а озарение. Это озарение происходит благодаря действию различных посредников между высшими силами и людьми. Гностики-христиане такого посредника видели в Христе (Божественном Слове, Логосе), который пришел спасти, вывести тех, кто принадлежит ему, из низшего мира. Представления об Иисусе у всех этих групп существенно расходились с теми, которые отражены в новозаветных евангелиях. Прежде всего, он никак не мог быть сыном еврейского бога Яхве, которого они называли бессильным или даже злым началом. Были секты, которые почитали все те библейские персонажи, которые в Библии выступают противниками бога. Так, была группа каинитов – почитателей Каина (по библейскому мифу, Каин – сын Адама, который убил своего праведного брата Авеля); была группа почитателей змия – того самого змия, который, согласно Библии, соблазнил Еву съесть запретный плод с дерева познания, что привело к изгнанию первых людей из рая. Члены этой секты считали, что именно змий и был носителем истинного знания.

Гностики не признавали человеческой природы Христа. Христос воспринимался ими как предсуществуюший спаситель, "Первый Человек", "Небесный Адам", воплотившийся в Иисусе или вошедший в него. Он сообщает избранным, обладающим пневмой, тайны высшего мира и открывает пути возвращения туда. Смерть Иисуса трактовалась как победа над космическими силами зла, освобождение от них. Конечно, Логос, Извечный Разум, нельзя реально распять на кресте, поэтому существовало несколько толкований распятия: одни считали, что пребывание Иисуса на кресте было только кажущимся, другие – что Христос вообще исчез до распятия, а ослепленные иудеи по ошибке казнили вместо него некоего Симона, который нес крест для Иисуса к месту казни.

У большинства гностиков важное место в их учениях занимали рассказы о возникновении телесного мира, в основе которых лежало представление о падении предсуществующей Души (абстрактного понятия, как бы прообраза реальных человеческих душ), о разделении совершенного единства на противоположности (верхнее – нижнее; мужское – женское; правое – левое). Мироздание представлялось в виде многоступенчатой пирамиды, на вершине которой находится Благой Бог (его называли по-разному: Единый, Отец, Благо и т. п.), а на спускающихся ступенях – различные ангелы, силы, власти (по-гречески – архонты), постепенно теряющие изначальное совершенство. Внизу же господствует Зло.

Из представления о том, что все материальное и даже эмоциональное (сфера "души") есть зло, разные группы гностиков делали прямо противоположные этические выводы. Одни проповедовали крайний аскетизм, безбрачие, поддерживали требование первых христиан отказаться от всех материальных благ. Другие, наоборот, не признавали никаких моральных запретов. Поскольку и тело и душа принадлежат к низшему миру, спасти и исправить их нельзя; те же люди, которые открыли в себе частицы Божественного Духа, которые мистически соединились с Богом, не могут "испортиться", они как бы отделены от своего тела и души, и действия последних их духа не касаются. Отсюда та крайняя распущенность, которая встречалась в некоторых гностических группах. Ко всем активным действиям гностики относились отрицательно. Они не принимали протест не только в социальной, но и в религиозной сфере, как, например, отказ поклоняться статуям и изображениям римских императоров. По учению видного гностика II в. Василида, истинное благо для всех существ придет только тогда, когда каждое будет знать только самого себя и свою сферу. Василид безразлично относился к такому острому для христиан вопросу, как отступничество при гонениях. Нет никакого смысла в мученичестве и борьбе, утверждал он. Отречется внешне человек от своей веры или нет, от этого ничего не изменится; значение имеет только его внутреннее состояние, его внутреннее прозрение божества.

Одним из наиболее известных гностиков II в. был Валентин. Родился он. в Египте, начал свою деятельность в Александрии; около середины II в. (между 130 и 160 гг.) учил в Риме. Римская христианская община не приняла учения Валентина, но в Египте, Малой Азии, некоторых городах Италии у него было немало сторонников. Согласно учению Валентина, абсолютное божество – "неизвестный Отец" создал Разум; затем появляются различные "эоны" (извечные сущности, порожденные Богом). Совокупность эонов образует духовную полноту, единство Бытия – Плерому (др. греч. — «наполнение, полнота, множество».) Эоны не знают истинного Отца, поэтому при творении мира была совершена ошибка. Эоны, а затем различные Силы и Власти, находящиеся уже вне Плеромы, возникают попарно (каждая пара рождает следующую). В мире существует резкое разделение на противоположные пары; так, правым архонтом (властью) Валентин называл непосредственного создателя мира, а левым – Сатану (образ, заимствованный им из иудейских и христианских представлений). Христос (одна из сущностей в этом мистическом процессе разделения Единого Бога) открыл людям возможность гносиса, т. е. духовного достижения Плеромы. Гносис – индивидуальное откровение – и есть спасение, но это спасение может быть только духовным.

Естественно, что для Валентина, как и для других гностиков, Иисус был лишен человеческой составляющей. Валентин писал об Иисусе: "Он ел и пил особенным образом, не отдавая пищи; сила воздержания была в нем такова, что пища в нем не разлагалась, так как он сам не подлежал разложению" {Этот отрывок приведен у Климента Александрийского}.

У христиан-гностиков не было выработанной догматики; каждый проповедник или автор трактата вводил свои эоны, менял связи между ними, но общее впечатление от картины гностического мира оставалось одним и тем же. Именно потому, что "познание" для гностиков было не рациональным, а интуитивным, своего рода озарением, для них было несущественно, в каком порядке рождались эти эоны или как они конкретно назывались.

Однако одних только рассказов о непостижимом божестве и проистекающих из него сущностях было недостаточно, чтобы привести себя в состояние воссоединения с божеством, восстановления разорванного единства мира. Во всех гностических системах существовала сложная система Посвящений, были разработаны ритуалы Мистерий, и корни многих из них уходили в глубокую древность. Это были, безусловно, чисто эзотерические системы, поэтому гностики образовывали тайные союзы, куда попасть, в отличие от обычных христианских общин, было очень трудно. Вступающие должны были давать особые клятвы. Вот одна из таких клятв: "Клянусь Благим, который выше всего, хранить эти тайны и никому их не говорить, а также не отвращаться от благого к твари (т. е. к сотворенному)". Некоторые группы христиан-гностиков селились в уединенных местах, вдали от больших городов, чтобы избежать общения с инаковерцами и создать соответствующую обстановку для гносиса. Наследием этих групп в ортодоксальном христианстве явилось монашество, чуждое по духу ранним христианским экклесиям.

Именно в тайных организациях гностиков и появились многие апокрифические (буквально, "сокровенные") евангелия (например, Евангелие от Фомы) – тайные писания в собственном смысле слова. Они были предназначены для избранных, для тех, кому было доступно "истинное познание".

Учения гностиков вызвали ожесточенную полемику со стороны многих богословов II-III вв. Замкнутость, таинственность, сложные магические обряды гностиков – все это годилось только для изолированных групп, искусственно поставивших себя вне существующего общества. Многие верующие из социальных низов не могли понять сложных описаний ступеней мироздания, не могли отказаться от надежды на спасение в Царствии Божием (или в Царстве Небесном) – спасение всех верующих, а не только пневматиков. С другой стороны, руководители христианских общин не могли не понимать, что учение гностиков, с их невниманием к этике, к нормам поведения человека в реальной жизни, не могло помочь христианству найти свое место в системе общественных отношений Римской империи, установить контакт с государственной властью. Идея об избранности тех, кому доступен гносис, была чужда не только широким народным массам, но и господствующим слоям общества, ибо в основу этой избранности был положен не социальный принцип, не положение в иерархической структуре общества (или в иерархической структуре складывающейся христианской церкви), а возможность интуитивного познания Бога, которое могло проявиться в любом человеке.

Монтанисты

Борьба с гностицизмом была долгой и трудной. Как мы уже говорили, даже в сочинениях, включенных в Новый завет, проявились элементы гностического подхода к миссии Иисуса. Чем дальше уходило христианство от проповедей первых христиан, в которых главным было обещание Второго Пришествия и Конца Света, тем большее влияние приобретали учения, сосредоточивавшие внимание на идее духовного спасения. Против гностиков были направлены многие сочинения христианских писателей. Значительное место полемике с гностиками уделил Ириней в своем произведении "Против ересей". Он отстаивал тезис о том, что каждый уверовавший в смерть и воскресение Христа может спастись, что не только душа, но и тело во время страшного суда будет воскрешено. Ириней, например, обвинял гностиков в том, что они едят "идоложертвенное", "предаются разврату" и т. п. Интересно, что, пытаясь скомпрометировать гностические учения в глазах рядовых верующих, Ириней подчеркивает их аморальность, отсутствие разработанной этики. Ведь именно потребность в моральных нормах, в предписаниях этического характера остро ощущалась христианами II в. (да и не только христианами). Гностики в свою очередь подвергали критике те направления в христианстве и те догматы, которые не соответствовали их представлениям.

Критика со стороны гностиков побуждала ортодоксальных теологов пересматривать отдельные положения, вносить изменения в свои "священные" книги. Они пытались сформулировать основные положения христианства, которые должны быть непреложными для всех христиан. Очень много о таких положениях пишет Ириней. По-видимому, именно он первый стал утверждать, что образцовой общиной является римская община, что учение, которому следуют члены этой общины, и есть истинное. Выступая против учения и поведения гностиков, Ириней не проповедовал идеи первых христиан. Он защищал зажиточных христиан и их право владеть своим имуществом. Он писал, что не следует осуждать приобретающих богатство, ибо бог "справедливо печется о том, что будет служить ко благу".

Во второй половине II в., когда в Римской империи начался внешнеполитический, а затем и внутренний кризис, в христианстве появляется новое течение, с которым церкви пришлось бороться не менее упорно, чем с гностическими группами. Это течение связано с именем Монтана. Он был жрецом фригийской богини Кибелы, потом принял христианство и начал проповедовать свое учение, в котором были возрождены элементы ранних христианских верований. Как и в первые десятилетия существования христианских общин, главную роль среди сторонников Монтана играли пророки. Пророчествовал и сам Монтан, пророчествовали и его сподвижницы Присцилла и Максимилла. Монтан считал себя проводником Духа Утешителя, которого обещал послать Иисус Христос. Возможность обрести дар пророчества признавалась за любым верующим, через пророков шло распространение нового учения, в то время как в большинстве христианских общин не только в организационных вопросах, но и в вопросах вероучения руководящая роль в это время уже принадлежала епископам. Последователи Монтана считали, что Святой Дух более сказал в Монтане, нежели во всех пророках и апостолах, а в пророчествах монтанистов открывались более высокие тайны, чем в Евангелии.

Католическая церковь теоретически не отрицала возможность продолжения пророчества и других чудесных даров, но была склонна объяснять монтанистские пророчества сатанинским вдохновением и не доверяла им прежде всего потому, что они исходили не от рукоположенного священства, но по большей части от не обладавших авторитетом мирян и фанатичных женщин.

Монтанисты утверждали всеобщее священство христиан, в том числе женщин, в отличие от профессионального священства в ортодоксальной церкви. В этом плане Монтанисты считали, что по-настоящему пригоден к служению и может быть избран учителем тот, кто непосредственно обладает Божьим Духом, в отличие от внешнего рукоположения и епископской преемственности. Они всегда противопоставляли сверхъестественный элемент и свободное движение Духа механизму фиксированного церковного порядка.

Монтанисты возобновили собрания христиан с общими трапезами – практика, от которой другие христианские общины уже отказались, заменив их собраниями для молений и выслушивания проповедей епископов. Отношение монтанистов к епископату вызвало протесты со стороны христианских богословов. Один из церковных писателей – Иероним с возмущением писал о монтанистах: "У нас первое место занимают епископы, у них епископы на третьем месте, а первое место занимают патриархи города Пепузы во Фригии {Фригия – одна из областей Малой Азии; входила в римскую провинцию Азия.}, а второе – так называемые товарищи, и таким образом епископы скатываются на третье, почти последнее, место". Город Пепуза упомянут в этом отрывке не случайно. Дело в том, что монтанисты вновь, как некогда автор Апокалипсиса Иоанна, проповедовали скорое Второе Пришествие и наступление Конца Света. И это второе пришествие, согласно их учению, должно было произойти в Пепузе (монтанисты называли это местечко "небесным Иерусалимом"). Сторонники Монтана толпами шли в Пепузу, чтобы стать свидетелями этого события. В ожидании страшного суда монтанисты обязывались соблюдать строгий аскетизм. Во время гонений монтанисты всячески стремились к мученическому венцу. Монтан призывал к постам и расторжению браков. Многие люди бросали свои дома, все то немногое, что они имели, и шли, часто голодные и босые, встречать Второе Пришествие, которое все не наступало...

Христианские епископы начали борьбу с монтанистами. Были собраны местные съезды епископов, которые должны были осудить монтанистов и сплотить христианские общины в борьбе с ними. Те христианские деятели, которые не могли прибыть на съезд, были опрошены письменно; так было получено осуждение учения Монтана у "лионских мучеников" – христиан города Лугудуна (современный Лион), которые находились в темницах. С ними связались, вероятно, через навещавших их единоверцев. Таким образом возникла новая форма объединения христианских общин – съезды (соборы) епископов, сыгравшие огромную роль в выработке христианской догматики в период превращения христианства в государственную религию. Но пока еще у епископов не было возможности заставить всех верующих подчиняться их решениям. И хотя авторитет соборов сыграл определенную роль, монтанизм продолжал распространяться не только в Малой Азии, но и за ее пределами. Например, один из самых крупных христианских писателей II-III вв., Тертуллиан, живший в Карфагене, поддерживал монтанизм.

Противники этого течения от догматических споров и осуждений перешли к самым фантастическим обвинениям в адрес монтанистов. Руководитель римской христианской общины Сотер заявил, что монтанисты во время своих таинств используют кровь младенцев, т. е. совершают ритуальные убийства. Интересно отметить, что те же самые обвинения возводили языческие противники христианства на всех последователей нового учения. Теперь церковь воспользовалась этим обвинением, чтобы опорочить неугодное ей течение внутри христианства. Причем, заметим, обвинение было таково, что оно не только должно было отвратить от монтанизма верующих, но и обратить на него внимание римских властей, и без того, вероятно, недовольных шествиями бедняков в Пепузу. Сотер и его сторонники как бы подставляли монтанистов под удар со стороны римского государства и пытались тем самым расправиться с этим движением руками римских чиновников и легионеров. По-видимому, были и прямые столкновения между сторонниками и противниками учения Монтана. Евсевий сообщает, что первые называли своих преследователей "пророкоубийцами", а одна из пророчиц – Максимилла говорила, что ее гонят, "как волка от овец".

Движение монтанистов, то разгораясь, то затухая, просуществовало довольно долго. В VI в. император Восточной Римской империи Юстиниан запретил им устраивать совместные трапезы.

Монтанисты имели свою литературу, хотя главную роль в их учении играли устные проповеди. Были у них и свои евангелия. Но эта литература до нас не дошла. У христианских писателей приводятся только отдельные фразы из произведений монтанистов. Скудость цитирования при ожесточенности борьбы объясняется, по-видимому, тем, что между монтанистами и другими христианскими учениями не было существенных догматических расхождений. Тертуллиан писал, что они признают те же таинства и праздники, что и христиане ортодоксального направления. Монтанисты возрождали обычаи и верования первых христиан, освященные давностью и авторитетом. Многое из того, во что они верили, содержалось в книгах, которые почитали почти все христиане. Споры велись не по существу учения; монтанистов обвиняли в нарушении традиций (хотя они, скорее, их придерживались), в неуважении к епископату и даже, как уже упоминалось, в убийствах. Поэтому хотя и известно о существовании монтанистских "священных" книг, раскрыть их содержание теперь уже невозможно.

Гностицизм и монтанизм были как бы двумя крайними точками, по направлению к которым развивались разные христианские течения во II в., и в борьбе с которыми складывались догматика, этика и организационные формы учения, сумевшего наиболее адекватно приспособиться к окружающему обществу и государству. Именно это учение было признано в IV в. на Никейском соборе, где председательствовал сам император Константин, всеобщим (т. е. кафолическим), единственно правильным, православным (т. е. ортодоксальным). И вплоть до разделения христианской церкви на восточную (православную) и западную (католическую) она носила единое название – ортодоксальная кафолическая церковь.

Борьба внутри христианства во II в. не прошла бесследно. Многие учения того времени нашли свое продолжение в сектах и религиозных группах последующих эпох.


15-я Мудрость

ЭРЭО ТООН АГАР ЭО ПРИСЦЕЛЬС

22-я

РОН ЭТОЛ АГАР УНИТ ЭОХ