Смерть Валентиниана I в 375 г. повлекла за собой автоматический переход власти на западе к его сыну Грациану, соправителем которого на востоке оставался Валент. Однако даже смена отца сыном на императорском престоле в истерзанной предыдущими междоусобицами Римской империи уже не могла пройти спокойно и без осложнений. Видимо, при дворе нового императора, как это бывало и ранее, произошла определенная перегруппировка политических сил, в результате которой победу одержали "традиционные западные высшие классы". В результате дворцовых интриг, возможность ведения которых облегчалась молодостью императора, победу одержали представители сенаторского сословия центральных областей, в частности Италии, оттеснив на второй план провинциальную знать, преимущественно Паннонии и Балканских провинций, доминировавшую при дворе Валентиниана I.
Не оставалась пассивной и вдова умершего императора Юстина. Через 5 дней после смерти Валентиниана I — 22 ноября 375 г. — войсками в Паннонии был провозглашен императором четырехлетний сын Юстины Валентиниан II. Хотя Грациан неожиданно для себя получил в лице своего сводного брата соперника, у него хватило благоразумия не начинать гражданскую войну. Он лишь выразил недовольство этим событием и подверг наказанию некоторых наиболее ретивых участников провозглашения Валентиниана II. Положение Грациана на престоле было еще недостаточно прочным, и ему ничего не оставалось делать, как смириться с появлением малолетнего соправителя.
"Грациан был образованным выше среднего уровня человеком, — характеризует императора Аврелий Виктор, — слагал стихи, красиво говорил, умел разбираться в контроверсиях по правилам риторики". Этим он был обязан выдающемуся ритору и поэту поздней античности Авсонию, который был его учителем на протяжении 10 лет.
Аммиан Марцеллин характеризует Грациана следующим образом: "Это был молодой человек, широко одаренный, красноречивый, сдержанный, воинственный и вместе с тем мягкий, и он мог бы пойти по стопам лучших императоров прошлого, если бы не склонность его к забавам, которая под развращающим влиянием ближайших к нему лиц обратила его к пустому времяпрепровождению...". Правда, до поры, до времени эта склонность Грациана мало давала о себе знать, и в начале своего правления он больше был озабочен укреплением своего положения.
После 375 г. в западной части Римской империи явственно обозначились две политические группировки, которые концентрировались вокруг императорских дворов Грациана и Валентиниана II. В религиозном отношении окружение Грациана, вероятно, состояло из христиан ортодоксального толка, ибо никейской веры придерживался сам император, и язычников, по-прежнему занимавших видные места в государственном аппарате. Соотношение тех и других, как кажется, было на первых порах одинаковым, хотя, возможно, несколько преобладал языческий элемент.
Окружение Валентиниана II составляла преимущественно провинциальная знать, придерживавшаяся арианской веры, которой была привержена и императрица Юстина. Также в это окружение входила какая-то часть язычников.
Такая расстановка религиозно-политических сил заставила Грациана в начале правления следовать политике религиозной терпимости своего отца. Пытаясь с помощью этой политики возвыситься над враждовавшими между собой религиозно-политическими группировками, Грациан, тем не менее, не мог не понимать, что равновесие между ними довольно эфемерно и не может продолжаться бесконечно долго.
С усилением готской опасности двор Валентиниана II перебрался в Медиолан, и Грациан испытал на себе давление со стороны властной и своенравной мачехи Юстины. Последняя стремилась подчинить своему влиянию молодого императора, и в качестве одного из средств для достижения этой цели использовала арианство. В то же время давление со стороны ариан испытывал и Амвросий, епископ Медиолана, где находилась резиденция императорского двора. Таким образом, возникла реальная почва для сближения епископа и императора и, соответственно, церкви и империи.
Амвро?сий Медиола?нский — миланский епископ, проповедник и гимнограф. Один из четырёх великих латинских учителей церкви.
Амвросий Медиоланский родился около 340 года в городе Тревире (ныне Трир, Германия) в богатой и знатной римской семье. Тревир был в то время резиденцией префектов римской провинции Галлия, некоторые исследователи даже полагают, что отец Амвросия был префектом. Семья будущего епископа приняла христианство в начале IV века. Святая мученица Сотерия, пострадавшая за исповедование христианства во время «великого гонения» при императоре Диоклетиане, была двоюродной сестрой Амвросия. После смерти отца в 352 году семья Амвросия переселилась в Рим, где он получил превосходное образование, закончив обучение в 370 году. После краткого периода работы адвокатом Амвросий получил должность советника префекта Италии Проба, который был христианином и, ценя таланты молодого и способного Амвросия, покровительствовал ему. В 373 году Амвросий был назначен на должность префекта северной Италии с резиденцией в Медиолане (ныне Милан), который был тогда вторым городом Италии вслед за Римом.
Грациан нуждался в поддержке Амвросия Медиоланского и церкви, чтобы противостоять Юстине и ее арианскому окружению; Амвросий нуждался в поддержке Грациана и императорской власти, чтобы бороться с арианами и другими еретиками и укрепить авторитет Медиоланской церкви.
Амвросий ясно понимал, какой вред несут церкви раздоры и ереси и сколь гибельны они для государства. В своем трактате De Fide, адресованном Грациану, епископ настойчиво проводит мысль о том, что в бедствиях империи повинно отступление от "истинной" веры, и что именно приверженность этой вере дает победу войскам. Основой для устранения разногласий в церкви епископ, очевидно, считал твердость позиции на основании строгой приверженности Никейскому символу веры. Вместе с тем, как бывший государственный деятель императорской администрации и зная историю внутрицерковных конфликтов, Амвросий осознавал, что церковь в решении своих проблем не сможет обойтись без помощи императорской власти. Именно законодательство должно было конституировать никейскую ортодоксию как единственную и неоспоримую религию Римской империи. Амвросий приложил все усилия и употребил все свое влияние, чтобы Грациан вынес законы против ересей. Однако издание таких законов стало возможным только после серьезного потрясения, которое испытала вся Римская империя.
В середине 370-х годов резко обострилась обстановка на дунайской границе империи. Теснимые наступавшими с востока из причерноморских степей гуннами и аланами вестготы, жившие к северу от Дуная, попросили у императора Валента разрешения на поселение в границах Римской империи. В 376 г. Валент разрешил им поселиться во Фракии на условиях службы в римских вспомогательных войсках. Однако притеснения со стороны римских чиновников и искусственно вызванные трудности с продовольствием вскоре привели к восстанию готов против Рима, которое принимало всё более грозные масштабы.
Опасность оказалась столь серьезной, что Валент был вынужден перебросить несколько легионов с востока и лично возглавил армию, выступившую против восставших. На помощь Валенту из Италии поспешил со своей армией Грациан, заранее предупредив своего восточного соправителя не начинать сражения до подхода его войск.
Но малообразованный, раздражительный, упрямый, корыстолюбивый и жаждавший военной славы Валент поддался на льстивые речи придворных и решил действовать самостоятельно, чтобы не делить лавры победы с Грацианом. 9 августа 378 г. у фракийского города Адрианополя состоялось одно из самых грандиозных сражений поздней античности, которое завершилось полным поражением армии Валента и гибелью его самого.
Адрианопольская катастрофа явилась сильнейшим потрясением для всего римского мира и, несомненно, повлияла на сознание его обитателей, оказав воздействие и на их религиозные пристрастия. Многие считали, что причиной вторжения готов, гибели горячо покровительствовавшего арианству Валента и поражения римской армии было отступление от истинной веры. Другие считали, что Римскую империю погубила приверженность к изжившим себя языческим культам.
Напуганный последствиями битвы при Адрианополе Грациан вначале издал закон о терпимости. Несомненно, этот закон был вызван страхом императора перед возможными внутренними волнениями в условиях крайне серьезной внешней опасности. Катастрофическое положение империи никоим образом не должно было усугубляться религиозными раздорами. Кроме издания этого закона Грациан вернул изгнанных Валентом епископов, что также должно было успокоить общественное мнение.
Однако веротерпимость была лишь временной мерой, продиктованной исторической обстановкой. Условия для поворота в религиозной политике назрели за прошедшие почти 70 лет с момента издания Миланского эдикта Константина. Некоторое улучшение внешней и внутренней обстановки в империи, а также письменные контакты с епископом Амвросием, который стремился просветить императора в вопросах "истинной веры", и визит императора в Медиолан привели к изданию Грацианом 3 августа 379 г. закона, отменявшего закон о веротерпимости и осуждавшего все ереси, особенно арианство и донатизм. Продолжением этого поворота в религиозной политике стал закон 380 г., который предписывал конфискацию мест собраний еретиков и передачу их церквей католикам.
Преимущества религиозного единства империи с политической точки зрения были очевидны. Обвинения во всех бедах империи еретиков, и в первую очередь ариан, со стороны Амвросия и других ортодоксальных епископов достигли цели. Кроме того, важнейшие епископские престолы, находившиеся вдали от беспокойных дунайских провинций, представлялись в этих условиях центрами стабильности и поддержки римских традиций, в то время как к арианству были привержены готы и другие варвары. Интересы Римской империи требовали в тот момент поддержки никейской ортодоксии и борьбы ? арианством, и отчетливый поворот в этом направлении был Грацианом сделан.
Епископы же чувствовали себя неспособными обойтись без помощи гражданской власти в определенных случаях и прямо попросили санкционировать такую помощь, соглашаясь, например, на подсудность римского епископа императору, что свидетельствует о понимании императорской власти как высшей для церкви инстанции. Грациан, однако, не желал вмешиваться в церковные дела и не считал себя достаточно опытным, тонким и сильным правителем, чтобы принять роль "богослова на престоле", определяющего церковную политику. Отношения Грациана с западными епископами и в первую очередь с Амвросием в целом способствовали значительному повышению авторитета и престижа епископского престола и уважительного отношения к нему со стороны императорской власти. Таким образом, Амвросий не только стал наставником императора в католической вере, но и советником по вопросам политики империи. С другой стороны, характер этих отношений способствовал формированию первых элементов новой концепции взаимоотношений церкви и государства, которая в итоге должна была вылиться в теорию и практику папизма.
Уже в своих ранних произведениях конца 370—начала 380-х гг. Амвросий проводит мысль о независимости церкви в вопросах веры и доктрины. Церковь служит государству молитвами, но и государство, считает епископ, должно поддерживать церковь, защищать ее от нападок язычников и еретиков, которые должны быть лишены всякой государственной поддержки. Амвросий признает за императорской властью право созывать церковные соборы, ратифицировать их решения и проводить их в жизнь, в частности, применять гражданские санкции по отношению к епископам, не подчиняющимся решениям соборов. Однако за гражданской властью он не признает права вмешиваться в ход церковных соборов. По мысли Амвросия, церковь и государство — это две независимые, но союзные власти; религия и политика должны преследовать одну и ту же цель, и высшее благо империи состоит в согласовании государственных мероприятий с заповедями христианства.
Поворот в религиозной политике был совершен Грацианом и в отношении язычества, и этот поворот оказался весьма резким. Грациан стал первым римским императором, который на практике отошел от терпимости и отказался от роли язычества в качестве государственной религии. Первым шагом Грациана, ознаменовавшим этот поворот от старой религии, стал его отказ от титула Великого Понтифика. Этот титул ставил императора во главе всего языческого культа Римской империи, и его носили все римские императоры, начиная с Цезаря и Августа. Это титул был удален как не подобающий христианскому императору, и этим подчеркивалось отделение императорской власти от языческой религии. Далее последовала целая серия мероприятий против язычества, которые превосходили всё то, что было сделано в этом направлении до Грациана и которые были направлены на отделение старой религии от государства.
- было отказано в денежных государственных расходах на языческие обряды и жертвоприношения;
- прекращалось содержание жрецов и весталок из государственных средств;
- языческие храмы и их жрецы были лишены привилегий, которыми они пользовались на протяжении многих веков;
- была проведена секуляризация земли храмов и служителей культа;
- из зала заседаний римского сената был удален алтарь Победы.
Эти меры относились к традиционной римской религии и пока не касались других культов, причем направлены они были не против отдельных лиц, а против язычества в целом и его учреждений. Антиязыческие меры Грациана знаменовали собой отделение языческой религии от государства, но не запрещали поклонения богам и отправления культа. Император стремился завоевать расположение христианской церкви, но в то же время боялся окончательно порвать с язычеством, поэтому в его политике наблюдается интересный момент: язычество уже не было государственной религией, а христианство еще не могло считаться таковой.
Первой реакцией язычников на меры Грациана, помимо возмущения и негодования, была поддержка культов за счет собственных средств. Главная оппозиция антиязыческой политике императора возникла в римском сенате, который к концу IV в. уже перестал быть верховным органом государства. Его функции частично перешли к императорскому консисторию, частично были присвоены императором, и фактически сенат уже не оказывал никакого влияния на политику империи, решая малозначительные и частные вопросы, касавшиеся главным образом города Рима. Однако сенаторское сословие по-прежнему было высшим в империи, его представители занимали важнейшие государственные посты и обладали львиной долей земельных владений (особенно в западной части империи) и значительными материальными средствами. Именно в римском сенате из всех антиязыческих мер Грациана удаление алтаря Победы из сенатской курии вызвало наибольшее негодование. Статуя и алтарь Победы были установлены там еще Августом в 29 г. до н. э., на протяжении четырех веков, сенаторы приносили у этого алтаря клятвы верности императорам, и он являлся святыней римского народа, символом побед римского оружия. В IV в. в связи с усиливающимся влиянием христианства алтарь Победы стал еще и символом приверженности древним традициям, неразрывно связанным с языческими культами.
Однако сенат воспринял меру Грациана не только как оскорбление традиций и религиозных чувств язычников, но и как посягательство на последние остатки былого величия сената как политического органа. Борьба за алтарь Победы с самого начала имела явный политический оттенок и приобрела особую остроту именно по этой причине. В борьбе за алтарь Победы сенат действовал исключительно конституционными методами, но конечный исход этой борьбы был решен не словесным диспутом, а кровопролитным сражением.
Как только сенату стало известно о мерах Грациана, он, судя по всему, собрался на экстренное заседание, на котором было принято решение использовать все легальные возможности к тому, чтобы император отменил несправедливое решение. С этой целью к Грациану была делегирована часть сенаторов во главе с Квинтом Аврелием Симмахом. Сенат не без оснований рассчитывал на авторитет и изысканное красноречие этого поистине лучшего представителя римской сенаторской аристократии. Однако прибывшая в Медиолан в самом конце 382 г. делегация сенаторов не была допущена до аудиенции у императора. Дело в том, что пока делегация сената собиралась отправиться в Медиолан или уже находилась в пути, римский епископ Дамас переслал Амвросию петицию сенаторов-христиан, выразивших протест по поводу решения сенаторов-язычников и предупреждавших, что они перестанут посещать заседания сената, если Грациан отменит свои решения. Эту жалобу Амвросий передал императору, и судьба первой петиции сената была решена.
Вторая половина 383 и первая половина 384 г. ознаменовались событиями, которые способствовали некоторому укреплению позиций язычества. В конце августа 383 г. был убит Грациан, и западные провинции Римской империи оказались фактически поделенными между узурпировавшим власть Максимом и "законным" императором Валентинианом II. Смерть Грациана многие связывали с его антиязыческими мерами и приписывали ее мести отлученных от государства древних богов.
Религиозная политика узурпатора Максима, принявшего крещение вскоре после прихода к власти, не оставляла у языческой группировки в сенате никаких надежд на то, что обращение к нему могло бы привести к реставрации язычества. Валентиниан II не был крещен, но находился под сильным влиянием матери — христианки арианского толка. Тем не менее, его юный возраст, неопытность и непрочность политического положения давали реальные шансы на успех новой делегации сената. Признаком, явно указывавшим, по мнению язычников, на месть богов, оскорбленных мерами Грациана, явился голод в Италии и недостаток провизии в Риме в конце 383 г., что вызвало такую крайнюю меру, как изгнание иностранцев из города. Возможно, голод и недопоставка продовольствия в Рим были вызваны искусственно, чтобы вызвать недовольство среди народа и наглядно показать, к чему может привести "гнев богов". К лету 384 г. ведущие лидеры языческой группировки в сенате заняли важнейшие государственные посты. Им удалось добиться указа о том, что разграбленное имущество храмов, оказавшееся в руках частных лиц, должно было быть отнято, а эти лица — преданы суду как. Кроме того, язычники начали восстанавливать на собственные средства свои храмы и их убранство.
Удобный момент для обращения к императору представился в конце июля—начале августа 384 г., когда Амвросия, влияния которого язычники не могли недооценивать, не было в Медиолане. Возможно, опасаясь нового отказа в аудиенции, Симмах на этот раз составил письменное обращение к императору. При дворе Валентиниана II были и язычники, и христиане, поэтому исход дела зависел от красноречия и убедительности аргументов, что прекрасно понимал Симмах, составивший свою Реляцию по всем правилам ораторского искусства. Три основных пункта Реляции: что Рим требует исполнения старых обрядов, что жрецам и весталкам нужно платить жалование, что отказ платить жрецам повлек голод.
Реляция Симмаха была зачитана в консистории в присутствии императора, и ее восприняли довольно благосклонно: красноречивые обороты знаменитого оратора тронули не только язычников, но даже и христиан. То, о чем говорил Симмах, было созвучно идеалам и чувствам истинных римлян, воспитанных на уважении к традициям предков. Его аргументы выглядели очень убедительно, и, как предполагают историки, не будь решительного вмешательства в дело Амвросия, просьба сенаторов была бы удовлетворена. Амвросий ответил на реляцию несколькими письмами, в которых содержится ответ на три основных пункта. Отвечая на первый пункт Реляции, Амвросий предпринимает смелую попытку взглянуть на историю Рима без религиозной предвзятости и убедительно доказывает, что не боги вершили судьбы римского народа во время войны с Ганнибалом и осады Рима галлами: "Тех, кого не одолели языческие боги, победила воинская доблесть". Епископ с отвращением осуждает языческие обряды, в частности, принесение в жертву целыми стадами "невинных животных".
Амвросий не может удержаться, чтобы не пожаловаться императору на ущемление имущественных прав церкви, особенно на закон Валентиниана I, запрещавший служителям церкви наследовать имущество частных лиц, а также на тяжелые материальные условия освобождения лиц, пожелавших принять духовный сан, от муниципальных обязанностей. Несмотря на то, что Амвросий говорит о материальных тратах церкви на благотворительные цели (выкуп пленных, раздачи пищи бедным, поддержка изгнанников) и утверждает, что христиане предпочитают быть беднее в деньгах, чем в милости божьей, забота епископа о материальном благополучии церкви налицо. При этом Амвросий акцентирует внимание на то, что языческие культы не могут существовать без поддержки государства. Этот аргумент в устах епископа выставлял язычество в неблагоприятном, корыстном свете, а государственная финансовая поддержка трактовалась как часть торжественной сделки с богами, в то время как "бедность" христианства выдавалась за еще одно достоинство новой религии.
В ответ на тезис Симмаха о наличии различных путей познания великой божественной тайны Амвросий ясно указывает, что пути язычников отличаются от путей христиан, которых всему учит сам Бог. Здесь же епископ заявляет о политическом преимуществе христианской церкви перед язычеством: "Вы молите о мире для своих богов у императора, а мы просим у Христа мира для самих императоров".
Наконец, Амвросий отвечает на последний и, как он говорит, "самый значительный пункт" Реляции. Здесь он еще более краток, но не менее убедителен: "Должны ли вы, императоры, восстанавливать те средства помощи, которые были бы вам полезны; ибо он говорит: пусть они (боги) защищают вас, а нами почитаются. Это и есть то, вернейшие государи, что мы не можем перенести, так как они укоряют нас тем, что они молятся своим богам, пользуясь вашим именем. Но вами не было поручено, чтобы совершалось чудовищное святотатство. Они же интерпретировали ваше невнимание как согласие. Пусть у них будут свои защитники; свои, если смогут, защитят тех, кто им поклоняется. Ведь если тем, кто их почитает, они не могут помочь, каким образом они смогут защитить вас — кто их не почитает?"
Епископ старается убедить императора в несовместимости христианства с язычеством, относя к числу важнейших недостатков старой религии веротерпимость. Амвросий с осуждением перечисляет иноземные культы (фригийские, египетские, митраизм), воспринятые римлянами, и тем самым пытается подорвать политико-религиозный традиционализм языческой партии. Наряду с этим Амвросий старался убедить императора и его окружение в несовместимости христианства с язычеством, считая важнейшим недостатком старой религии веротерпимость.
Письма были зачитаны в императорском консистории и решительно изменили мнение придворных. Однако помимо убедительности аргументов Амвросия подействовали и политические соображения: императорский двор хорошо понимал, что согласие с доводами Симмаха может вызвать сильную оппозицию со стороны христианства, поддержка которого в условиях явной опасности со стороны Максима была так необходима.
Спор об алтаре Победы занял центральное место в борьбе между язычеством и христианством в конце IV в.. Он вышел далеко за рамки частного вопроса о том, быть или не быть алтарю в сенатской курии, явился столкновением двух враждебных идеологических и социальных концепций и вылился в борьбу за политическое преобладание между двумя религиями.
В идеологической области Амвросий, сам воспитанный языческой культурой, признает значение старой религии на определенной стадии развития человечества, его младенчества. Новая фаза общечеловеческой жизни, по мнению епископа, вызывает и новую фазу духовной жизни, но, признавая постепенность духовного развития, Амвросий отвергает сходство материального содержания и использует эту мысль для оправдания религиозной политики римских императоров второй половины IV в.
В политической области утилитарному пониманию роли религии, существующей только за счет государства и освящающей его политику, то есть взгляду, в целом связанному с защитой сложившейся в империи политической системы, Амвросий противопоставляет идею независимой церкви. Однако, провозглашая нейтралитет государства в религиозных делах, он настаивает на необходимости различать власть политическую и власть религиозную и показывает практическую значимость церковной организации как опоры государства. Вместе с тем, по мысли Амвросия, государство обязано вмешиваться в дела религии, когда возникает угроза христианству.
Устранение язычества с политической арены путем отделения религии от государства неизбежно вело в условиях IV в. к принятию роли государственной религии христианством, но уже в принципиально новом качестве. Язычество же вообще лишалось права на существование.
Еще один аспект спора об алтаре Победы — культурный. Спор обозначил не только переход Рима от старой веры к новой, но и радикальный поворот римского общества к новой христианской культуре, к новой шкале эстетических ценностей.
В христианизации IV века правлению императора Феодосия (379— 395) принадлежит особое место. Если рассматривать процесс христианизации Римской империи как цельное явление, то правление Константина и правление Феодосия представляют два этапа одного и того же процесса (начальный и завершающий) -- обращения Римской империи в христианство и обращения христианства в Римскую империю.
В религиозной политике Феодосия, как и во всем процессе христианизации IV в., отчетливо выделяются три основных направления:
1. Политика по отношению к месту христианства среди всех религий империи и, особенно, определение соотношения христианской религии с римским язычеством.
2. Выработка оптимальной модели отношений церкви и государства.
3. Борьба за единство христианства и подавление всех течений, противостоящих этому единству.
Во всех этих направлениях Феодосий действовал очень активно.
Феодосий родился около 346 г. в Испании. Семья Феодосия относилась к провинциальной аристократии и имела обычные для своего круга связи и влияние среди правящего класса Испании и Галлии. Вероятнее всего, Феодосий должен был получить соответствующее для своей социальной группы образование. Его отец — Флавий Феодосий Старший — был видным военачальником императора Валентиниана I и прославился многими военными подвигами в Британии и в Галлии, на Рейне и на Дунае. Благодаря отцу Феодосий с раннего детства познал военную науку и военную дисциплину, так как отец часто брал его собой на войну. Поэтому уже в 374 г. Феодосий-сын в возрасте 27 лет получил должность военачальника (Dux) верхней Мезии. Здесь он нанес несколько поражений варварам, завоевал популярность среди народа и любовь у солдат.
Впрочем, обратной стороной его успехов стала зависть со стороны бездарных царедворцев, которые искали повод к устранению и отца, и сына. Такой повод представился вскоре после смерти Валентиниана I. В результате дворцовых интриг Феодосий-отец попал в опалу, подвергся скоропалительному аресту и вскоре был казнен в Карфагене. Перед смертью, которую он принял с присущим настоящему воину мужественным спокойствием, Феодосий старший принял крещение. Феодосию-младшему в виде милости было позволено удалиться в Испанию в свое имение и вести там частную жизнь. Успешная карьера молодого полководца неожиданно прервалась, едва достигнув зенита. Впрочем, в данной ситуации под угрозой была не столько карьера, сколько сама жизнь будущего императора.
О Феодосии вспомнили в момент наивысшей опасности для империи, когда ее постигла Адрианопольская катастрофа и когда сам он уже почти привык к жизни провинциального аристократа: он был вызван Грацианом из Испании и 19 января 379 г. торжественно провозглашен императором. В управление ему были даны восточные провинции Римской империи, а также на него было возложено ведение войны с готами. Новый император принял энергичные меры по укреплению армии, объявил новый набор в нее всех боеспособных мужчин, кроме слуг и рабов, и уже в том же 379 г. сумел нанести ряд поражений варварам во Фракии и Мезии. Грациан же, положившись на Феодосия на востоке и опасаясь за судьбу своей части империи, отвел свои войска на запад.
В середине января 380 г. императора Феодосия, успешно боровшегося с готами, настигла тяжелая болезнь, когда он находился в Фессалониках — городе, которому суждено было сыграть огромную роль в его христианской жизни и тогда, и десять лет спустя. Как это часто бывало в те времена и, возможно, следуя примеру Константина и своего собственного отца, Феодосий вверил свою судьбу Богу и решил принять крещение прежде, чем силы окончательно покинут его. К счастью для будущих судеб христианства и никейства, поблизости от императора оказался епископ Асхолий, которого Амвросий Медиоланский называл "оплотом веры и святости". От этого Асхолия Феодосий и принял таинство крещения и оказался первым на востоке императором никейского вероисповедания. Заметим, что Феодосий, так же как и Константин, не был искушенным в вопросах догматики и, принимая сторону никейских ортодоксов, руководствовался в первую очередь политическими соображениями.
Не вызывает сомнения, что конечной целью религиозной политики Феодосия, как и у его предшественников, было достижение политического единства Римской империи. Религиозные разногласия, которые проявлялись не только в академических и бытовых спорах и дискуссиях, но, порой, и в открытых вооруженных и кровавых столкновениях, нередко в IV в. были орудием политической борьбы и препятствием для внутреннего мира, столь необходимого, как уже подчеркивалось, в условиях растущей внешней опасности. Религиозный мир, а с ним и внутренняя политическая стабильность, мог быть обеспечен поддержкой той веры, которая вызывала симпатии большинства населения, к которой склонялись высшие социальные слои Римской империи, которая была наиболее перспективной в политическом отношении, которая, наконец, имела позитивный политический опыт в прошлом. Эта вера должна была устраивать самого правителя и не противоречить его внутренним убеждениям, но при этом она должна была выставить его человеком бескорыстно религиозным в глазах современников.
Обратиться к язычеству Феодосий не мог. Опыт Диоклетиана и Юлиана был достаточно красноречивым и показательным, чтобы идти явно бесперспективным путем. Тем более что к началу 380-х годов общий баланс империи складывался явно не в пользу древней религии. И если это почувствовал Грациан, то и Феодосий, превосходящий его опытом, должен был ощущать это не менее отчетливо. В отношении христианства принять решение было гораздо сложнее.
Арианская его ветвь изобиловала и положительным, и отрицательным политическим опытом, причем именно эта вера еще была преобладающей (или почти преобладающей) к концу 370-х гг. на Востоке, который Феодосий принял под свое начало. Эту веру принял Константин, этой веры придерживались все предшественники Феодосия в восточной части римского мира, наконец, именно эту веру приняли варвары, с которыми предстояло бороться не только на полях сражений, но и путем дипломатии и переговоров, в том числе и с участием священников. Но этой веры придерживался и Валент, на которого возлагалась ответственность за Адрианопольскую катастрофу и арианская приверженность которого совсем не помогла ему ее избежать и договориться с варварами – своими собратьями по вере. Кроме того, варвары рассматривались как враги Рима, с ними многие ассоциировали все беды империи, и принятие империей арианства могло означать в тот момент едва ли не капитуляцию перед варварской угрозой. В то же время призвавший Феодосия к власти Грациан придерживался никейского вероисповедания, внушаемого ему Амвросием Медиоланским, поэтому с точки зрения политической в этом отношении никейство было предпочтительнее. Следует иметь в виду и то, что семья Феодосия тоже придерживалась никейского символа, поэтому склонность императора к этой ветви христианства вполне соответствовала его внутренним побуждениям, хотя политические мотивы, несомненно, превалировали.
Таким образом, становится понятным, почему вскоре после крещения в 380 г. Феодосий издает свой знаменитый эдикт Cunctos populos. 27 февраля 380 года в присутствии западноримского императора Валентиниана II и его сводного брата, соправителя Грациана, Феодосий подписал в Салониках эдикт о вере, провозгласивший христианство государственной религией и запретивший отправление языческих обрядов. В нем император повелевает всем народам, находящимся под его властью, исповедовать никейскую веру, принятую на I Вселенском соборе: "Последователям этого учения, — говорится в эдикте, — мы повелеваем именоваться православными христианами, остальных же присуждаем нести бесславие еретического учения, собраниям же их не приписываем имени церквей. Кроме приговора божественного правосудия, они должны будут понести строгие наказания, каким заблагорассудит подвергнуть их наша власть, руководимая небесной мудростью".
Заметим, что, в отличие от Миланского эдикта Константина, который только заключал союз с христианством и создавал возможности для его развития вместе с остальными религиями, эдикт Феодосия воспроизводит почти в полном виде Никейский символ веры, то есть религиозной доктрине, санкционированной негосударственной организацией, была придана сила и форма закона, санкционированного государственной властью. Это был беспрецедентный случай для римского права, что позволяет толковать и понимать этот закон не просто как союз государства и христианства, но придание христианству в его никейской разновидности официального и исключительного статуса. Эдикт трактует христианство не столько как равноправного союзника государства, сколько как один из государственных институтов, на который теперь возлагались особые, специфические функции.
Однако следует отметить, что провозглашенное в эдикте отношение государства ко всем религиям и культам Римской империи стало реализовываться не сразу. Прежде всего, определенную осторожность и сдержанность Феодосий проявил по отношению к язычеству. Хотя в мае 381 г. он издал эдикт против отступников, согласно которому лица, перешедшие из христианства в язычество, частично лишались гражданских прав, а к концу того же года были запрещены жертвоприношения, соединенные с гаданиями. Однако уже в 382 г. Феодосий разрешил открыть языческий храм в Эдессе как художественный памятник. Статуи языческих богов не должны были, по его мнению, оскорблять христиан, так как они представляли собой произведения искусства, а не идолов. В отношении ересей, причем не только арианской, специальный эдикт был издан еще до Константинопольского собора 381 г.
Совершив в конце 380 г. триумфальный въезд в Константинополь, Феодосий стал думать о проведении церковного собора, который, по его замыслу, должен был положить конец разногласиям в церквах восточной части империи в соответствии с эдиктом Cunctos Populos. Весной 381 г. в Константинополе по повелению императора собралось 150 епископов и состоялся собор, которому суждено было войти в историю в качестве Второго Вселенского, хотя западные на нем не присутствовали и даже не знали о нем.
Вначале собор решал вопросы о замещении церковных кафедр, затем, после решения организационных вопросов, отцы приступили к дискуссии о вере, которая завершилась подтверждением никейского символа, расширенного толкованием божественности Святого Духа. Именно этот символ и стал основой Православия.
Особым постановлением собора были преданы анафеме ереси, особенно арианская, а также ереси Аполлония и Македония. Собор изложил несколько частных правил — канонов, относящихся к управлению церкви. В ряду этих канонов было правило, дающее одно из первых официальных определений ереси: "Еретиками же мы называем тех, которые издавна отчуждены от церкви, и тех, которые показывают вид, будто исповедуют истинную веру, однако же, отделились и составляют свои собрания против наших правильно поставленных епископов"... (Канон 6).
Наконец, собор внес ясность в вопрос о церковной юрисдикции и постановил считать Константинопольский Церковный престол вторым после Римского, что вызвало вскоре протест как со стороны самого Рима, так и Александрии. Император Феодосий непосредственно на соборе не присутствовал, но внимательно следил за его ходом и после его окончания постановил, чтобы все епископы, отступающие от константинопольского символа, лишены были епископства и не только не были переводимы в другие места, но чтобы удаляемы были от церквей, от городских стен, от сообществ людей.
В 382 или 383 г. Феодосий созвал в Константинополе "собор всех ересей", повелев собраться на него епископам независимо от веры или принадлежности к какой-либо секте. На этом соборе император заставил всех ересиархов представить ему письменное изложение их учений и мыслей о вере. Приняв от каждого такое изложение, Феодосий одобрил ортодоксальное, а остальные разорвал. Тем самым Феодосий еще раз продемонстрировал свою личную приверженность Никейскому символу и свое желание привести церковь к единству. Такая недвусмысленная позиция императора явно не оставляла представителям различных религиозных течений никаких надежд, и они, по выражению Сократа, удалились с этого собрания "в скорби и унынии".
Таким образом, Феодосий с самого начала своего правления возвел охрану никейского вероучения и борьбу с отклонениями от него в ранг государственной политики. За время своего правления он издал в общей сложности 17 законов против ересей, неуклонно контролировал ход церковных соборов и назначения на важнейшие кафедры. Борьба с инакомыслием, даже в рамках одной религии, становится с этих пор важнейшей функцией государства, и ереси начинают теперь рассматриваться как государственные преступления. Благодаря этой жесткой и неуклонно проводимой политике уже в начале 380-х годов на востоке не только были загнаны фактически в подполье многочисленные ереси, но и силой государства был обеспечен безусловный приоритет сторонников никейского символа веры.
При этом противники официально признанной государством разновидности христианства подвергались преследованиям и гонениям: их церкви конфисковывались, их собрания разгонялись, их лидеры отправлялись в ссылки – власть вернулась к религиозному принуждению старой языческой империи. И хотя гонение на ариан и македониан, санкционированное Феодосием, не было их тотальным истреблением, несомненно, с их стороны встречалось сопротивление, вплоть до физического.
На западе последняя крупная вспышка борьбы с арианством связана с событиями вокруг базилики в Медиолане и противостоянием двора Валентиниана II и его матери Юстины с епископом Медиолана Амвросием в 385—386 гг. Победителем в этом конфликте вышел Амвросий, что ознаменовало победу никейского символа и на западе. После этого лидеры западного арианства предприняли последнюю попытку получить возможность свободного отправления богослужения в 387 г., обратившись к Феодосию с просьбой созвать новый вселенский собор. Феодосий вначале согласился, и ариане уже начали собираться в Константинополь, однако Нектарий и другие православные восточные епископы сумели убедить императора отказаться от ранее принятого решения и отменить собор. Затем Феодосий издал закон, запрещавший собрания ариан, отправление культа и публичные рассуждения о вере.
Вскоре основные арианские лидеры умерли или удалились к готам. Таким образом, церковь была приведена к единству, причем не только на востоке, но и на западе. Несомненно, что единство было обеспечено силой государства, твердо и неуклонно проводимой Феодосием религиозной политикой, которая основывалась не только на его личных пристрастиях, но и на трезвой оценке общей религиозной ситуации в Римской империи и ее перспектив. Феодосий ставил своей целью "спасти от разделения государство через церковь, а церковь через государство". Наряду с этим, это единство также было достигнуто благодаря активной деятельности последовательных никейцев — лидеров ортодоксального направления, сплотившихся вокруг покровительствовавшей им императорской власти.
За полвека христианизации Римской империи сильно изменилась не только общая религиозная ситуация, но и сама церковь. Несмотря на все раздоры, церковь за это время усилилась и окрепла, в то время как государство всё более ослаблялось под давлением внутренних и внешних обстоятельств. Поэтому вопрос об отношениях церкви и государства к концу 380-х годов по мере обретения церковного единства стал приобретать всё большую остроту.
Однако, "отождествляя интересы церкви и государства", Феодосий отнюдь не намеревался поставить церковь в равноправное положение с государственными институтами. Он видел в христианстве государственную религию, то есть религию, служащую государству, а не наоборот.
Феодосий созывает соборы и санкционирует их работу, издает приказы о расследовании достоинств кандидатов на епископские кафедры, а затем, по своему выбору, определяет тех или других лиц в епископы; регламентирует законами жизнь клириков и монахов, пытается даже присвоить себе право канонизации святых, сам лично объявляет изложения веры как государственные постановления, обязательные для всех его подданных, устанавливает предметы епископского суда и т. д. В сущности, не было ни одной стороны в жизни церкви, которая не подпала бы бдительному оку императора и не подверглась критике и переустройству, сообразно основной идее его политики.
Но если такая политика встречала понимание на востоке и вполне соответствовала сложившимся здесь взглядам на роль императора как вершителя всех дел церкви, причем не только внешних, но и даже внутренних, то на западе, как в силу традиций, так и в силу слабости там императорской власти, а также в связи с особенностями христианизации этой части империи, такая позиция не могла быть принята как должное.
Отношения церкви и государства на западе складывались совершенно иначе, чем на востоке, и лидеры западной церкви, особенно Амвросий Медиоланский, совершенно не терпели описанного выше отношения к христианству со стороны светских властителей. Взгляды Амвросия и Феодосия на характер союза между церковью и государством кардинально расходились, и отношения лидера западной церкви и властителя восточной части Римской империи неизбежно должны были вылиться в конфликт.
По-видимому, Амвросий до 388 г. не встречался с Феодосием лично – между ними существовало лишь знакомство по переписке еще с 381 г., причем это знакомство отнюдь не способствовало установлению дружеских контактов. Первая встреча епископа и императора представляется наиболее вероятной после победы Феодосия над Максимом.
Амвросий первым делом счел своим долгом ходатайствовать за людей, которым грозили различные кары за сотрудничество с узурпатором. Феодосий действительно не лишил никого ни имений, ни свободы, ни должности. Он даже возвратил чиновников, поставленных Максимом, в прежнее положение, кассировал приговоры суда, вынесенные лицами, не имевшими соответствующего титула и, кроме того, оказал помощь Галлии собственными средствами. Впрочем, император, проявляя милость по отношению к побежденным, вероятно следовал не столько чувству великодушия и просьбам Амвросия, сколько реальной оценке политической ситуации на западе, которая грозила новыми осложнениями в случае широких репрессий.
Очень скоро Амвросий предпринял попытку воздействовать на Феодосия, когда к императору была направлена очередная петиция сената с просьбой о восстановлении алтаря Победы. Попытка давления со стороны епископа была воспринята Феодосием настороженно, и император попытался представить дело так, что его отказ не зависит от настояний Амвросия, который, впрочем, благоразумно не надоедал ему.
Будучи епископом административной столицы западной части империи, Амвросий имел обширные связи с представителями римской аристократии и императорской администрации. Несомненно, "свои люди" были у епископа и в императорском консистории, что позволяло Амвросию быть в курсе всех принимавшихся там решений и даже воздействовать на них. Не имея пока возможности лично оказывать влияние на Феодосия, Амвросий пытался действовать через приближенных императора. Последний же упорно не желал подчиниться диктату епископа и принимал решения по религиозным вопросам по своему усмотрению. Одно из таких решений привело к открытой конфронтации епископа и императора.
В том же 388 г. в небольшом пограничном городе на Евфрате Калиннике христианские монахи и плебейские массы, подстрекаемые местным епископом, сожгли иудейскую синагогу и молитвенный дом гностической секты валентиниан. Когда весть об этом событии дошла до Феодосия, император отдал распоряжение наказать виновных, а синагогу построить заново на средства епископа. В свою очередь, Амвросий, узнав об этом распоряжении, незамедлительно направил Феодосию специальное послание, убеждая того отменить это распоряжение. Письмо Амвросия не возымело должного действия на императора: он так и не отменил своего приказа, хотя, вероятно, несколько изменил его, распределив обязанность восстановить синагогу на всех членов христианской общины Калинника.
Вскоре Амвросий получил возможность лично высказаться перед императором в церкви. В Медиолане Амвросий совершал богослужение в церкви в присутствии императора Феодосия. Вначале епископ произнес проповедь, обращаясь через голову императора к своим прихожанам. При этом особое внимание Амвросий уделил преимуществам церкви перед синагогой с церковной точки зрения. Заключительную часть проповеди Амвросий посвятил сравнению Феодосия с библейским царем Давидом, завершив ее словами о том, что Феодосий должен видеть в боге творца того, что возложено на него.
Император понял намеки, содержавшиеся в проповеди Амвросия, и попытался оправдаться перед епископом, сказав, что первоначальный приказ исправлен и ответственность за происшедшее лежит не на одном епископе, но на всех монахах общины. После явного давления Феодосии дал обещание исправить рескрипт. Епископу этого показалось мало, и он попросил императора отменить расследование. Феодосию в этой ситуации, чтобы сохранить свою репутацию христианина перед паствой Медиоланской церкви, не оставалось ничего другого, как обещать и это. И церковь, несомненно, многое выиграла.
Эта победа ставила препятствия императорскому деспотизму в отношении к церкви. По мнению Амвросия, государство, особенно если его представителями являются христиане, не может принудить церковь или ее представителей сделать что-либо, что может рассматриваться как отступничество. Мало того, Амвросий от имени церкви заявил претензию на церковный контроль государственных дел и на право налагать вето на любую меру властей, которая могла повредить интересам ортодоксии.
Прямым следствием уступчивости Феодосия была вспышка религиозного фанатизма в отношении язычников и иудеев, храмы и собственность которых подверглись нападениям со стороны монахов и христианских фанатиков. Но гораздо большее значение имела политическая сторона победы Амвросия над Феодосием. Эта победа явилась серьезным ударом по принципу, которому Феодосий следовал на востоке – когда светская власть преобладает над духовной (этот принцип впоследствии получил название цезарепапизма).
Однако спустя пять лет Феодосий издал указ о наказании за разрушение и грабеж синагог и препятствие иудеям в отправлении их культа. И хотя этот указ касался только восточной части империи, Феодосии ясно доказал свою терпимость по отношению к иудейской религии.
Однако ближайшим последствием этого эпизода явилось то, что император поспешил избавиться от опеки властного епископа и принял меры к тому, чтобы к Амвросию не поступала информация о решениях, принимаемых в консистории. Кроме того, историки отмечают, что в 389—390 гг. симпатии Феодосия даже несколько склонились в пользу языческой партии, виднейшим представителям которой император предоставил почетные посты и свое дружественное расположение во время визита в Рим.
Впрочем, Амвросия по-прежнему информировали о решениях консистория, несмотря на строжайший запрет императора, и епископ всё так же держал руку на пульсе государственной жизни. Новое столкновение между императором и епископом произошло по гораздо более значительному поводу, чем сожжение синагоги в отдаленном городке. Правда, на этот раз дело совершенно не касалось религии.
Мятеж в Фессалониках произошел, как считают, из-за более постыдной причины и имел гораздо более ужасные последствия. Этот крупный город, столица всех иллирийских провинций, был защищен от опасностей готской воины мощными укреплениями и многочисленным гарнизоном. Командующий этими войсками Ботерик, судя по имени, варвар, имел среди своих рабов красивого мальчика, который возбудил нечистую страсть в одном цирковом вознице. Этот влюбленный грубый наглец был по приказу Ботерика брошен в тюрьму; командующий ответил суровым отказом на громкие крики толпы, которая докучала ему в день, когда для народа устроили игры, назойливыми жалобами на отсутствие своего любимца, считая, что мастерство возницы важнее, чем его нравственность. Недовольство народа было к тому же усилено несколькими прежними спорами, а поскольку основные силы гарнизона были отправлены на войну в Италию, его слабый остаток не смог спасти несчастного военачальника от разгула народной ярости. Ботерик и несколько его офицеров были бесчеловечно убиты; их изуродованные тела бунтовщики волокли по улицам, и император, находившийся тогда в Милане, с изумлением узнал о дерзкой и беспричинной жестокости народа Фессалоников.
Хладнокровный судья приговорил бы к суровому наказанию виновников этого преступления, но мысль о достоинствах и заслугах Ботерика вместе с другими причинами, видимо, довела до крайней степени горе и негодование императора. Феодосию с его горячим и раздражительным нравом не хватало терпения вынести медленный ход судебного расследования, и он поспешно принял решение, что кровь его наместника должна быть искуплена кровью виновного в этой крови народа. Все же он колебался, прислушиваясь то к советам милосердия, то к голосу мести. Епископы в своем религиозном усердии почти вырвали у неохотно уступившего императора обещание простить всех, но льстивые уговоры его советника снова разожгли в нем страсти; уже отправив в путь гонцов со смертным приговором, Феодосий попытался помешать исполнению собственных приказов, но было поздно. Наказание римского города безрассудно поручили варварам, готовым рубить любого без разбора, и подготовку к враждебным действиям скрывали, как заговор против законной власти. Жители Фессалоников были предательски приглашены от имени своего государя на цирковые игры; их страсть к этим развлечениям была такой ненасытной, что множество людей отбросили все страхи и подозрения, чтобы стать зрителями. Как только все места были заполнены, солдаты, тайно расставленные вокруг цирка, получили сигнал к началу не скачек, а резни. Беспорядочное избиение всех без разбора – чужеземцев и местных, старых и молодых, мужчин и женщин, невиновных и виноватых – продолжалось три часа. Убитых было, по разным подсчетам, от семи до пятнадцати тысяч. Убийцы заявляли в свое оправдание, что были обязаны добыть определенное указанное заранее количество голов; такое извинение лишь увеличивает видимостью порядка и системы ужасы резни, устроенной по приказу Феодосия. Вину императора увеличивает то, что он часто жил в Фессалониках. Местоположение несчастного города, облик его улиц и зданий, одежда и лица его жителей были хорошо знакомы императору, даже мысленно находились у него перед глазами, и Феодосий остро чувствовал, что люди, которых он уничтожает, существуют на самом деле.
Известие о случившемся дошло до Амвросия, когда он проводил собор в Медиолане. "Не было никого, — писал он императору, — кто не сокрушался бы, никто не воспринял это равнодушно, не было оправдания твоему деянию в обществе Амвросия". Сам Феодосии в это время в Медиолане отсутствовал, и за три дня до его приезда Амвросий покинул город, сославшись на болезнь. Однако истинной причиной внезапного отъезда епископа было его стремление избежать встречи с императором. Из места своей добровольной ссылки он направил тайное письмо Феодосию.
Амвросий начинает это письмо с традиционных заверений в своих добрых чувствах к императору и благодарит Феодосия за его благодеяния. Вместе с тем, епископ сетует на то, что император лишил его возможности влиять на решения консистория. При этом он признается, что некоторое из того, что в нем решалось доходило до него, но, подчиняясь воле императора, он сам принял меры к тому, чтобы ему не сообщали об этих решениях, и такая позиция была для него очень мучительна.
Далее епископ отмечает существенную черту Феодосия – горячность, которую в зависимости от воздействия окружающих тот либо быстро обращает в милосердие, либо разжигает до такой степени, что едва сам может ее удерживать. Амвросий оправдывает свое прежнее молчание на этот счет смирением и боязнью лишиться почтения к себе как священнику императора.
Упоминая о происшедшем в Фессалонике и реакции на это участников Медиоланского собора, Амвросий пишет, что он не смог предотвратить этого события и что Феодосий опоздал отменить первоначальное распоряжение. Видимо, присутствовавшие на соборе епископы просили Амвросия обеспечить примирение Феодосия с богом, и он начинает в своем письме готовить для этого почву. Епископ стыдит императора, сравнивает его с библейским Давидом и, приводя цитаты из Библии, призывает к раскаянию и покаянию. Амвросий считает высшим достоинством Феодосия благочестие и призывает его одержать победу над дьяволом и не усугублять своего греха.
Наконец, епископ объявляет в довольно мягких выражениях об отлучении императора от церкви: он говорит, что не осмелится совершить богослужение, если Феодосий пожелает присутствовать, и что Феодосий сможет совершить евхаристию только тогда, когда его жертва будет приемлема для бога. В заключение епископ призывает императора следовать за ним, кто показывает ему бога, как пример.
В целом это письмо написано слишком мягко, чтобы говорить о решительной и непримиримой позиции Амвросия по отношению к императору. Епископ, как кажется, не столько сожалеет о происшедшем и о "невинной крови" погибших, сколько стремится добиться хотя бы формального примирения Феодосия с церковью, оставляя дверь в нее широко открытой и в буквальном смысле подталкивая туда императора. Да и молитвы за Феодосия в условиях отлучения его от церкви явно не соотносятся с привычным для церковной литературы обликом Амвросия как стража справедливости и христианской морали.
Тайный характер письма определенно указывает на то, что Амвросий добивался своеобразной сделки с Феодосием; император должен совершить покаяние, а в обмен на это церковь бралась не только замолить его грехи, но и успокоить общественное мнение.
Получив письмо Амвросия, Феодосий не решился идти на конфронтацию с церковью и некоторое время не посещал храмов, но в то же время он попытался договориться с Амвросием. Во время переговоров Амвросий, по своему обыкновению, первое время упорствовал; вероятно, и Феодосий какое-то время сопротивлялся диктату церкви. В конце концов, стороны договорились о принятии императора в лоно церкви при условии публичного покаяния. По правилам церковного благочиния, человекоубийца должен был в течение 4 лет носить траур, 5 лет не говорить ни слова, 7 лет лежать распростертым и 4 года стоять на ногах. Амвросий, несомненно, учитывал исключительность случая и высочайший ранг кающегося. Вероятно, отлучение продолжалось около трех месяцев. Амвросий постарался устроить покаяние таким образом, чтобы, с одной стороны, эта процедура не унижала императорского достоинства, с другой стороны, чтобы показать его истинным христианином и раскаявшимся грешником. Феодосий же, соглашаясь пройти покаяние, не задумывался об исторических последствиях этого акта и преследовал сиюминутные пропагандистские цели. Считая себя христианским императором, он хотел доказать своим подданным то значение, которое имеет эта религия для него лично, да и бессмысленная резня в Фессалониках требовала если не объяснения, то хотя бы какого-то оправдания в глазах общественного мнения, особенно в глазах христиан. Следует учитывать и личный фактор — мягкость и уступчивость Феодосия, тем более по отношению к Амвросию после того, как епископ сумел показать возможности церковной власти.
В этом событии виден триумф церковной власти над светской, поворотный пункт в истории, прогресс человеческий и гражданский, пример того, что власть и свобода клира доказали здесь способность быть бастионом общественной свободы и закона, установление жизненного принципа западного общества, победу христианского морального порядка над волей правителя.
Таким образом, возвышение церкви над государством стало фактом, который, несомненно, демонстрировал итог христианизации IV века и символизировал формирование христианской Римской империи. В этом смысле в правлении Феодосия историки справедливо усматривают завершающий этап христианизации Римской империи, начатой Константином.
Медитация 4-й Мастер:
ЭРЭО ТЛПЛ
ЛОО ЭССО
АУО ДАНА
ХЕВА ЛОТТ
ГЕА ОУН
© 2001—2024 «Литан» — Центр Открытого Сознания
Графика и дизайн: Ольга Генерозова
Тех. поддержка: Всеволод Кузьмин